Молодые годы Петра I

сбредив в 1686 году «потешное войско», ставшее ядром будущей российской регулярной армии, Петр на себе самом проверил разумность и целесообразность многих предпринятых им установлений. Царь, наряду со всеми сотоварищами, проходил службу в первой роте Преображенского полка, ставшего потом первым гвардейским полком, сначала барабанщиком, а затем рядовым солдатом. Он так же, как и все прочие, стоял на карауле, спал в одной с солдатами палатке, носил такой же, как они, мундир, копал землю, возил ее на тачке, сделанной, кстати сказать, собственными руками, и ел ту же кашу, что и солдаты, из одного с ними котла.

Не только, как мы бы теперь сказали, популистские мотивы двигали юным царем, но и чистая прагматика. Испытав на самом себе все тяготы службы, Петр знал, наверное, удобен ли мундир, достаточна ли солдатская порция.

Так как он сам был и выше, и сильнее, и моложе многих иных солдат, то мог сказать: «Слава Богу! Теперь я знаю наверное, что паек, определенный солдату, вполне доволен, ибо когда я по возрасту и силам моим требую больше, чем прочие, то, конечно, каждый из них будет совершенно сыт».

1697 году Петр I заболел так сильно, что многие опасались за его жизнь. Да и сам царь не был уверен в благополучном исходе болезни. А надо заметить, что в ту пору существовал обычай на одре болезни прощать преступников. Это делалось для того, чтобы прощенные молились за здравие своего благодетеля и Бог, услышав их жаркие молитвы, послал бы тому исцеление.

В церквах совершались молебны за здравие государя. Пользуясь случаем, один судья решил попросить у больного аудиенции, чтобы представить к помилованию девять разбойников, приговоренных к смерти.

Петр принял судью и не только выслушал приговоры, но и попросил рассказать о том, за что эти люди приговорены к смерти. Когда судья выполнил просьбу больного, то Петр ужаснулся жестокости содеянного ими и сказал:

Ты же судья! Подумай, могу ли я простить этих злодеев, преступив через закон и правосудие? Наконец, примет ли Бог их молитвы за мое здравие? Ступай и вели их казнить. Я больше надеюсь на то, что Господь окажет мне милость за мое правосудие, чем за то, что он сохранит мне жизнь за неправедное решение.

Приговор был исполнен, а царь Петр вскоре поправился.

Осле подавления стрелецкого бунта 1698 года одна из женщин, у которой в бунте принимали участие три ее сына и все трое были схвачены, умоляла Петра оставить им жизнь. Петр отказал ей, так как вина их была доказана, а преступления, ими совершенные, карались смертью. И все же несчастная мать вымолила у царя жизнь одного из трех - самого младшего. Царь разрешил ей попрощаться с двумя приговоренными к смерти и забрать из тюрьмы младшего.

Мать долго прощалась с сыновьями и, наконец, вышла с помилованным сыном на волю. И когда они уже прошли ворота тюрьмы, ее сын вдруг упал и, ударившись головой о большой камень, умер мгновенно.

Петру донесли о случившемся, и он был настолько сильно поражен этим, что впоследствии очень редко миловал преступников, если их вина была очевидна.

(2>^огда же Петр навестил сестру свою Софью, находившуюся в Новодевичьем монастыре в заточении за участие в стрелецком бунте, чтобы поговорить с нею о случившемся. Однако царевна ни о чем не захотела говорить с ним, и Петр вышел со слезами на глазах, сказав только: «Жаль! Сколько умна, столько и зла, а могла бы мне быть правою рукою».

днажды Петр I приехал на

железоделательный и чугунолитейный завод Вернера Миллера и там пошел в ученики к мастерам кузнечного дела. Вскоре он уже хорошо стал ковать железо и в последний день своей учебы вытянул 18 пудовых полос железа, пометив каждую полосу своим личным клеймом. Окончив работу, царь снял кожаный фартук и пошел к заводчику.

А что, Миллер, сколько получает у тебя кузнец за пуд поштучно вытянутых полос?

По алтыну с пуда, государь. .

Так заплати мне 18 алтын, - сказал царь, объяснив, почему и за что именно должен Миллер заплатить ему такие деньги.

Миллер открыл конторку и вынул оттуда 18 золотых червонцев.

Петр не взял золото, а попросил заплатить ему именно

18 алтын - 54 копейки, как и прочим кузнецам, сделавшим такую же работу.

Получив свой заработок, Петр купил себе новые башмаки и потом, показывая их своим гостям, говорил:

Вот башмаки, которые я заработал своими собственными руками.

Одна из откованных им полос демонстрировалась на Политехнической выставке в Москве в 1872 году.

Поди прочь! Я лучше тебя знаю, куда править!

Панов сумел войти в губу, называемую Унские Рога,

и пристал к берегу возле Петромынского монастыря.

Когда опасность миновала, Петр подошел к нему и, поцеловав в голову, поблагодарил за спасение.

Потом велел подать себе сухую одежду, а все, что снял с себя, подарил Панову и сверх того назначил кормщику пожизненную годовую пенсию.

(Однажды Петр I, увидев на Двине много барок, спросил: что это за суда, откуда они и что привезли в Архангельск? Ему ответили, что это барки из Холмогор, а привезли они на продажу глиняную посуду.

Петр решил осмотреть холмогорский товар и, переходя с барки на барку по узким доскам, положенным над товаром, упал в судно, нагруженное горшками.

К счастью, все обошлось благополучно для Петра, но не для товара: упав, Петр побил множество горшков.

Хозяин товара, почесав в затылке, взглянул на царя и проговорил:

Ну, отец, немного же теперь приведется привезти мне денег с рынка.

А сколько бы ты думал? - спросил царь.

Да, батюшка, если бы посчастливилось, привез бы алтын сорок, а то и побольше. (Алтын равнялся трем копейкам, и, таким образом, предполагаемая выручка, и то, если бы посчастливилось, составила бы один рубль двадцать копеек.)

Тогда Петр протянул крестьянину червонец и сказал:

Вот тебе деньги. Насколько они тебе милы, настолько и мне приятно знать, что ты не будешь на меня обижаться.

(2-^етр I ненавидел льстецов и часто просил говорить о нем самом правду, какой бы горькой она ни была. Однажды в Москве подали ему жалобу на судей-взяточников, и он очень разъярился, сетуя на то, что взятки есть зло и надобно их решительно искоренять. При этом оказался поблизости генерал-лейтенант Иван Иванович Бутурлин и, услышав грозные и горькие слова Петра, сказал ему:

Ты, государь, гневаешься на взяточников, но ведь пока сам не перестанешь их брать, то никогда не истребишь этот порок в своих подданных. Твой пример действует на них сильнее всех твоих указов об истреблении взяток.

Что ты мелешь, Иван?! - возмутился Петр. - Разве я беру взятки? Как ты смеешь возводить на меня такую ложь?

Не ложь, а правду, - возразил Петр Бутурлин. - Вот послушай. Только что я с тобой, государь, проезжал через Тверь и остановился переночевать в доме у знакомого купца. А его самого дома не оказалось - был он в отъезде. Дома же осталась его жена с детьми. И случилось, что в день нашего приезда были у купчихи именины и она созвала к себе гостей. Только сели мы за стол, как вошел в дом староста из магистрата и сказал, что городской магистрат определил с общего совета собрать со всех горожан деньги, чтобы утром поднести тебе, государь, подарок, и что по доходам ее мужа надобно ей дать на подарок сто рублей.

А у нее дома таких денег не оказалось, и она стала старосту просить, чтобы подождал до утра, когда должен был вернуться из поездки ее муж.

Однако же староста ждать не мог, потому что было ему велено к ночи все деньги собрать, и тогда я отдал ей бывшие у меня сто рублей, так как все гости тут же разбежались по домам, чтоб внести свою долю, как только к ним в дома пожалуют люди из магистрата.

И когда я дал купчихе деньги, то она мне от радости в ноги пала. Вот они какие добровольные тебе, государь, подарки. Так можешь ли ты от подданных своих требовать, чтоб не брали они ни взяток, ни подарков?

Спасибо тебе, Бутурлин, что вразумил меня, - ответил Петр и тут же приказал все ранее поднесенные ему подарки возвратить, а впредь категорически воспретил дарить ему что-либо, будь то подношения от частного лица, корпорации или города.

(2-^лизкий Петру человек Иван Иванович Неплюев рассказывал такой случай.

В 1700 году Петр по дороге к Нарве заночевал в одном купеческом доме и там увидел 17-летнего юношу редкой стати и красоты. Юноша очень понравился Петру, и он упросил отца отпустить его с ним, обещая сделать его сына счастливым, а со временем произвести в офицеры гвардии.

Отец просил оставить сына дома, так как он был один-единственный, горячо любимый и не было у купца другого помощника в его деле.

Петр все же настоял на своем, и купеческий сын уехал с царем под Нарву. А под Нарвой сын пропал, и, узнав о том, безутешный отец запустил дела и вконец разорился.

И лишь через 11 лет, в 1711 году, узнал купец, что его сын попал в плен к шведам и находится теперь в Стокгольме вместе со знатным пленником князем Юрием Федоровичем Долгоруким.

Тогда отец написал царю Петру челобитную на полковника Преображенского полка Петра Михайлова, который забрал у него сына и обещал сделать его счастливым, но слова своего не сдержал, и вместо того сын его не в гвардии, а в плену, и из-за того он сам отстал от своего дела и понес большие убытки. И он просил царя велеть полковнику Петру Михайлову сына из плена выкупить, а ему возместить все убытки. А следует знать, что имя Петра Михайлова носил царь, подобно псевдониму.

Составив такую челобитную, купец уехал в Петербург, отыскал там Петра на Адмиралтейской верфи и передал бумагу ему в руки.

Петр бумагу прочитал и сказал старику купцу, что он сам челобитные не принимает, но так как дело необычное, то он учинит резолюцию - «рассмотреть», но после того пусть этим делом занимается Сенат. Причем имя ответчика Петр вычеркнул, чтобы не мешать Сенату принять верное решение.

Сенат же постановил, что «челобитчик лишился сына по тому одному, что положился на уверение ответчика сделать его сына счастливым, но который не только не сдержал обещания своего, но, лишив отца сына, столько лет без вести пропадавшего, был причиною всего его несчастия. А потому ответчик должен: 1) сына его, из полона выкупя, возвратить отцу; 2) все показанные истцом убытки возвратить же ».

Петр обменял на солдата нескольких шведских офицеров, присвоил вернувшемуся купеческому сыну офицерский чин и велел быть ему возле отца до самой смерти старика, а после того вернуться в службу.

згром русской армии под

Нарвой произошел 19 ноября 1700 года. В это время Петр находился в Новгороде и, узнав о том, что в руки шведов попала вся казна и вся артиллерия, тотчас же предпринял действия, чтобы пополнить казну и создать новую артиллерию.

Рассказывают, что, когда Петр еще не знал, где взять ему медь для отливки новых орудий, некий пушечный мастер пришел к нему и посоветовал снять с колоколен половину колоколов, добавив при этом: «А после того, как, Бог даст, одолеешь своего противника, то из его же пушек наделать можно колоколов сколько хочешь. К тому ж есть из них много разбитых и без употребления». Так и сделали, и в ту же зиму армия получила множество новых пушек.

Что же касается казны, то велено было князю Петру Ивановичу Прозоровскому, в чьем ведении находилась Оружейная палата, всю серебряную посуду и вещи из серебра перелить и перечеканить в деньги.

Князь вскоре прислал Петру множество серебряных монет. Петр думал, что они отлиты из посуды, однако Прозоровский всю посуду сохранил в целости, а прислал царю неприкосновенный запас государственной казны, который хранил в великой тайне.

Посуду же и вещи отвез князь к себе в дом и там спрятал, распустив слух, что эти сокровища переплавлены на монету.

И только когда в Москве праздновались первые победы над шведами, он сознался Петру, что вся посуда цела и ею можно будет сервировать праздничные столы в Грановитой палате.

Петр попросил свести его в тайник, и Прозоровский согласился, попросив только, чтоб об этом ни в коем случае не узнал Меншиков, который найдет способ добраться до денег и промотает их без остатка.

В тайнике Петр увидел не только вещи и посуду, но и горы серебряной монеты. Царь поцеловал Прозоровского и велел ему взять из тайника десять мешков серебра, но князь отказался.

Этот рассказ долго сохранялся в семье Прозоровских.

(ь^с/осемнадцатое столетие вошло в мировую историю под именем «века России». Два блестящих царствования символизировали этот век: он начался правлением Петра I, Великого, и завершился деятельностью Екатерины II, также именуемой Великой. По словам А. С. Пушкина, в начале XVIII века «Россия вошла в Европу, как спущенный со стапелей корабль - при стуке топора и громе пушек».

В начале века был заложен Санкт-Петербург, а в середине его основан Московский университет. В этом столетии Россия стала европейской державой, прочно заняв место в альянсе других государств и громко заявив о себе как о великой и могущественной стране.

XVIII век закончился победоносными итальянским и швейцарским походами А. В. Суворова, когда «русский штык прорвался сквозь Альпы». Это столетие передало эстафету славы и подвигов веку XIX.

Доподлинно известно, что царь Петр I отличался не только прогрессивными взглядами на государственность, но и неуемным женолюбием. По словам современников, самодержец старался не пропустить ни одной смазливой особы женского пола и, якобы, вел специальный «постельный реестр», куда заносил имена тех, кто вскорости непременно должен оказаться в его постели и тех, кто уже там побывал. В числе прочих в этом списке была и дворянка Мария Гамильтон. История жизни этой молодой женщины хранит немало тайн многие из которых скорее всего так никогда и не будут раскрыты.

Молоденькая фрейлина
Точная дата рождения Марии Гамильтон неизвестна, зато мы знаем, что при дворе Петра I юная Мария появилась в 1709 году. Юный возраст означал в то время не более 16 лет отроду. Красивую девушку хорошего происхождения приняла в свой штат жена Петра Первого Екатерина Алексеевна и сделала ее своей фрейлиной.
Предки Марии Даниловны Гамильтон происходили из боковой ветви крупного старинного шотландского дворянского рода. Часть Гамильтонов из многочисленного клана, спасаясь от бесконечных войн между Англией и Шотландией и следовавших за ними жестоких политических репрессий, покинули острова и перебрались в далекую, холодную и загадочную Россию. В то время в Москве сидел на троне Иоанн Васильевич IV, прозванный Грозным. Он любил и жаловал многих иностранцев, поэтому принял лишившихся родины Гамильтонов ласково и дал им приют. По прошествии длительного времени шотландские Гамильтоны обрусели, породнились со многими русскими дворянскими фамилиями, и их потомки занимали различные должности на государственной статской службе, в армии и при дворе.

В постели монарха
Оказавшись при дворе Мария Гамильтон сделала все, чтобы Петр Первый ее заметил. Так и получилось. Вскоре молоденькая фрейлина оказалась в постели монарха.
Однако Петр недолго пылал страстью к очередной возлюбленной. Царь был слишком непостоянен, чтобы хранить верность даже первой красавице двора. Добившись своего, Пётр быстро охладел к молодой девушке и перестал ее замечать. Однако мириться с ролью отвергнутой любовницы Мария не пожелала. Она старалась как можно чаще попадаться на глаза царю. Чтобы вероятность встреч была большей Гамильтон сошлась с императорским денщиком Иваном Орловым.

Роман с денщиком

Нужно заметить, что в то время денщики при дворе были очень влиятельные люди. Их набирали из незнатных, но красивых и видных дворян. Они исправляли самые различные обязанности: должны были служить при дворе, исполняли роль палачей, секли палками сенаторов и знатных вельмож, а также разведывали о действиях генерал-губернаторов и военных начальников.
Итак, денщики при дворе в то время имели большую власть и для знатной дамы было не унизительно сойтись с таким человеком, тем более, если он был молод, красив и был страстным любовником.
Увы, в данном случае развязка была трагической…

Кража драгоценностей

Гамильтон и Орлов встречались тайно. Их связь продолжалась несколько лет. В 1716 году царь с супругой поехали в Европу. Любимая фрейлина царицы и денщик
Орлов отправлялись за границу в царской свите. Путешествие было долгим, и Пётр часто приказывал останавливаться на день, чтобы беременной Екатерине Алексеевне можно было отдохнуть. Придворные не теряли времени. Они развлекались, пили и заигрывали с местными девицами. Не остался в стороне и Иван Орлов.
С каждым днём он становился равнодушнее к Марии, часто оскорблял ее и даже избивал. Та, чтобы как-то задобрить возлюбленного, стала красть драгоценности царицы, продавая их и покупала Орлову дорогие подарки.
Затем Мария забеременела. По показаниям горничной, две предыдущие беременности ей удалось прервать, первую в 1715 году, лекарствами, которые она брала у придворных лекарей, говоря что ей нужны средства «от запору». Мария скрывала свой живот, и родив младенца, 15 ноября 1717 года тайно утопила его. При помощи служанки Катерины Терповской она скрыла следы преступления. Но совершенно неожиданно все дело выплыло наружу.

Под подозрением

В 1717 году из кабинета государя пропали важные бумаги. В причастности к этому происшествию заподозрили дежурившего в тот злополучный день царского денщика Ивана Орлова. В политическом сыске Петр I был весьма скор на руку и неимоверно жесток. Денщика тут же, не дав опомниться, потащили на допрос с пристрастием. Насмерть перепуганный Орлов кинулся самодержцу в ноги и слезно покаялся в грехах. Повинился он и в тайном сожительстве с бывшей фавориткой Его Величества фрейлиной Марией Гамильтон.
Царь тут же припомнил, что незадолго до происшествия с бумагами, при чистке одного из дворцовых нужников в выгребной яме нашли трупик младенца, завернутый в дворцовую салфетку. Сурово сдвинув брови, он повелел:
- Фрейлину Гамильтон немедля взять!

Первые узники

Марию и Орлова перевезли из Москвы в Петербург и заключили в Петропавловскую крепость. Они стали едва ли не первыми заключенными свежеотстроенной тюрьмы. Пошли расспросы и пытки. По подозрению в убийстве младенца и краже у Императрицы драгоценностей Марию пытали два раза.
Вскоре была вызвана на допрос горничная, от которой следствие и узнало об убитом младенце: «Сперва пришла Мария в свою палату, где она жила и притворила себя больною, и сперва легла на кровать, а потом вскоре велела мне запереть двери и стала к родинам мучиться. Вскоре встав с кровати, села на судно и, сидя, младенца опустила в судно. А я тогда стояла близ нее и услышала, что в судно стукнуло и младенец вскричал… Потом, став и оборотясь к судну, Мария младенца в том же судне руками своими, засунув тому младенцу палец в рот, стала давить и придавила».
Потом Гамильтон позвала мужа своей горничной, конюха Василия Семенова, и отдала ему труп выбросить.
Сам Царь стал допрашивал свою бывшую любовницу. В ходе допросов Мария держалась стойко и всячески выгораживала Ивана Орлова. Девушка призналась и в воровстве, и в убийстве, но против Орлова показаний не дала, даже под пыткой утверждала, что он ничего не знал ни про кражи, ни про убийство дитя…

По окончанию допроса Петр Первый вынес свой вердикт: «Великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич всея великия и малыя, и белыя России самодержец, будучи в канцелярии Тайных Розыскных дел, слушав вышеописанные дела и выписки, указав по именному своему великого государя указу: девку Марью Гамильтон, что она с Иваном Орловым жила блудно и была от него брюхата трижды и двух ребенков лекарствами из себя вытравила, а третьего удавила и отбросила, за такое душегубство, также она же у царицы государыни Екатерины Алексеевны крала алмазные вещи и золотые (червонцы), в чем она с двух розысков повинилась, казнить смертию. А Ивана Орлова свободить, понеже он о том, что девка была от него брюхата и вышеписанное душегубство детям своим чинила, и как алмазные вещи и золотые крала не ведал - о чем она, девка, с розыску показала имянно».

Мария Гамильтон была обезглавлена на Троицкой площади. Приговор был достаточно гуманным, так как по Уложению 1649 года «детоубийцу положено было живой закапывать в землю по титьки, с руками вместе и топтать ногами до смерти». Мария пошла на плаху в белом платье украшенном черными лентами. По некоторым указаниям, в ходе казни в России впервые был применен меч вместо топора. Петр выполнил данное девушке обещание, что палач к ней не прикоснется. После казни царь поднял отрубленную голову и поцеловал ее. Затем, как ни в чем ни бывало объяснил присутствующим анатомическое строение этой части человеческого тела. Затем поцеловал ее еще раз, бросил на землю и уехал.

Орлов, признанный невиновным, был освобожден задолго до казни Марии Гамильтон. Затем его пожаловали в поручики гвардии. Ну а тайну «девки Гамильтон» никто так никогда и не разгадал. Почему эта женщина поступила столь благородно, выгородив предавшего ее человека? Отчего Петр, продержав бывшую фаворитку полгода в темнице Петропавловской крепости, так и не отменил свой жестокий приговор?
По некоторым указаниям, непреклонность Петра была связана с тем, что младенцы Гамильтон с таким же успехом могли быть зачаты и им. Поговаривали, что ребенок, задушенный Марией, был от Петра, и тот, зная эту тайну, не мог простить любовнице убийство его сына.

Заспиртованная голова

Кстати история Гамильтон не окончилась казнью. В конце XVIII века княгиня Екатерина Дашкова, проверяя счета Российской Академии наук, наткнулась на необыкновенно большой расход спирта, и заподозрила хранителя в злоупотреблениях алкоголем. Но вызванный к начальству смотритель Яков Брюханов оказался сухоньким старичком, рассказавшим, что спирт употреблялся не сотрудниками Академии, а на научные цели - для смены раствора в больших стеклянных сосудах с двумя отрубленными человеческими головами, мужской и женской, около полувека хранившихся в подвале. Он также рассказал, что «от одного из своих предшественников слышал, будто при государе Петре I жила необыкновенная красавица, которую как царь увидел, так тотчас и повелел обезглавить. Голову поместили в спирт в кунсткамере, дабы все и во все времена могли видеть, какие красавицы родятся на Руси». А мужчина по словам смотрителя якобы был неким кавалером, пытавшимся спасти царевича Алексея. Дашкова заинтересовалась историей, подняла документы и выяснила, что заспиртованные головы принадлежат Марии Гамильтон и Виллиму Монсу (брату Анны Монс, казненному Петром Первым за то, что тот был в фаворе у Екатерины I). Головы осмотрела и императрица Екатерина II, подруга Дашковой, после чего приказала их закопать в том же подвале».

Глава 3. Любовные похождения отца.
Петр рано стал мужчиной, получив уроки любви на дворе материнской усадьбы. В распоряжении царевича были многочисленные дворовые девушки, прачки, скотницы и другие прислужницы, и его ранние мужские утехи не тревожили мать – она их приветствовала и даже потакала ему. На дворе все решалось просто, он был хозяин, и все подчинялось ему. Что происходило с бедняжками, его не интересовало – все проблемы решала мать. Позже он стал завсегдатаем кабаков и других злачных мест, посещая их «для пития и блудства. Петр «держать себя с дамами» не умел и не придавал ухаживанию и «обхождению» никакого значения.

В Немецкой слободе иностранки произвели на него огромное впечатление. Женщины сами проявляли свою благосклонность к нему. Сначала он попал в объятия Модесты Монс. Молодой Петр был привлекателен, и он оказался в кругу женщин, часто подталкиваемых мужьями или своими отцами, надеявшимся получить от юного государя какие-либо преференции в их деятельности. Среди них оказались дочь ювелира Батгихера и пылкая Елена Фадермрехт. Ее имя сохранилось в истории благодаря письмам, которые она писала царю, когда тот отправлялся в военные походы, называя его «свет мой дорогой, мой обожаемый, чернобровенький, черноглазенький». В среде респектабельных людей Немецкой слободы проявленное внимание царем к супруге или дочери почиталось за милость.

Чтобы образумить 17-летнего сына, Наталья Кирилловна решила женить его на Евдокии Лопухиной, дочери окольничего. Петр не возражал, и 27 января 1689 г. была сыграна свадьба. Однако менее чем через месяц Петр покинул жену и уехал на несколько дней на Плещеево озеро.
В то время, когда страной правила его мать, Наталья Кирилловна, Петр занимался своими потешными полками, ботиком на озере, а временами предавался загулу: пил запойно, курил, дрался, запускал «огненные потехи», менял во время оргий случайных женщин. Недаром лейб-медик Вильбуа говорил, что «в теле его величества сидит, должно быть, целый легион бесов сладострастия». Женщина, по его понятиям, предназначена для его любовных утех. И он привык решать нахлынувшее вожделение грубо и бесцеремонно.
В семье купца Монс он обратил внимание на младшую дочь Анну. Через несколько месяцев он изменил свое отношение к ней - с обычного, грубого, на уважительное, и вместо дешевых подарков стал вручать дорогие презенты. Известно, что у Анны был миниатюрный портрет государя, украшенный алмазами на сумму в 1 тыс. руб. Для Анны царь выстроил за казенные деньги каменный дом в два этажа и 8 окон в Немецкой слободе, вблизи новой лютеранской церкви. Петр платил Анне и ее матери ежегодный пансион в 708 руб. Жена знала об увлечении мужа немецкими девками с самого начала - слухи в Москве переносились мгновенно, но изменить что-либо в поведении мужа не смогла.
Проявление особых чувств к Анне Монс никак не влияло на его отношения к другим женщинам, - он никоим образом не пытался себя сдерживать, и любое вспыхнувшее желание удовлетворял немедленно. Петр не отличался особенной взыскательностью, внешний вид женщины для него не имел значения. Он лишь как бы был только исполнителем возникших у него возбуждений. А испуганные вниманием государя женщины были вынуждены не сопротивляться, не перечить, смиренно переносить истязание и унижение – царь был волен казнить или миловать. А каким он был жестоким, когда кто-то выступал против его воли, знали все. И оставаться без головы не хотели. Терпели и мужья, и отцы, про себя повторяя: «Так надо. Терпи!»
Во время пребывания в Париже в 1716 г. в Версале Петр «заперся с тут же взятой им девкой, которой он доказал свою удаль в апартаментах госпожи де Ментенон. Затем он отослал ее, подарив два экю, и хвастался герцогу Орлеанскому своими подвигами в выражениях, которые можно привести только по-латыни». Слух об оргиях в королевском дворце достиг госпожи де Ментенон, она записала. «Мне передают, что царь повсюду таскает за собой публичную женщину, к великому скандалу Версаля, Трианона и Марли».
В записях князя Голицына встречается невероятный случай драки царя с садовником, которому пришлось отгонять монарха граблями от крестьянки, которой он мешал работать. Как заслуживающую особое внимание Голицын привел историю с купеческой дочерью, которая, чтобы избавиться от любовных преследований Петра, была вынуждена бежать из родительского дома и скрываться долго в лесу. Такие явления были крайне редкими, поэтому князь их привел в своих записях.
Среди множества простолюдинок, которых Петр и не вспоминал, в рассказах о похождениях Петра упоминаются конкретные лица из приближенного ко двору круга.
Дочери стольника Арсеньева, Дарья и Варвара, были определены в подруги к сестре Петра, Натальи Алексеевне. Горбунья Варвара была удивительно смышленой, а смазливая Дарья - легкомысленной. Франц (Никита Петрович) Вильбуа, который горбатую Варвару считал дурнушкой, описал сцену, свидетелем которой он был: «Петр любил все необыкновенное. За обедом он сказал Варваре: «Не думаю, чтобы кто-нибудь пленился тобою, бедная Варя, ты слишком дурна; но я не дам тебе умереть, не испытавши любви». Время от времени Петр одаривал то одну, то другую сестру своим вниманием. В дальнейшем Петр привлек в круг «девиц» Меньшикова. Девицы писали им письма, ждали встреч, просили разрешения приехать повидаться то в Воронеж, то в Нарву, то в новую столицу Петербург. И когда возникала потребность, их вызывали. Позже Петр приказал Меншикову поселить девиц Арсеньевых в его московском доме вместе с сестрами Светлейшего князя - Анисьей и Анной, а затем к ним присоединилась Екатерина Веселевская (Скавронская) с дочерями Анной и Елизаветой.
Сохранилось свидетельство посланника прусского короля барона Пельница: «Царь побежал навстречу герцогине Мекленбургской, нежно обнял ее и увлек в комнату, где растянулся на канапе, не закрыв двери и не обращая внимания на оставшихся в приемной, ни даже на герцога Мекленбургского, предался, не стесняясь, выражению своей необузданной страсти». Какие отношения связывали Петра с дочерью его единокровного брата Екатериной Иоанновной говорить не принято. Но из заявления барона следует, что это связь была долгой, и, наверное, из-за этих отношений племянница Екатерина долго оставалась при Петре, и он выдал ее только, когда ей исполнилось 25 лет. Видимо, эти отношения были причиной ссор и побоев Екатерины ее мужем герцогом.
После венчания с Екатериной (Мартой Скавронской), родившей ему 11 детей, Петр не изменился, его вожделения не уменьшались. В 1713 г. при дворе Екатерины Алексеевны появилась новая камер-фрейлина Марья Даниловна Гамильтон, внучка Артамона Матвеева, приемного отца Натальи Нарышкиной, матери Петра. Стройная, красивая девушка понравилась супруге царя, Екатерине Алексеевне, ее пригласили ко двору. Фрейлина Гамильтон отличалась на редкость веселым и бойким характером. Петр усмотрел в ней «такие дарования, на которые не мог не воззреть с вожделением», обратил внимание на юную фрейлину и пригласил ее в свои покои. Мария стала любовницей русского самодержца, а он немедленно вписал ее в «постельный реестр». В периоды, когда царь отвлекался на других женщин, Мария не оставалась одна, ее любовником стал царский денщик Иван Орлов, для которого она воровала деньги и бриллианты у императрицы. В 1716 г. во дворце нашли тело мертвого младенца, завернутое в одеяло. Начался розыск и допросы. Вышли на денщика Орлова, он признался, что «Мария не раз вытравляла ребенка, совершая ужасный, смертный грех, и что он, Иван, дескать, к этим грязным делам вовсе не причастен». Следствие над девицей Гамильтон затянулось на четыре месяца. Марию пытали, и она призналась, что была виновна в детоубийстве, когда умерщвляла недоношенных детей «еще во чреве», а последнего, родившегося ребенка, задушила собственными руками. Свидетельницей убийства младенца стала горничная Катерина Терповская, которая подтвердила все сказанное фрейлиной. Вышел указ, подписанный государем: «Девку Марью Гамонтову, что она с Иваном Орловым жила блудно и была от того брюхата трижды и двух ребенков лекарствам и из себя вытравила, а третьего удавила и отбросила, за такое ее душегубство, а также она же у царицы госуда¬рыни Екатерины Алексеевны крала алмазные вещи и золотые чер¬вонцы казнить смертию».
14 марта 1718 г. двадцатипятилетнюю Марию Гамильтон подвели к плахе. Петр подошел к ней, обнял, поцеловал в лоб, затем что-то шепнул палачу. Многие подумали, что он отменил казнь. Палач, взмахнув топором, отрубил голову, которая покатилась по помосту. Царь поднял голову, поцеловал в губы, затем стал объяснять присутствующим строение этой части человеческого тела. «Окончив лекцию, он прикоснулся губами к поблекшим устам, принимавшим от него когда-то иные поцелуи, потом уронил голову, и, перекрестившись, ушел». Говорили, что ребенок, задушенный Марией, был от Петра, и тот, зная эту тайну, не мог простить любовнице убийство своего сына.
Еще одним серьезным увлечением Петра называли Евдокию Чернышеву, дочь Ивана Ивановича Ржевского и Дарьи Гавриловны Соковниной. Это была дочь одного из первых приверженцев Петра, из семьи старинного, знаменитого рода Татищевых. Мать ее получила известность как первая князь-игуменья «всешутейского собора». Она вовлекла дочь в развлечения и оргии этого собора. Пятнадцатилетней девочкой Авдотья оказалась на ложе царя, а через год в 1710 г. Петр отдал ее замуж за своего любимца полковника Григория Петровича Чернышева (при молодом Петре служил денщиком) и держал ее при себе. Она родила четырех дочерей и трех сыновей и утверждала, что их отцом был Петр. Евдокия получила от царя в приданое 4 тысячи душ крестьян. Ее сыновьям Петр Великий жаловал «на зубок» деньги и деревни, так что очень скоро семейство Чернышевых стало весьма состоятельным. В 1713 г. Григорий Чернышев был пожалован в генерал-майоры.
Настасья Петровна Голицына, урожденная княжна Прозоровская, по рождению принадлежала к высшему слою московского общества. Участвовала во всех забавах Петра I, в том числе и в деятельности «всепьянейшего собора». Много пила, умела шутить и была крайне острой на язык. По воле Петра она была шутихой Екатерины I, и приходо-расходные книги пестрят упоминаниями имени княгини Голицыной: «Будучи в Ревеле дано по приказу господина вице-адмирала Настасье Голицыной, что ее по рукам били, 10 червонных» (1715); «В Шверине царское величество пожаловало княгине Настасье Голицыной за вытье 20 червонных» (1716); «1722 год. Настасье Голицыной за то, что она перед их величеством плакала, 15 червонных». Отношения с Петром I у нее были довольно своеобразны. В переписке с царем называла его «батюшкой», свои письма Голицына подписывала «дочь ваша», Петр называл ее «дочерью» или «дочкой-бочкой» (возможно, намекая на ее размеры или на способности к питью). Их «высоким отношениям» не вредило то, что для царя она была «дурой или сумасшедшей». «Она часто ела за столом вместе с царем, и он бросал ей в голову остатки из своей тарелки». В 1718 г она привлекалась к следствию по делу царевича Алексея, была приговорена к ссылке на прядильный двор. Наказание Петр заменил на битье батогами. В 1718 г. она сменила Дарью Ржевскую на посту княгини-игуменьи (сам царь при этом считался в соборе всего-навсего «дьяконом»). В ходе различного рода мероприятий, проводимых этим своеобразным собором, А.П. Голицыной приходилось наравне с мужчинами участвовать в различных ритуалах «всешутейшего собора», в том числе бурных застольях, попойках и оргиях. Постаревший отец П.И. Прозоровский в 1719 г. подарил свое имение Черемушки дочери (барский дом и усадьба сохранились, на территории размещается «Институт теоретической физики»)
Зимой 1721 г. начался роман царя с двадцатилетней Марией Кантемир, дочери валахского князя Дмитрия Кантимира, союзника Петра по турецкой кампании 1711 г. Князь лишился своих владений и находился в Петербурге, ожидая обещанное вознаграждение. Он надеялся получить его с помощью своей дочери, роман которой с государем бурно развивался. В 1722 г. Петр отправился в персидскую кампанию: из Москвы в Нижний Новгород, Казань и Астрахань. Царя сопровождала его супруга Екатерина и Мария (вместе с отцом), которая была вынуждена остаться в Астрахани с мачехой и младшим братом Антиохом, так как была беременна. После смерти маленького Петра Петровича (в 1719 г) наследника у Петра не было, и все были уверены, что если княжна Кантемир подарит императору сына, то он, не колеблясь, поспешит избавиться от второй жены так же точно, как избавился от первой. «В случае рождения сына у княгини, царица опасается развода с нею и брака с любовницею, по наущению Валахского князя» (депеша французского посла Кампредона, 8 июня 1722 г). Майков подробно описал произошедшую в Астрахани историю: «Пока происходила эта экспедиция, в Астрахани, на государевом рыбном дворе, где было отведено помещение для Кантемирова семейства, совершилось издалека подготовленное темное дело. Княжна Мария преждевременно разрешилась недоношенным младенцем. Есть известие, что эти роды были искусственно ускорены мерами, которые принял врач Поликала.< > Теперь супруга Петра могла быть покойна; опасность, которой она боялась, была устранена». Когда осенью 1724 г. Екатерина увлеклась Виллемом Монсом, связь разочарованного женой Петра с Марией возобновилась, но к несчастью Марии Кантемир в январе 1725 г. Петр скончался.
На ассамблеях, которые были учреждены по царскому указу от 1718 г, царь обратил внимание на бойко владеющую французским языком молодую графиню Марию Андреевну Матвееву, дочь действительного тайного советника графа Андрея Матвеева, по отцовской линии приходившейся внучкой боярину Артамону Матвееву. Ее отец служил послом в Вене и Гааге до 1710 г. Судя по всему, государь не остался равнодушен к прелестям бойкой девицы и к ее «жантильному политесу». Великий князь Николай Михайлович отмечал, что молодая графиня «занимала первое место среди любовниц великого императора, он любил Марию Андреевну до конца жизни и даже ревновал ее, что случалось с ним нечасто». По словам Карабанова: «Петр І не только имел большое расположение к М. А. Матвеевой, но и ревновал ее к другим до того, что однажды даже наказал ее собственноручно за слишком смелое обращение с кем-то другим и пригрозил ей, что выдаст ее замуж за человека, который сумеет держать её в строгости и не позволит ей иметь любовников, кроме него одного».
В 19-летнем возрасте, в 1720 г, Мария была выдана Петром замуж за денщика царя Александра Ивановича Румянцева, недавно отличившегося в сыске по делу царевича Алексея. Брак девятнадцатилетней дочери с безродным сыном стольника не мог порадовать властного вельможу графа Андрея Матвеева, единственного сына ближнего боярина Артамона Матвеева и Евдокии Григорьевны Гамильтон. Именно в доме Матвеевых воспитывалась мать Петра I, именно в этом доме Матвеев организовал встречу своей воспитанницы с царем Алексеем Михайловичем, именно благодаря ему состоялась свадьба матери Петра с отцом, а затем именно в его доме нашли убежище от разъяренных стрельцов Лев Кириллович Нарышкин и другие родственники царевича Петра. Царь был многим обязан этой высокопоставленной семье. Вельможу нисколько не утешало, что дочь занимала первое место среди любовниц Петра. В ноябре 1721 г. Мария родила дочь Екатерину (муж отсутствовал дома более года с 9-го августа 1720 г., вел переговоры в Швеции). Чтобы умилостивить графа, Петр 30-го августа 1721 г., на праздновании подписания Ништадтского произвел Румянцева в бригадиры и пожаловал жениху «немалые деревни». Молодожены поселились в доме на Красном канале в Петербурге. В 1724 г Румянцев был произведен в генерал-майоры и отправлен чрезвычайным послом в Константинополь, где находился больше года, командовал всеми русскими войсками в Прикаспийских землях, а затем вел переговоры по установлению границ между Россией и Турцией и по решению спорных земельных вопросов между Россией, Турцией и Персией. Из Петербурга он выехал 24 октября 1724 г., дома не был несколько лет, окончательно вернулся в Москву 12 ноября 1830 г. Мария же оставалась в Москве, где родила 4 января 1725 г незадолго до кончины государя сына, крещенного Петром Александровичем. При дворе однозначно считали его сыном Петра. Крестной матерью мальчика стала императрица Екатерина.

Оснований для слухов и разговоров, что П.А. Румянцев был сыном Петра Великого, было предостаточно.
Поражало его внешнее сходство с Петром. Румянцев был высокого роста, с тонкими ногами, маленькими ступнями и миниатюрными кистями рук, как и Петр.
Во время правления Анны Иоанновны суд приговорил отца, Александра Ивановича Румянцева, к смертной казни. Императрица помиловала осужденного и отправила в ссылку, лишив его всех чинов и наград. Для смертного приговора должны быть серьезные основания, но их не было.
Летом 1739 г. русский посланник в Берлине барон Бракель получил от императрицы указ: «Снисходя к просьбе генерала Румянцева, сын его отправляется дворянином посольства к Вам, дабы Вы его при себе содержали и как в своей канцелярии для письма употребляли, так и в прочем ему случаи показывали, что бы он в языках и других потребных науках от добрых мастеров поставлен был и искусства достигнуть мог». Жалованье 14-летнему юноше было положено небывалое: 400 рублей в год.
В Берлине молодой Румянцев не проявлял никакого рвения к изучению наук. Он гулял, делал долги, закладывал вещи, платье. Бракель пожаловался в Петербург. Из столицы на имя недоросля пришло увещевание, подписанное министром, - не шалить. Внушение подействовало: молодой Румянцев перестал буйствовать, но зато вообще перестал ходить на службу. Доведенный до отчаяния барон Бракель слезно умолял Румянцева-старшего забрать сына домой. Эти мольбы возымели действие - Александр Иванович решил направить сына в армию. В 1740 г. за «мотовство, леность и забиячество» был отозван и зачислен в Кадетский корпус. Сохранился личный приказ императрицы: «Генерала Румянцева сына Петра Румянцева определить в Кадетский корпус и на оного и на поступки его иметь особливое, крепкое смотрение». Пребывание юноши в корпусе оказалось недолгим, ему срочно присвоили офицерское звание подпоручика и отправили в действующую армию.
В 1743 г. 18-летний капитан Румянцев, минуя чины секунд-майора, премьер-майора и подполковника, по личному приказу императрицы Елизаветы Петровны был произведен сразу в полковники и назначен командиром Воронежского пехотного полка. Отцу Александру Ивановичу Румянцеву было пожаловано графское достоинство. Молодой граф продолжал проводить время в загулах, что привело к горькой фразе его отца, сказанной в сердцах: «мне пришло до того: или уши свои зашить и худых дел ваших не слышать, или отречься от вас».
Не имея серьезных оснований и поддержки в верхах, дворянин не мог себя вести столь своевольно и разнуздано. И к удивлению, ему все его выходки сходили с рук, и, более того, он стремительно продвигался по службе, не совершив к восемнадцати годам ничего заслуживающего, чтобы получить чин полковника. А если следовать предположению великого князя Николая Михайловича, что Петр Александрович был сыном Петра Великого, и об этом узнала императрицы Анна Иоанновна и Елизавета Петровна, и каждая из них по-своему отреагировали на это известие, первая – испугалась конкурента, вторая – восторженно приняла его в круг родственников, то все становится объяснимым. Фельдмаршалом Петр Александрович стал при императрице Екатерине II после блистательных побед над турками.

Академик Ломоносов.
Неизвестный художник. Портрет Ломоносова. XVIII в.
Версия, высказанная еще в 1932 г. Василием Корельским в архангельской газете «Правда Севера» и еженедельнике «Советский рыбак», что Ломоносов – внебрачный сын государя, находит сегодня все больше сторонников.
У всех, кто изучал биографию великого русского ученого, возникали недоуменные вопросы, которые превращались в необъяснимые загадки.
Ломоносов, как Петр Румянцев, имел телосложение, напоминающее Петра: тот же высокий рост, румяный, полнощекий, узкокостный, с тонкими ногами и маленькими ступнями. Посмертные маски государя и ученого, сделанные с них скульпторами, очень похожи. Темперамент Михайло имел такой же взрывной. Петр I мог за нерадивость отлупить палкой своих «птенцов», Ломоносов часто выходил из себя и даже поколачивал тяжелой тростью именитых иноземных академиков Трескота, Винсгейма и других. Из свидетельств современников о Ломоносове: «в страшно пьяном виде шатался по улицам…», «ужасно буянил в своей квартире, колотил людей, участвовал в разных драках в винном погребке», «был очень дерзок и невежлив».
По записям отцом Ломоносова был племянник земского старосты Луки Ломоносова Василий Дорофеев. Мать Михайло, Елена Ивановна, была дочерью дьякона церкви Николаевских Матигор Ивана Сивкова, который умер в 1708 году. Елену как сироту взяли в услужение к богатым людям - братьям Бажениным. Были найдены записи ревизских сказок по деревне Мишанской, где жила семья маленького Михайло. За 1719 г. в ней значилось: «Лука Леонтьевич сын Ломоносов, сын его Иван, внук его Никита. Василий Дорофеев сын Ломоносов, Михайло». Сразу возникает вопрос: почему не написали, как было положено - Василий Дорофеев сын Ломоносов, сын его Михайло? По понятиям того времени, чьим сыном был Михайло, непонятно.
Как сообщают биографы в 1730 г. Ломоносов 19- летним парнем пришел в Москву с обозом и поступил в школу Заиконо-Спасского монастыря. Документы разъясняют этот факт по-другому. На второй или третий день Покрова 1730 г Михаила Ломоносова скрытно увезли в Сийский монастырь, чтобы затем по санной зимней дороге доставить в Москву на учебу. Ломоносов оставил для истории свидетельство, что, ожидая попутного извоза на Москву, он в Сийском монастыре нес службу пономаря. Семену Корельскому из Матигор, шедшему старшим в извозе Николо-Корельского монастыря на Москву, было дано повеление: «на твоей подводе поедет Михайло, возьми его в Сийском монастыре». Настоятель Заиконо-Спасского монастыря в Москве Герман Копцевич в первых числах февраля 1731 г. зачислил Михаила Ломоносова учеником школы при монастыре. Странно, как настоятель монастыря мог зачислить девятнадцатилетнего холмогорца в школу, когда в ней учились десятилетние ребята, причем на кошт (за счет) монастыря. В своем заявлении при поступлении в школу Ломоносов написал, что «отец у него города Холмогор, церкви Введения пресвятая Богородицы поп Василий Дорофеев, и что он жил всегда при отце, в драгуны, в солдаты и работники ее Императорского Величества не записан, в плотниках, в посылке не был, от переписчиков написан действительно отца сын и в оклад не положен».
Указом Святейшего Синода от 7 июня 1723 г. было строжайше запрещено принимать крестьянских детей в школу Заиконо-Спасского монастыря. Михайло представился сыном попа Василия Дорофея и был принят. По окончании школы Ломоносов просил зачислить его священником в экспедицию Кириллова, отправлявшуюся в Киргиз-Кайсацкие степи. Заявление датировано 4 сентября 1734 г. Сенатом было проведено дознание и установлено, что отец его не поп, а крестьянин-помор, независимый и довольно состоятельный. По одной из версий, богословская карьера Ломоносова оборвалась из-за вскрывшегося подлога документов при поступлении. Рукоположение не состоялось, семинарист был направлен изучать науки.
Глава Синода Прокопович, после того как Синод переехал в Петербург, приказал перевезти в Петербургскую академию 12 лучших студентов Спасского училища, Ломоносов оказался одним из них. А затем Ломоносов был включен в список двенадцати студентов, которых академия отправила за границу для обучения наукам и горному делу. Вызывает удивление, как молодого человека «без роду и без племени» могли включить в такой список. На дорогу ему выдали 300 рублей, а на проживание 400 рублей. Выданную стипендию крестьянский сын тратил на фехтование, танцы, музыку, чулки и парики. Ломоносов обучался пять лет: около 3 лет в Марбургском университете под руководством знаменитого Христиана Вольфа, около года во Фрайберге, у Генкеля и около года провел в переездах.
С ноября 1736 г Михаил жил в доме вдовы марбургского пивовара, члена городской думы и церковного старосты Генриха Цильха. Через два года Михаил женился на ее дочери Христине. 8 ноября 1739 г. у них родилась дочь, получившая при крещении имя Екатерина-Елизавета. Вскоре из Петербурга пришло предписание готовиться к отъезду во Фрайберг к Генкелю для изучения металлургии и горного дела. В начале мая 1740 г. Ломоносов, покинул Фрайберг. 26 мая 1740 г Михаил и Христина обвенчались в церкви реформатской общины Марбурга. Ломоносов решил вернуться в Россию морским путем через Голландию. По дороге после пьянки в трактире с прусскими солдатами очнулся в казарме, откуда вскоре сбежал. В октябре 1740 г. Ломоносов вернулся в Марбург. Через Христиана Вольфа, жившего в Галле, был получен вексель на сто рублей, и Ломоносову было велено плыть в Петербург сразу же, как откроется навигация. 8 июля 1741 г. Михайло Ломоносов без жены и дочери вернулся в Петербург. Сын Ломоносова, родившийся 22 декабря 1741 г., и получивший при крещении имя Иван, умер в Марбурге в январе 1742 г. В октябре 1743 г. Христина с дочерью и братом Иоганном приехали в Санкт-Петербург.
Елизавета взошла на престол 25 ноября 1741 г. А с 1 января 1742 г. Ломоносов был произведен в адъютанты Академии по физическому классу с содержанием 360 рублей в год. 25 июля Елизавета подписала Сенатский Указ о производстве 30-летнего Михайло Ломоносова в профессоры Академии.
В апреле 1743 г. Михаил Васильевич за пьяный скандал и дерзкое поведение был заключен под стражу на 8 месяцев. Он «поносил профессоров отборной руганью, называл их ворами и такими словами, что и писать стыдно». Только 12 января 1744 г. Сенат, заслушав доклад Следственной комиссии, постановил: «Оного адьюнкта Ломоносова для его довольного обучения от наказания освободить, а во объявленных им продерзостях у профессоров просить прощения» и жалованье ему в течение года выдавать «половинное». Оскорбление было публичное и невиданно громкое, за это полагались тюрьма и каторга, а поплатился М. Ломоносов вычетом из жалованья.
В 1748 г. ко дню тезоименитства императрицы Ломоносов написал поздравительную оду. Елизавета, к удивлению всего двора, пожаловала составителю оды 2 тысячи рублей. Согласно легенде, в казне на тот момент были только медные деньги. Для того чтобы доставить награду Ломоносову, потребовалось два воза. Ломоносов был приближен ко двору и удостоился чести являться на приемы вместе с супругой
В 1753 г. императрица одобрила проект строительства фабрики цветных стекол «для делания изобретенных им разноцветных стекол и из них бисеру и всяких других галантерейных вещей и уборов». Для этих целей императрица Елизавета пожаловала Ломоносову 6 мая 1753 г. мызу Усть-Рудицу (около 9 тысяч десятин земли и 212 душ крепостных крестьян четырех окрестных деревень).
В 1755 г. по проекту М. В. Ломоносова был учрежден Московский университет.
13 февраля 1757 г. 46-летний профессор Ломоносов получил чин коллежского советника. По табели о рангах он стал чиновником VI класса. В петровское время чиновники, получившие чин VI ранга, причислялись потомственно к лучшему старшему дворянству.
Ломоносов умер в возрасте 53 лет, Петр Великий на 53-м году жизни.

Журналист и историк Василий Корельский нашел сведения о том, что Петр I встречался в Усть-Тосно, в тридцати с небольшим верстах от Петербурга, со староверами Федором Бажениным и земским старостой Лукой Ломоносовым в феврале 1711 г. «В извоз под Петербург предусмотрительно была взята добротной красоты и статности Елена Ивановна Сивакова – сирота. Сводничество произведено земским старостой Лукой Ломоносов». Примерно неделю находился царь в Усть-Тосно. Когда стало известно, что Елена забеременела, последовало повеление сводникам подыскать ей жениха. Им стал племянник Луки Ломоносова Василий Дорофеев. Через несколько лет бедняк, сирота Василий Дорофеев стал одним из самых богатых людей Архангельского края. У него появилась усадьба и несколько судов. Сына своего Михаила и жену он не любил, и часто их бил. Предполагается, что о сыне Михаиле староверы сообщили главе Синода Феофану Прокоповичу. В школу Заиконо-Спасского монастыря в Москве Ломоносова зачислили по особому повелению Феофана Прокоповича, подлог Михаила относительно дворянского происхождения комиссия Синода ему простила под давлением главы Синода. О незаконнорожденном сыне Михаиле было сообщено Елизавете. Когда она взошла на престол, то приняла активное участие в судьбе своего единокровного брата.

Пётр I не стеснялся крутить романы на глазах у законной жены. При этом Екатерину он уважал и ценил. Корень похождений крылся не в пренебрежении супружеством, а в несерьёзном отношении к женщинам.

В вопросе верности Пётр был неоднозначным. Двор знал о распущенности императора и о трепетном отношении ко внебрачным детям. Одну фаворитку он даже казнил за убийство младенца, в котором текла императорская кровь.

Кто входил в гарем Петра I, и почему император награждал своих фавориток, сохранивших его детей? Фактрум подсчитал количество любовниц императора и разобрался в причинах появления огромного гарема.

«Портрет Петра I». А. Антропов

Незарегистрированные жёны Петра I

Замужние фаворитки Петра I

Авдотья Ржевская познакомилась с императором, когда ей исполнилось 15 лет. После двух лет в гареме Петра Авдотья вышла замуж за офицера Чернышевского, которому император наказал держать жену в ежовых рукавицах. В браке у офицера и фаворитки родилось трое детей, отцовство которых приписывают императору. Дело в том, что связи с Авдотьей Пётр не прерывал и после замужества молодой девушки.

Другую фаворитку, Марию Матвееву, которую император ужасно ревновал, настойчиво порекомендовали в жёны Александру Матвееву. Царь пожаловал Матвеевой роскошное приданое. Впоследствии сын фаворитки, которого она назвала Петром, стал известным полководцем. Не в честь ли отца Мария назвала сына?

Двойные стандарты Петра I и измена жены

Пётр относился к женщинам несерьёзно. Император верил, что женский плен хуже пленения врагом. Из второго есть шанс спастись, а вот женщина вцепится мёртвой хваткой. Кроме того, Пётр не ставил любовные утехи выше государственных дел.

В 1924 году Пётр уличил в казнокрадстве и казнил фаворита жены Вильяма Монса. Проезжая в карете мимо жены, Пётр продемонстрировал голову любовника, насаженную на кол. Екатерина не выразила никаких эмоций. Измена жены глубоко уязвила Петра. Как говорили современники, император разочаровался в супруге.

Любовницы Петра I: можно только императору

Интересно, что Пётр I уничтожил русские гаремы -
«теремы». В личном тереме помещики и дворяне держали крепостных женщин, которых использовали для любовных утех. Европейская модель семьи никак не уживалась с подобными вольностями. Пётр издавал указы, которые запрещали чиновникам жениться больше одного раза. Яростно настаивал император и на защите прав женщин, но вместе с этим при дворе девушек держал лишь ради развлечения.

Формально Пётр осуждал внебрачные связи. Однако нередко «одаривал» своих любовниц потомством, а потом выдавал замуж за верных слуг. Собственные запреты не действовали на самого императора. Приближённые также охотно гуляли на стороне. Правитель прощал слабости и закрывал глаза на распущенность двора.

Г. Кнеллер. Портрет Петра I, 1697. Фрагмент

Семейная идиллия Петра с его первой женой Евдокией Лопухиной продлилась недолго: царь уже спустя год потерял интерес к супруге, а вскоре и вовсе сослал ее в суздальский Покровский монастырь. Больше 10 лет Евдокия жила там в полном одиночестве, но однажды из Москвы в Суздаль прибыл майор Глебов, чтобы провести рекрутский набор. Встретив бывшую царицу, он потерял голову. Его чувства оказались взаимными, и любовная переписка переросла в отношения, продлившиеся несколько лет.

П. Гунст. Петр I. Гравюра с работы Г. Кнеллера

Петр сам заточил свою жену в монастырь и сам добился развода с ней, но, узнав о ее неверности, был взбешен. При обыске у Глебова нашли любовные письма царицы. Ослепленный ревностью и гневом, Петр I подверг Степана Глебова страшным пыткам. Сначала он получил 34 удара кнутом на дыбе, затем открытые раны посыпали горящими углями, а после этого его привязали к доске, утыканной гвоздями. При этом майор мужественно держался, сознавшись в своей вине, но отрицая вину царицы – хотя их любовная связь на тот момент была доказанным фактом.

Степана Глебова приговорили к смерти, правда, за «государственную измену». Казнь была изощренной и мучительной: когда преступников сажали на кол, инструмент казни проходил тело человека насквозь, и смерть наступала достаточно быстро. Но для Глебова приготовили кол с перекладиной, которая не позволяла острию пройти через все тело и продлевала мучения и агонию. Кол воздвигли на Красной площади, на всеобщее обозрение и устрашение. Глебов скончался только на вторые сутки, не издав ни звука. Ему даже не дали причаститься перед смертью – священники побоялись царского гнева. Тело казненного выбросили в ров. Но на этом Петр не остановился и спустя 3 года повелел Святейшему Синоду предать его анафеме.

Первая жена Петра Евдокия Лопухина
Первая жена Петра Евдокия Лопухина

Вторая жена Петра I Екатерина изменила ему с камер-юнкером Виллимом Монсом – братом одной из его бывших фавориток. На тот момент он был достаточно влиятельной персоной при дворе царицы – заведовал финансами и дворцовым хозяйством, руководил закупками, занимался организацией праздников и гуляний, сопровождал царицу в поездках по России и за границу. Репутация Екатерины не была безупречной – говорили, что она всегда была склонна к пьянству и разврату, поэтому не удивительно, что Монс вскоре стал ее любовником.

Вторая жена Петра Екатерина I

В ночь перед казнью Монс написал на немецком стихи, в которых признавался в любви к царице. В ноябре 1724 г. приговор привели в исполнение. Екатерину привезли на место казни и заставили наблюдать за тем, как Монсу отрубили голову. Затем Петр приказал поместить отрубленную голову в банку со спиртом и поставить в спальне у жены.

П. Жарков. Петр I, 1796. Фрагмент

Екатерине чудом удалось избежать участи первой жены Петра и своего любовника. Если бы царицу уличили в супружеской неверности и казнили, встал бы вопрос о подлинном отцовстве ее дочерей, и тогда ни один из европейских принцев не женился бы на русских княжнах. Поэтому Петр помиловал жену и даже смог ее простить. А после смерти царя в 1725 г. она стала самодержавной императрицей и вернула свободу всем осужденным по делу Монса.

Вторая жена Петра Екатерина I