В мае моему компьютеру исполнится 2 года. Тогда я купил его за 50 или 55 тысяч рублей (точно не помню), и он вполне отвечал всем моим потребностям. Одной из них было увеличение объема жесткого диска с 1 до 2 терабайт. Но я уже постепенно начинаю ощущать, что мне хотелось бы иметь не 2, а, скажем, 4 терабайта, а лучше, конечно, 10 или 100, чтобы вообще не думать об объеме. Более 700 гигабайт у меня занимает электронная библиотека, а сканы старых книг, как правило, весят очень много. Если же речь идет об альбоме с иллюстрациями, то при сохранении качества один такой файл pdf-формата может весить гигабайт и даже больше (то есть 2 терабайта - это условно говоря, электронная библиотека из 2000 таких книг). Понятно, что находятся те, кто говорит о всяких облачных сервисах и хранилищах в интернете, но, во-первых, они все-таки не предназначены для баз такого объема, а если и предназначены, то за это нужно дополнительно раскошелиться. Во-вторых, в принципе не хочется зависеть от интернета и сторонних сервисов, а иметь все необходимые файлы под рукой.
Сейчас зашел на сайт компьютерного Центра "Кей" и увидел, что за два года максимальный объем HDD нисколько не изменился. Как было 2 терабайта, так и осталось. Нет, я понимаю, что в других магазинах, наверное, можно купить и более мощные компьютеры с 4 терабайтами, но это будет и гораздо дороже, как будто такая проблема существует только у отдельных людей.
По сути мы видим как технический прогресс в последние годы приостановился, и некие фундаментальные вещи подменяются имиджевыми. Изменения в основном касаются внешнего дизайна и стремления запутать пользователя. И этот регресс ощущается во многих сферах. Даже космические корабли стали летать хуже, а техника - ломаться чаще. Операционные системы для компьютеров также становятся хуже, программы будто нарочно делают менее удобными (тот же Microsoft Word). Одно время была сумасшедшая истерия насчет планшетов. Везде писали, что они полностью заменят обычные стационарные компьютеры и полностью их вытеснят. И плевать, что работать с текстом на планшете неудобно, главное - это тотальный диктат новинок (если что-то появляется, то оно должно захватить вообще все, и не всегда кстати этот безумный план пытаются реализовать честными методами, предпочитая агрессивно навязывать плохое новое взамен надежного старого. По сути это такой технический тоталитаризм). И как же бывает неудобно отключать всевозможные программы, которые зачем-то ставят по умолчанию и которые как бы призваны облегчать пользователю жизнь, а на самом деле пытаются думать и решать за него, произвольно изменяя слова в тексте, выравнивая абзацы и т.д. и т.п.
Главная задача глобальных корпораций состоит не в том, чтобы усовершенствовать технику, которая бы служила как можно дольше, а в том, чтобы люди были вынуждены каждые несколько лет полностью менять свои компьютеры и смартфоны, да еще долго разбираться в том, как ими пользоваться. По поводу последних наука тоже вроде бы стоит на месте, ведь до сих пор нет первоклассного доступного смартфона, который бы не надо было перезаряжать каждый день. А ведь это отнимает много времени, сил и нервов (думать об этой подзарядке, будь она неладна). Или наука в этом вовсе не виновата, а мы здесь опять имеем дело с чьей-то злой волей, искусственно сдерживающей прогресс?
At Замедление научно-технического прогресса
Научно-технический прогресс человечества замедляется, вопреки предсказаниям трансгуманистов о его ускорении. Наибольшая скорость НТП была достигнута в середине XX века и больше никогда не повторится. Тогда казалось, что в начале XXI века у нас будут разумные роботы, термоядерная энергетика и база на Марсе. Но ничего этого нет и ещё долго не будет. Единственное, что развивалось быстрее предсказаний - Интернет и мобильная связь. Но это единственное исключение - всё остальное развивалось медленнее.
Просто большинство людей ещё этого не осознало - ведь учебники, которые мы читали в школе, написали люди, выросшие в эпоху ускорения НТП. Даже в 1985 году Марти Макфлай, попадая на 30 лет в будущее, видит множество чудес, начиная с летающих машин и кончая голограммами в каждом доме. Но, если бы Марти на самом деле попал в 2015 год, он бы удивился тому, что практически ничего не изменилось: те же дома, те же машины... Это и есть настоящий "шок будущего".
З.Ы. Впрочем, в ближайшем будущем нас ждёт некоторое ускорение НТП за счёт окончания кондратьевского цикла и перехода к 6-му технологическому укладу. Хотя темпов середины прошлого века мы не достигнем, а дальше будет новое замедление. В любом случае, общий тренд - на замедление.
«ЗАВТРА». Сегодня у нас в гостях главный редактор интернет-газеты «Журналистская правда» Сергей Загатин. Тема нашей беседы - технологическая сингулярность. На Западе на протяжении последнего десятка лет весьма активно продвигают эту философскую концепцию, автором которой является американский изобретатель и футуролог Реймонд Курцвейл. Он в своё время заявил, что вскоре, уже буквально в 2030 году, должна возникнуть некая сверхсущность, суррогат всепланетного сверхразума. Курцвейл видел такую сингулярность в образе искусственного интеллекта, всепроникающей сети, некоего разума, который заменит в перспективе всё - культуру, науку, историю, смысл будущего, после чего человечество должно отойти на какую-то вторичную роль, уступив путь дальнейшей эволюции искусственной сверхсущности, как сама биологическая жизнь в своё время оказалась в подчинении у человеческого разума.
Но рассуждая о такой сингулярности и её объективных предпосылках, мы должны сказать и иное: в этот момент возникает зияющая пустота в цели человечества. Потому что получается, что искусственный разум должен не только работать за нас, но и «все плюшки есть»: причём не только в материальном смысле (тут как раз, скорее всего, никто от голода не умрёт), а в первую очередь - в части развития и эволюции. Получается, что человечество в момент сингулярности внезапно осознаёт себя вторичным и ненужным. Ваше мнение: как сложится в ближайшее время научно-технический прогресс, который вроде бы должен нас вывести на эти зияющие вершины? И насколько вообще возможна сингулярность Курцвейла - не придумываем ли мы себе снова ложного «бога из машины»?
Сергей ЗАГАТИН. Скажем сразу: Реймонд Курцвейл отнюдь не был «изобретателем» технологической сингулярности. О ней как о философской концепции, начали говорить ещё в 1970-80-е годы на фоне успехов науки и техники - когда стало ясно, что каждое следующее человеческое изобретение требует всё меньше и меньше времени на создание, внедрение и самое широкое распространение. Это вообще особенность любых неравновесных термодинамических систем, которые развиваются с эволюционным кризисом. И в целом человечество тут не уникально - сингулярность можно описать и процессом внезапной кристаллизации переохлаждённой жидкости, и процессом ядерного взрыва в результате цепной реакции. Математическая и философская картинка будет одинаковой: сначала развитие по экспоненте, потом разрыв и кризис, сравнимый по внезапности со взрывом, а потом - переход в иное, нетипичное с точки зрения предыдущего развития событий, состояние. Поэтому, наблюдая такой взрывной рост технологий весь ХХ век, концепцию технологической сингулярности осознали и описали достаточно давно, задолго до Курцвейла. Он же здесь выступил скорее популяризатором «скучных» философских идей Пригожина, Форрестера или Медоуза.
«ЗАВТРА». Но ведь всегда были и критики идеи сингулярности. Помнится, в 90-х годах, на фоне краха СССР, в западном мире даже возобладала иная концепция - мол, «всё остановилось, революций больше не будет». Френсис Фукуяма тогда написал программную книгу с такой критикой - «Конец истории», в которой говорил, что больше в мире ничего происходить не будет.
Сергей ЗАГАТИН. Ну, надо сказать, всерьёз в «конец истории» даже тогда никто не верил. Ведь в 1990-е годы НТП отнюдь не остановился, скорее наоборот - пошёл семимильными шагами. Именно тогда все поняли, что действует закон Мура, который показывал удвоение количества транзисторов в процессорах каждые несколько лет. Всё в тот период, как и положено в рамках эволюционирующей неравновесной системы, развивалось. Были очень большие достижения в науке, технике - несмотря на кажущееся спокойствие в мировой политике. И, как следствие, конец истории оказался фикцией. История оправдала все ожидания - и снова пошла вперёд. Скорее, мир тогда переоценил какие-то другие моменты развития - например, мы помним, какие перегретые ожидания были относительно роли интернета в бизнесе, в продажах и в быту.
«ЗАВТРА». Да, «холодильник будет звонить на утюг и договариваться о том, как погладить брюки».
Сергей ЗАГАТИН. Именно. Такой подход закончился крахом доткомов, про которые сейчас многие фанаты «Эппла» или Илона Маска знать ничего не знают, потому что они тогда буквально «на горшок ходили», это ведь случилось ещё в конце 1990-х. И именно в силу этого я буду критиковать «неизбежность» технологической сингулярности. Потому что сам экспоненциальный график выглядит красиво, но есть пара моментов, которые делают эту технологическую сингулярность несбыточной мечтой. В этом и состоит основное моё опасение, что «мы строили-строили», но в итоге построили не сингулярность, а «цивилизацию троечников».
«ЗАВТРА». То есть мы отупели ещё до прихода сингулярности? Но это надо доказывать. Нам возразят: «мы хорошо учились в школе, что вы нам про троечников рассказываете!».
Сергей ЗАГАТИН. Может быть, все хорошо учились в школе, но суммарно мы построили цивилизацию троечников, потому что многие инженерные решения, допустим, 1980-х годов, кажутся сейчас недостижимой вершиной. То, что сделали учёные-одиночки, вооружённые лишь логарифмической линейкой и простейшим калькулятором, сегодня не могут повторить целые НИИ, с программами 3D-моделирования и суперкомпьютерами. То есть изобилие искусственного интеллекта гнобит наш естественный интеллект - достаточно посмотреть на развитие самого программирования, когда от машинных кодов и ассемблера мы дошли до объектно-ориентированного программирования, причём сугубо визуального: «взяли, перетянули, кликнули». За визуальный интерфейс можно посадить любого «человека с улицы», даже тренированную макаку - и они будут «программистами» по сегодняшним меркам. А ведь все такие горе-программисты по сравнению с монстрами 1980-х годов выучки - чистые троечники, их бы к тогдашним компьютерам не подпустили, да они бы и не поняли, как с ними работать.
«ЗАВТРА». Хорошо, но иногда говорят: «Ладно, у нас есть масса троечников, но в целом мы стали умнее, мы стали мощнее. Наша цивилизация обладает такими сверхвозможностями, что нам даже троечники подойдут! Мы их, как обезьянок, посадим на кнопки нажимать, а в другом месте посадим творцов, таких как Билл Гейтс, Стив Джобс, Илон Маск. А они придумают всё новое». Такой сценарий вообще возможен - или нет?
Сергей ЗАГАТИН. Давайте сразу поставим ситуацию на «грешную землю». Никто из перечисленных вами никаким «творцом» не является - они, как и Курцвейл, лишь брали уже готовые концепции и «впаривали» их людям, тем самым пользователям-»троечникам», для которых и смартфон - научно-техническая революция. Поэтому скажем честно: сегодняшняя западная цивилизация свою историческую цель во многом потеряла, заменив её красивыми картинками и видеосюжетами. Куда пошли все гигагерцы и терабайты, которые стали возможными после компьютерной революции 1980-2000-х годов?
Например, сейчас все носятся с идеей многоразовой первой ступени в ракете-носителе, которую двигает на рынок Маск. Но при этом мало кто спросил себя: а есть ли вообще какие-то резервы в самой концепции старта на орбиту на химической тяге? Ведь, по большому счёту, вертикальный взлёт на химической ракете исчерпал себя ещё в 80-х годах, Маск сегодня занимается тем, что сделали на «Спейс Шаттле», проектируя его в 70-е. Есть масса альтернативных концепций вывода грузов на околоземную орбиту: пусковые эстакады с электромагнитным разгоном, «космический трамвай» с удержанием тоннеля через атмосферу сверхпроводящими магнитами, есть проекты двигателя для трёх сред - но это не проекты для Маска, он понимает, что в таких проектах у него нет компетенции. Он ведь пиар-менеджер, а не инженер. Поэтому он берёт проекты 1970-х и снова продаёт их «троечникам». В то же время в России такой двигатель для трёх сред, который работает в тропосфере, в стратосфере и в космосе, фактически создан - это двигатель Солодовникова. Его доводят и испытывают - и я не сомневаюсь, что в нынешней ситуации Минобороны его «дожмёт». Вот это будет и инновация, и революция - а не все модные проекты Маска.
«ЗАВТРА». Но сейчас возникает вопрос: а люди вообще-то хотят в космос? Те же люди, пусть мы и называем их «троечниками», говорят: а нам нужны котики, нам нужны выпуклости Кардашьян или Лопес, уйдите со своим космосом!
Сергей ЗАГАТИН. Нет, люди хотят в космос, люди мечтают о космосе. Именно эти чувства эксплуатирует Маск - он ведь понимает толк в рекламе и в массовом бессознательном. Но проблема в том, что он это делает в расчёте на потребности поколения, испорченного компьютерными играми, поколения троечников с клиповым мышлением. Которые привыкли, что на каждой космической станции есть бордель и бар, как нам всегда показывают в американской фантастике. И поэтому в проекте Маска с борделем и баром надо лететь на Марс. Это у него серьёзно в презентации было написано. Маск учитывает массовое бессознательное и уровень сознания масс - объяснять этим людям, что есть физика, есть математика, есть масса ограничений в полёте, когда вам будет не до бара, - достаточно сложно. Например, у меня большое количество друзей - фанаты «Теслы», поклонники электромобилей. Я уже устал слушать: «электромобили перевернут мир, они экологически чистые, быстро заряжаются…». Я начинаю объяснять, что в «Тесле» стоит больше 10 тысяч пальчиковых литиевых батареек, при изготовлении которых нарушаются все мыслимые нормы экологии, их делают в Китае, выливая всё отходы в соседнюю речку. Не говоря уже о том, насколько по-дурацки выглядит концепция такого аккумулятора из отдельных «пальчиков» на серийном электромобиле.
А потом я задаю простой вопрос: ребята, давайте возьмём агломерацию Нью-Йорка. Допустим, в ней из 20 миллионов жителей хотя бы 150 тысяч решили купить себе электромобиль. Автомобиль ведь заводят для того, чтобы на нём ездить. Правильно? И вот представим себе, как 150 тысяч пользователей одновременно включают свою «Теслу» в 40-амперную розетку. 40 ампер умножаем на 150 тысяч таких счастливых владельцев.
«ЗАВТРА». И получаем совершенно безумную цифру.
Сергей ЗАГАТИН. Получаем, что единовременное потребление в городе возрастает на 20%. Блэкаут. Вылетает не только Нью-Йорк, но и Канада, потому что там очень завязано.
«ЗАВТРА». Ну, так нам и обещают, что за всё будет отвечать сверхинтеллект Курцвейла, а не диспетчер-»троечник». А сверхинтеллект скажет: «вы - заряжаться, а вы - подождите».
Сергей ЗАГАТИН. Весь сверхинтеллект разбивается о то, что питание Манхеттена и Бронкса осуществляется фактически по одной 380-вольтной ЛЭП, а новые генерирующие мощности и ЛЭП ставить негде. Значит, надо включать жесточайший административный ресурс - но как это сделать в современной Америке, которая вся построена на примате «неограниченной свободы»? Там ведь нет Сталина, зато есть масса хорошо вооружённых психически нестабильных мужчин, которые знают свои права. Поэтому вопрос даже 150 тысяч электромобилей в одном-единственном Нью-Йорке - вопрос сотни миллиардов долларов. Поэтому - это не программа действий, а симуляция движения вперёд. Вот почему я говорю, что технологическая сингулярность не наступает и не наступит, потому что в современном мире мы видим во многом симуляцию деятельности, а не созидание нового. Помните журнал «Техника - молодёжи» 80-х годов?
«ЗАВТРА». «Техника - молодёжи», «Юный техник», «Химия и жизнь», «Наука и жизнь»…
Сергей ЗАГАТИН. Каждый год, каждый месяц тогда в «Технике - молодёжи», вплоть до распада СССР, публиковали сообщение о всё более и более высокотемпературной сверхпроводимости. Тогда шла масштабная революция в сверхпроводящей керамике - и мы, по всем расчётам, должны были иметь сегодня сверхпроводящую керамику при комнатной температуре. Но мир упёрся в два момента: в физические ограничения самой высокотемпературной проводимости и… в нецелевое использование средств, выделяемых на науку. Об этом была масса публикаций, где разбирали тотальную неэффективность грантовой системы, которой решили «двигать науку вперёд» как раз в конце 1980-х годов.
И таких примеров - масса. Есть известная история с американским агентством DARPA, которая пугала обывателей ужасными бегущими роботами, которых они создавали восемь лет, а потом закрыли проект из-за внутренних проблем, в первую очередь - организационных. А в России такую же задачу решили за полтора года при в разы меньшем финансировании.
Или, например, концепт ужасных эсминцев типа «Замволт», которыми в Пентагоне стращали мир совсем недавно. Мол, построим 30 штук эсминцев-невидимок, которые подойдут к побережью и ударом электромагнитных пушек выкосят всё на 300 км вглубь суши. Проблема тут в самой концепции «эсминца-невидимки» с совершенно демаскирующей его электромагнитной пушкой, по первому же выстрелу которой на эсминец можно будет наводиться хоть с Луны, хоть с Юпитера. Концепция совершенно противоречит не только физике, но и здравому смыслу - а это ведь снова миллиарды и миллиарды долларов. А сделали «Замволты» потому, что это «красиво» и «круто», кому-то в Пентагоне понравилось пулять по русским из-за горизонта в своих мечтах. Такое ведь красивое будущее нации можно показать!
А вот со сверхпроводящей керамикой… Что такое сверхпроводящая керамика? Это, прежде всего, сверхаккумуляторы. Что такое сверхаккумуляторы? Большая степень свободы для любого индивидуума.
«ЗАВТРА». И всё-таки вопрос: кто загубил сверхпроводящую керамику: «троечники», нецелевое использование средств или некий «заговор элит», на который вы намекнули?
Сергей ЗАГАТИН. Предпосылки и сюжет не столь важны - важен результат. Ни высокотемпературной сверхпроводимости, ни сверхаккумуляторов у нас сегодня нет. А вместо этого людям впаривают смартфоны и электромобили, которые никак не изменят мир - потому что просто не могут. И большинство научных исследований сейчас - это, по сути дела, прибор из советского анекдота - «ничевометр». Настоящее оборудование ведь выглядит неказисто, поэтому для того, чтобы проверяющая комиссия преисполнилась важности момента, в СССР к такому оборудованию на демонстрацию часто ставили пульт с кнопками и лампочками, прибор со стрелками. А сейчас в науке только эта бутафория и осталась. И это печально.
«ЗАВТРА». Хорошо, примем, что западная цивилизация в самом деле зашла в тупик. Но есть же китайцы, они вроде как под чутким руководством Коммунистической партии Китая строят некую альтернативную модель западному миру? У них есть пятилетние планы в советском стиле, есть чёткие задачи. Насколько китайская структура общества, сознания, готова подхватить упавшее знамя западного мира, которое уже лежит, и троечники его пустили на «подстилку для котиков»?
Сергей ЗАГАТИН. Это вообще сложно. По моим ощущениям, самая креативная нация Востока - это, конечно, корейцы. Сегодня тот же «Самсунг» от копирования перешёл к экспансии, к разработке своих уникальных технологий. Очень интересный вопрос, что будет с корейской нацией, если Север с Югом соединятся, конвергируются. Потому что, говоря про Юг, который создал «Самсунг», «Деу» и огромное количество других креативных мега-корпораций, не надо забывать, что Север в условиях полной изоляции и тотальной блокады смог создать ракетное оружие и ядерную бомбу - проекты не менее масштабные и не менее технологичные.
С другой стороны, у китайцев, конечно, есть огромный потенциал трудолюбия, мощный промышленный и научный потенциал, который они сейчас активно нарабатывают, пытаясь наверстать практически полвека отставания от России и Запада. Конечно, нельзя взять и вырастить научную школу за два года. Но у них есть систематизированное понимание того, что они будут делать дальше, плановая экономика, упор на науку и промышленность, северный союзник в лице России, который поможет Китаю в ресурсах и технологиях - взамен на китайские товары.
«ЗАВТРА». А этот северный союзник… Когда мы говорим, что у России свой путь, своя история, свой подход, мы ведь рассчитываем всегда именно на уникальность русских людей, русского характера. Но, с другой стороны, мы явно видим, что новое поколение, которое воспитано в больших мегаполисах и особенно, к сожалению, в обеих космополитичных столицах, - предельно вестернизировано. Оно всё в уже упомянутых «котиках», в поклонении Маску и «Эпплу», они - идеальные русские «троечники». Осталась ли у России уникальная собственная сущность - или в российских закромах лежат лишь «ничевометры» на разрушенных руинах мега-агрегатов советской эпохи?
Сергей ЗАГАТИН. Вопрос в том, что Россия сейчас стала частью глобального мира. Отрицать это бессмысленно. Мы настолько взаимопереплелись с Западом, что даже попытки раскачать российскую лодку с западной стороны выглядят достаточно идиотскими - страдает от них не Россия, но во многом именно Запад. С другой стороны, в этом есть и опасность для России: у нас всегда была своя самобытная технологическая культура, которая сейчас тоже взаимопереплетается с западной и втягивает в себя не только лучшее из неё, но и все западные пороки. Тут надо учитывать, что мы исторически выросли с Западом фактически на одних корнях, и от нас самих зависит, насколько критично мы будем воспринимать родственную нам, но всё же отдельную от нас ветвь человечества. Это уже вопрос разумности фильтра, который бы пропускал всё лучшее, но задерживал пороки и ошибки.
«ЗАВТРА». Значит, всё-таки есть надежда и у мира, и у России в частности - пережить будущую сингулярность и не скатиться в «новое средневековье», пытаясь спрятаться от неизбежного, плодя «поколение троечников»? Ведь обычно те люди, которые критикуют сингулярность Курцвейла, не верят в технологический прогресс, они тут же говорят: «прогресса нет», «всё катится под откос, и особенно - в России». Мол, мы сползаем в новое средневековье, где новые лендлорды будут следить за своими крепостными, но уже через приложения в смартфоне. Чего нам ждать через 10-15 лет?
Сергей ЗАГАТИН. Думаю, нам надо с честью и со здравым смыслом пережить этот неизбежный кризис ближайших 10-15 лет, учитывая все те проблемы, которые я уже упомянул в нашей беседе. Когда нынешний глобальный проект рухнет, России надо быть в выигрыше, с людьми, которые будут готовы обособиться от руин старого мира, и у которых своих компетенций будет поболее, чем на «твёрдую троечку». Троечников в новом мире будет и без них хватать. А у нас сейчас и политически, и экономически создаётся крепость Евразия. То есть две трети населения планеты - это и будет самый крупный рынок.
«ЗАВТРА». Но для этого надо будет в эти «две трети» брать Индию и Китай, правильно?
Сергей ЗАГАТИН. Да, России надо опираться не только на себя, но и на другие страны Евразии, на Индию и Китай. Россия вполне может стать сверх-арбитром в таком новом мире - именно «судьёй», но отнюдь не «надсмотрщиком» или «начальником». Русские ведь никогда не строили отношения с окружающим миром с позиции силы - в этом наша уникальность и наш шанс в мире будущего. А там и сингулярность придёт, но тут уже будем вместе думать, как её пережить. Будет интересно - это уж точно.
Беседу вёл Алексей Анпилогов
Алексей Анпилогов
Научно-технический прогресс – это новенькие, блестящие высокотехнологичные кандалы, хоть и облегчающие человеческую жизнь, но не освобождающие от алчности, зависти, озлобленности, одиночества, страха и прочих чудовищ, скрывающихся среди хитросплетений нервных сетей, как пауки, и, соответственно, явлений, которые они порождают. Однако на вопрос: «Надо ли остановить научно-технический прогресс?», я отвечу однозначно: нет. Почему? Сейчас поясню.
Начнем с того, что, очевидно, у научно-технического прогресса нет определенной цели и вообще цели как таковой. Целеполагание – свойство человека, но не общества, точно так же элементы системы имеют свои цели, а их совокупность – совершенно иные. Нельзя олицетворять общественные явления подобно нашим покрытым пылью веков предкам, ошибочно или намеренно, для обретения надежды на мнимое прощение наделяющим разумом природу. Научно-технический прогресс скорее следствие человеческой деятельности, наслоение производных алчности и тщеславия, заблуждений и безумия, иногда человеколюбия и ученой слепоты, не имеющее твердого стержня. Не луч, даже не ломаная линия, а нестройная гора человеческих идей. Объединяет их только то, что каждое изобретение и идея рождены на свет стремлением к выгоде, причем не только материальной. Выгоду здесь следует понимать, как нечто, способное принести человеку удовлетворение. Таким образом, определить, куда ведет научно-технический прогресс, довольно трудно, как мне кажется, практически невозможно.
Если мы все-таки решили сохранить научно-технический прогресс, нам нужно знать, от чего мы отказываемся и что приобретаем. В первую очередь, прогресс влечет за собой появление средств, значительно облегчающих жизнь человека, как, например, новейшие аппараты для диагностики заболеваний, протезы, электричество и т.д. Кроме того, ускоряется наращивание богатств, что увеличивает количество доступных человеку благ. Однако увеличение количества благ приводит к умножению желаний и потребностей: сегодня человек уже не может обойтись без смартфона и постоянного доступа к информации. Не стоит забывать и про усовершенствование оружия, машин для убийств. Снова – две стороны.
Напрашивается вопрос: а можно ли вообще остановить научно-технический прогресс? Конечно же можно. Достаточно только уничтожить всех людей до единого. Пустяковая задачка. Иначе никак. Ведь изобретательство, сбор, систематизация и накопление информации – почти что фундаментальные свойства человека. Даже не идеализируя человеческую природу и рассматривая людей исключительно как социальных животных, легко усмотреть выгоду в науке и технике. Упрощение процесса добывания пропитания, обеспечение более надежной защиты популяции от внешних угроз и прочие цивилизованные прелести превращают человека в «царя зверей». Так как могут люди отказаться от такого громадного преимущества? Поэтому пока есть человек, есть и научно-технический прогресс. Кроме того, люди конкурируют не только с окружающей средой, но и друг с другом. Как одному государству захватить больше территорий и стать еще богаче? Изобрести более совершенное оружие, конечно. Как увеличить конкурентоспособность товара, удешевив его производство? Изобрести новые средства производства, разумеется. Бесконечная борьба, конкуренция не дадут научно-техническому прогрессу остановиться и будут запускать его снова и снова.
Итак, научно-технический прогресс – неотвратимый процесс, необходимо сопутствующий развитию человечества во времени. Созидание – фундаментальное свойство человеческой природы, существование которого обуславливается конкуренцией, поскольку помогает получить преимущество перед другими людьми в борьбе за лучшую жизнь, в современных условиях. Следовательно, остановить научно-технический прогресс не представляется возможным, даже если на то существует острая необходимость.
Мы не научились защищаться от землетрясений и ураганов, путешествовать быстрее или жить дольше. Но это ничего…
XXI век оказался совсем не похож на прогнозы пятидесятилетней давности. Нет ни разумных роботов, ни летающих автомобилей, ни городов на других планетах. Хуже того, мы не приблизились к такому будущему ни на шаг. Вместо него у нас iPhone, Twitter и Google, но разве же это адекватная замена? Впрочем, и они до сих пор используют операционную систему, появившуюся в 1969 году.
Всё больше людей начинают подозревать, что происходит что-то не то. Складывается впечатление, что технический прогресс если не остановился, то по крайней мере дал сбой. Легкомысленные гаджеты меняются каждый месяц как по часам, а значительные проблемы, решение которых казалось близким и неизбежным, почему-то забыты. Писатель Нил Стивенсон попытался сформулировать эти сомнения в статье «Инновационное голодание»:
«Одно из моих первых воспоминаний: я сижу перед громоздким чёрно-белым телевизором и смотрю, как один из первых американских космонавтов отправляется в космос. Последний старт последнего шаттла я увидел на широкоэкранной ЖК-панели, когда мне стукнул 51 год. Я наблюдал, как космическая программа приходит в упадок, с печалью, даже горечью. Где обещанные тороидальные космические станции? Где мой билет на Марс? Мы неспособны повторить даже космические достижения шестидесятых годов. Боюсь, это свидетельствует о том, что общество разучилось справляться с действительно сложными задачами».
Стивенсону вторит Питер Тиль, один из основателей платёжной системы Paypal и первый внешний инвестор Facebook. Статья, которую он опубликовал в издании National Review, жёстко озаглавлена «Конец будущего»:
«Технический прогресс явно отстаёт от величественных надежд пятидесятых и шестидесятых годов, и это происходит на множестве фронтов. Вот самый буквальный пример замедления прогресса: скорость нашего передвижения перестала расти. Многовековая история появления всё более быстрых видов транспорта, начавшаяся с парусников в XVI-XVIII веках, продолжившаяся развитием железных дорог в XIX веке и появлением автомобилей и авиации в XX веке, обратилась вспять, когда в 2003 году списали в утиль „Конкорд“, последний сверхзвуковой пассажирский самолёт. На фоне такого регресса и стагнации те, кто продолжает мечтать о космолётах, отпусках на Луне и отправке космонавтов на другие планеты Солнечной системы, сами кажутся инопланетянами».
Это не единственный довод в пользу теории, что технический прогресс замедляется. Её сторонники предлагают посмотреть хотя бы на вычислительную технику. Всем фундаментальным идеям в этой области самое меньшее сорок лет. Unix через год исполнится 45 лет. SQL придумали в начале семидесятых годов. Тогда же появился интернет, объектно-ориентированное программирование и графический интерфейс.
Кроме примеров, есть и цифры. Экономисты оценивают влияние технического прогресса по темпам роста производительности труда и изменения валового внутреннего продукта стран, где происходит внедрение новых технологий. Изменения этих показателей в течение XX века подтверждают, что подозрения пессимистов не лишены оснований: темпы роста падают уже несколько десятилетий.
В Соединённых Штатах влияние технического прогресса на валовой внутренний продукт достигло пикового значения в середине тридцатых годов XX века. Если бы производительность труда в США продолжала расти со скоростью, заданной в 1950-1972 годах, то к 2011 году она достигла бы значения, которое на треть выше, чем в действительности. В других странах первого мира картина примерно та же.
«Объяснению подлежит не столько замедление роста после 1972 года, сколько причины ускорения, случившегося около 1913 года и открывшего блистательный шестидесятилетний период между Первой мировой войной и ранними семидесятыми, в течение которых рост производительности труда в Соединённых Штатах опережал всё, что наблюдалось до или после тех времён».
Гордон полагает, что всплеск вызвала новая промышленная революция, происходившая в этот период. На конец XIX и первую половину XX века пришлись электрификация, распространение двигателей внутреннего сгорания, прорывы в химической промышленности и появление новых видов связи и новых медиа, в частности кино и телевидение. Рост продолжался до тех пор, пока их потенциал не был израсходован до конца.
А как же электроника и интернет, которые стали по-настоящему массовыми лишь в последние двадцать лет? С точки зрения Гордона, они в гораздо меньшей степени повлияли на экономику, чем электричество, двигатели внутреннего сгорания, связь и химическая промышленость - «большая четвёрка» промышленной революции начала XX века, - и потому куда менее важны:
«Большая четвёрка была куда более мощным источником роста производительности труда, чем всё, что появилось в последнее время. Большая часть изобретений, которые мы видим сейчас, представляют собой „производные“ от старых идей. К примеру, видеомагнитофоны объединили телевидение и кино, но фундаментальное влияние их появления нельзя сравнить с эффектом, который произвело изобретение одного из их предшественников. Интернет тоже, в основном, приводит к замене одной формы развлечений на другую - и только».
Питер Тиль придерживается того же мнения: интернет и гаджеты - это неплохо, но по большому счёту всё же мелочи. Эта мысль лаконично выражена в девизе его инвестиционной фирмы Founders Fund: «Мы мечтали о летающих автомобилях, а получили твиттерные 140 знаков». Колонка в Financial Times, написанная Тилем в соавторстве с Гарри Каспаровым, развивает ту же идею:
«Мы можем отправлять фотографии кошек на другой конец света с помощью телефонов и смотреть на них же старое кино про будущее, находясь при этом в метро, построенном сотню лет назад. Мы умеем писать программы, реалистично моделирующие футуристические ландшафты, но реальные ландшафты вокруг нас почти не изменились за половину века. Мы не научились защищаться от землетрясений и ураганов, путешествовать быстрее или жить дольше».
С одной стороны, с этим сложно не согласиться. Ностальгия по простому и оптимистичному ретробудущему - это совершенно естественно. С другой стороны, жалобы пессимистов, несмотря на цифры и графики, которые они приводят, плохо сочетаются с безумной реальностью за окном. Она действительно не очень похожа на мечты шестидесятых, но сходство с устаревшими мечтами - сомнительный критерий для определения ценности.
В конечном счёте, футуристические космолёты и летающие автомобили - это довольно бесхитростные идеи. И то, и другое - всего лишь экстраполяция в будущее того, что существовало в прошлом. Летающий автомобиль - лишь автомобиль, а какой-нибудь звездолёт с капитаном Кирком во главе - это фантастическая вариация на тему военного корабля времён Второй мировой.
— Успешно проходят испытания автономные самоуправляемые автомобили, способные ездить по обычным дорогам без помощи человека. Местные органы власти в Соединённых Штатах уже обсуждают, что с ними делать: в обычные правила дорожного движения машины без водителей вписываются плохо.
— Львиную долю биржевых операций проворачивают не люди, а специальные программы, совершающие тысячи сделок в секунду. При такой скорости их невозможно контролировать, поэтому большую часть времени они действуют по собственному разумению. Непредвиденные сочетания алгоритмов уже приводили к мгновенным обвалам рынка, и даже долгие расследования не всегда находят причину произошедшего.
— Главным оружием США на Ближнем Востоке незаметно стали беспилотные летательные аппараты, управляемые по спутнику с другого континента. И это - технология девяностых. В лабораториях вовсю тестируют автономных роботов - и летающих, и наземных.
— Google выпустил электронные очки, которые автоматически находят и показывают пользователю информацию, которая, по их мнению, наиболее полезна ему в данный момент. Кроме того, очки способны в любой момент записать всё, что он видит. Ах да, ещё в них встроен голосовой переводчик на множество языков.
— 3D-принтеры, с одной стороны, подешевели до такого уровня, что их может купить почти каждый, а с другой - достигли разрешения, при котором возможно печатать объекты с деталями величиной около 30 нанометров. Для того, чтобы сфотографировать напечатанное, требуется электронный микроскоп.
— Сама идея, что обычный видеокабель может скрывать внутри полноценный, но очень маленький компьютер, работающий под управлением Unix, ещё недавно показалась бы абсурдом. Сейчас это реальность: разработчикам проще взять готовую однокристальную систему, чем разработать специализированный микроконтроллер.
Это не перечисление самых удивительных вещей, а лишь то, что лежит на самой поверхности. На самом деле, этот список можно продолжать до бесконечности - особенно, если кроме близких нам информационных технологий, коснуться биотехнологий, материаловедения и других бурно развивающихся, но не очень понятных человеку с улицы областей знания.
Скучно? Это потому, что большое видится на расстоянии, а мы попали в самый эпицентр. Привычка мешает нам заметить, насколько странные вещи происходят вокруг.
Назвать всё это мелочами, не заслуживающими особого внимания, как это делает Тиль, не выйдет. Каждое из этих изобретений, даже самое на первый взгляд легкомысленное, оказывает (или по крайней мере способно оказать) огромное влияние на то, как живут люди.
Смотрите сами. Какие последствия будет иметь распространение электронных очков Google Glass? Даже если не брать во внимание то, что они постоянно изучают своего владельца, чтобы лучше понимать, какая информация и когда может ему потребоваться (а это само по себе очень интересное направление развития интерфейсов), вспомните о встроенной в очки камере. Прибавьте к ней распознавание лиц и поиск в интернете - и подумайте, как это повлияет на повседневную жизнь пользователя такого устройства. А возможность создания непрерывного видеоархива собственной жизни (это ещё называют лайфлоггинг)? Неслучайно кое-кто уже бьёт тревогу и призывает запретить Google Glass - понимают, что если такое устройство станет популярным, игнорировать его будет труднее, чем мобильные телефоны сегодня.
Самоуправляемый автомобиль - тоже удар по традиционному образу жизни. Все последствия, к которым может привести общедоступность такой технологии, трудно не только перечислить, но и предсказать. Вот пара популярных прогнозов. Во-первых, самоуправляемому автомобилю совсем необязательно ждать водителя на стоянке. Он вполне может обслуживать не одного, а несколько человек. Это, в свою очередь, приведёт к полному изменению самого подхода к владению автомобилем. Во-вторых, роботы ведут себя на дороге куда аккуратнее людей. Это значит, что о сотнях тысяч аварий в год, заканчивающихся гибелью людей, можно забыть. Наконец, не стоит забывать о времени, которое люди проводили за баранкой. Оно освободится для других занятий.
Даже такая обыденная вещь как кабель со встроенным компьютером - это совсем не мелочь. Мелочей в таких делах вообще не бывает. Эффект снижения стоимости существующей технологии часто бывает совершенно непредсказуемым и может превосходить по силе эффект появления новых изобретений. К каким последствия приведёт дальнейшее снижение стоимости и энергопотребления однокристалльных компьютеров, способных запустить Unix? Почитайте про повсеместный компьютинг (ubiquitous computing) и сенсорные сети.
Мобильные телефоны, которые Тиль так легко отмёл, действительно позволяют «отправлять фотографии кошек на другой конец света». Но не только кошек. С той же лёгкостью они позволяют скопировать и опубликовать в интернете гигабайты секретной информации, вызвав международный дипломатический скандал. А легкомысленные средства связи вроде Facebook, текстовые сообщения Blackberry и Twitter с его 140 знаками снижают сложность массовой коммуникации, уменьшая необходимость сознательной организации совместных действий групп людей. Даже iPhone, образцово-показательный символ бессмысленного консьюмеризма, при ближайшем рассмотрении оказывается очень важной вехой: именно он подтолкнул развитие нового поколения компьютеров после четвертьвекового застоя.
Почему же это не находит отражения в экономических показателях? Скорее всего, находит, но не такое, как ждут экономисты. Прежние промышленные революции приводили к увеличению производительности и появлению новых отраслей. Эта - наоборот, делает целые отрасли нежизнеспособными и вытесняет массу вещей за пределы денежной экономики.
Первыми это почувствовали производители контента, легко поддающегося копированию, - музыкальная индустрия, средства массовой информации, книгоиздатели, Голливуд. Их бизнес-модели с двух сторон пожирают повсеместное нелегальное копирование и огромное количество любителей, внезапно получивших возможность на равных с профессионалами конкурировать за внимание зрителей.
Загляните в папки, где вы держите пиратские фильмы и музыку, и посчитайте, сколько вам пришлось бы выложить за их легальные версии. Это сумма, которую не смогли учесть экономисты, когда подсчитывали валовой внутренний продукт на душу населения. Ценность продукта, который вы потребили, не уменьшилась от того, что вы не заплатили за него ни копейки, но она вынесена за скобки экономики.
Каждая успешная технологическая компания уничтожает потенциальные доходы тысяч конкурентов, действовавших на том же рынке традиционными методами. Craigslist практически в одиночку погубил рынок платных объявлений, доходами с которого сто лет жили американские газеты. Ни одна традиционная энциклопедия не способна конкурировать с «Википедией», которая формально даже не является коммерческой организацией. AirBnB выбивает стул из под ног гостиничной индустрии (пока лишь в некоторых нишах, но то ли ещё будет), а Uber существенно усложнил жизнь традиционным такси. И так далее, и тому подобное.
Тем временем промышленные роботы, внедрение которых задержалось из-за доступности дешёвой рабочей силы в Юго-Восточной Азии, становятся всё привлекательнее. Foxconn, один из крупнейших китайских производителей электроники, грозится заменить сотни тысяч работников машинами. Если так пойдёт дело, рынок рабочей силы отправится вслед за прочими рынками, которые убиты новыми технологиями, а экономистам придётся изобретать какую-нибудь другую экономику.
По крайней мере, тогда точно никому не придёт жаловаться на то, что прогресс закончился. Он не закончился, он просто отправился не туда, куда вы думали.