Ребенок панически боится темноты или чего-либо другого? Не ждите, когда страхи возьмут под контроль его жизнь, узнайте, как избавиться от них прямо сейчас!

Детский страх представляет собой сильное отрицательное чувство, возникновению которого в немалой степени способствуют реальные, либо надуманные опасности.

Чаще всего он возникает благодаря неадекватному психологическому воздействию взрослых людей или же вследствие богатой фантазии, рисующей перед неокрепшим разумом по-настоящему пугающие картины.

Чего боятся наши дети

1. Одиночества . Страх одиночества преследует малышей с момента рождения. Испытывая глубокую эмоциональную привязанность к матери, являющейся для новорожденных средоточием их маленького мирка, а также единственной защитой и опорой, они панически боятся ее исчезновения. Внезапный уход родного человека крохи воспринимают, как самую настоящую катастрофу и реагируют соответствующим образом – надрывно кричат и горько плачут.
2. Чужих людей . Примерно с 8 месяцев дети начинают всерьез опасаться различных незнакомцев, так или иначе проявляющих к ним интерес. Эта боязнь не в последнюю очередь связана с инстинктом самосохранения, который подсказывает малышам, что чужие люди могут причинить им вред. Реакцией на опасность становится стремление укрыться от посторонних взглядов и прикосновений за теплым и надежным плечом матери.
3. Темноты . Оказавшись в темной комнате, многие дети проявляют признаки тревожного состояния. Причина подобного поведения кроется в том, что темнота служит для них символом все того же одиночества, олицетворяет собой беззащитность, обреченность и беспомощность. В темноте предметы теряют свои очертания, привычные ориентиры исчезают и ребенок попадает в чужой мир, полный зла и неизведанных опасностей.
4. Выдуманных персонажей . Появлению страха перед сказочными «монстрами», возникающему у детей примерно в 3 года, в немалой степени способствуют близкие родственники, пытающиеся с их помощью манипулировать маленькими непоседами («засыпай скорее, а то Баба-Яга придет», «ешь кашу или Бармалея позову»). В результате ребенок пугается не на шутку, ведь на рисунках и в мультфильмах эти «герои» выглядят для него более чем устрашающе.
5. Смерти . Приблизительно с 5 лет мальчишки и девчонки начинают испытывать мучительный страх смерти, обусловленный особенностями их развития. Дело в том, что именно в этом возрасте дети знакомятся с таким понятием, как «время» и узнают, что оно включает в себя рождение, продвижение, старение и конец. Осознание того, что рано или поздно им придется умереть – приводит их в ужас.
6. Смерти родителей . Остаться без родителей для любого ребенка означает, прежде всего, оказаться совсем одиноким и ненужным в этом огромном, непонятном, непознанном и оттого еще более страшном мире. Страх смерти близких людей, зарождающийся в 6-7 лет, как никакой другой обладает способностью активизировать и остальные фобии дошкольника – боязнь одиночества, темноты, посторонних людей.
7. Школьных проблем . С наступлением ученического возраста у детей появляется много страхов, напрямую связанных с обучающим учреждением. Они боятся опозданий, неуспеваемости, насилия со стороны одноклассников, а также непонимания учителей. Помимо этого, девчонки и мальчишки переживают, что не смогут соответствовать идеальному образу хорошего ученика и разочаруют своих родителей.
8. Проблем с внешностью . Вступая в подростковый период, дети всерьез опасаются тех изменений, что происходят с их телом. Полные сомнений и неуверенности, они боятся оказаться предметом всеобщего обсуждения или, что еще хуже, насмешек. Это очень сложный этап, во время которого особенно важно помочь ребенку преодолеть свой страх, иначе комплексы останутся с ним на всю жизнь.

Каковы причины

Наиболее часто страх у ребенка порождают:

1. Заботливые родственник и, считающие свои долгом ограждать малыша от любых неприятностей. Однако, осуществляя гиперопеку, они лишь превращают его в слабого, зависимого и испуганного человечка. При этом панически бояться он начинает даже самых безобидных вещей – испачкаться в песке, упасть со стула, вступить в контакт с другими детьми.
2. Конфликтующие родители , находящиеся на грани развода или же уже расторгнувшие брак. Мальчикам и девочкам намного труднее справиться со своими страхами, если их мамы и папы находятся в состоянии непрекращающейся войны. Более того, постоянное наблюдение за противостоянием двух сторон многократно усиливает любые фобии.
3. Взрослые люди (родители, учителя, родственники), привыкшие добиваться желаемого результата путем угроз и шантажа: «не пойдешь кушать – отдам тебя Кикиморе болотной», «будешь препираться – позову врача, пусть сделает укол», «не выучишь уроки – пожалуюсь отцу, и он тебя накажет».
4. Реальные случаи , травмировавшие нежную психику ребенка. Даже единожды столкнувшись с пугающей действительностью, он может бояться потом всю свою жизнь. И неважно, что именно произошло – это мог быть укус собаки, насилие со стороны подвыпившего хулигана, автомобильная авария и даже внезапно разразившаяся гроза.
5. Недружелюбно настроенные сверстники , решившие во что бы то ни стало проверить нервную систему нового «друга» на прочность. К сожалению, обиды и притеснение со стороны других детей могут серьезно повлиять на самооценку и характер ребенка. Желая справиться со своим страхом, он может стать агрессивным или плаксивым, неуправляемым или излишне покорным, беспощадным или безвольным.

Как избавить ребенка от страха

• считать, что детские страхи — это проблема, которая «яйца выеденного не стоит»;
• смеяться над ребенком и давать ему нелицеприятные прозвища;
• пытаться пристыдить испуганного малыша, намекая ему, что «хорошие, послушные и умные дети ничего не боятся»;
• ругать и унижать ребенка, даже если он писается от страха и не только в постель;
• терпеливо ждать, когда проблема разрешится как-нибудь сама.

Что делать можно и нужно:

• проявлять по отношению к ребенку максимум внимания и понимания;
• признаваться, что тоже иногда боитесь;
• внимательно слушать, запоминать и делать выводы;
• всеми доступными средствами помогать сыну или дочери в борьбе со страхами (включать на ночь светильник, поселить в шкафу вместо злобной Кикиморы дружелюбного Лунтика, пригласить сверстников в гости и устроить веселую вечеринку, благодаря которой «недруги», наконец-то, смогут подружиться).

Программа устранения фобий

Метод № 1. Вычислительная канцелярия

Многие родители недооценивают роль рисования в жизни ребенка, а зря! С помощью нехитрых сюжетов, отображенных в альбоме, он может раскрыть перед ними свой внутренний мир и показать, какие эмоции и чувства обуревают его на самом деле.

О чем «говорят» рисунки детей:

• если малыш отдает предпочтение серым и черным цветам родителям стоит серьезно задуматься, ведь использование мрачных тонов свидетельствует о том, что он находится в подавленном состоянии и явно чего-то боится;
• если ребенок пользуется яркими, сочными, жизнеутверждающими красками – это отличное доказательство того, что все в порядке, он полон оптимизма и пребывает в хорошем настроении;
• если рисуя семью, маленький художник располагает себя в центре листа , а родителей рядом, на равном удалении, значит, в семье царят гармоничные отношения, благотворно влияющие на психику малыша;
• если ребенок изображает себя в стороне от матери и отца – это тревожный знак, сигнализирующий о том, что семейная лодка пошла ко дну и он, как минимум, чувствует себя брошенным;
• если малыш с завидным постоянством рисует себя и маму одним цветом , а папу другим (или наоборот), из этого следует, что первая уделяет ему гораздо больше внимания, либо лучше находит с ним общий язык.

Чтобы избавить любимое чадо от страхов с помощью рисования понадобится пройти несколько этапов:

1. Для начала необходимо попросить ребенка изобразить на бумаге домашних питомцев, вашу семью в полном составе или его друзей с детской площадки. Увлеченно рисуя что-то приятное и хорошо знакомое, он быстрее настроится на позитивный лад и будет охотнее принимать участие в эксперименте.
2. После того как первый рисунок будет готов , следует осторожно затронуть тему детских страхов и выяснить, чего малыш боится больше всего. Именно этих «монстров» ему и предстоит нарисовать следующими. Только имейте в виду, что тему смерти лучше исключить из общего списка, она слишком сложна, как для понимания, так и для изображения.
3. Если ребенок проявил смелость и в альбоме появились первые рисунки его фобий, значит, пришло время для рассматривания и обсуждения пугающих картинок. Как правило, увидев своих «монстров» на бумаге, дети понимают, что «не так черт страшен, как его малюют».
4. Приступая к программе устранения фобий , следует помнить, что многим детям не удается победить свои страхи с первого раза. Поэтому следующий рисунок должен содержать изображение вашего сына или дочки ничего и никого не боящимися.
5. В качестве завершающего штриха нужно предложить ребенку нарисовать еще одну картинку на тему «Кем я буду, когда вырасту». Это простое действие позволит ему увидеть себя таким, каким он хочет быть — сильным, уверенным и очень храбрым.

Важно : дети всегда придают огромное значение тому, что делают и как ведут себя их родители. Чтобы ребенок действительно научился справляться со своими страхами, необходимо оказывать ему реальную помощь и поддержку. Отнеситесь к заданию серьезно, не забывайте хвалить малыша и ободрять его, даже если на самом деле считаете, что все эти фобии – сущий пустяк.

Метод № 2. Сказки нужны не только для забавы

Сделать первый шаг и нарисовать страхи – еще не значит вылечить боящееся чадо. Желая закрепить успех необходимо предложить ему увлекательную игру, носящую название «Кто лучше всех придумает историю».

В сочиненном творении должен присутствовать отважный воин (гордый принц, неунывающий Робокоп) смело шагнувший навстречу всему, чего боялся и вышедший победителем из этой битвы.

Если малыш еще слишком мал, чтобы самостоятельно придумать полноценную историю, родители должны помочь ему, не забывая использовать в качестве основы любой из реальных страхов ребенка.

В большинстве случаев, узнав, что любимые герои сумели побороть свою боязнь, дети изо всех сил стараются следовать их примеру.

Метод № 3. Родители = режиссеры

Еще один важный момент в программе устранения фобий – мини-спектакль, сюжет которого будет также повествовать о страхах и методах их преодоления.

Для того чтобы воплотить в жизнь это задание, родителям могут понадобиться различные игрушки, маски, костюмы, озорные куплеты, немного фантазии и актерского мастерства.

Будет просто отлично, если в основу спектакля ляжет придуманная ранее история, также можно попробовать инсценировку не выдуманных событий, когда-либо случавшихся с ребенком или его близкими.

Что касается распределения ролей, ведущим актером лучше всего назначить «виновника торжества», для которого импровизированное действо станет отличной возможностью наглядно увидеть, как можно и нужно справляться со своими страхами.

Вполне возможно, что после участия в спектакле ночные приступы панического ужаса у ребенка прекратятся и вам больше не придется бороться с их последствиями.

• не бросайте ребенка «тонуть» в различных фобиях , иначе рискуете навсегда лишиться его доверия (не стоит насильно подводить малыша к собаке, которую он боится или настойчиво совать в маленькую ладонь «безобидных» насекомых);
• имейте в виду , что оставляя ребенка наедине со страхами можно превратить его в заику или неврастеника;
• помните , что убрать из детской памяти страшные воспоминания можно только демонстрируя отпрыску свою искреннюю любовь и заботу;
• не конфликтуйте при ребенке с мужем, ведь доброжелательные внутрисемейные отношения – залог его психического здоровья;
• подумайте о том, что обманывать некрасиво , прежде чем сказать испуганному малышу, будто у вас и у папы совсем нет чувства страха;
• умейте вовремя признавать свое поражение , если проходит время, а никакие домашние методы не помогают и страхи только усиливаются – значит, пришла пора обратиться за помощью к опытному специалисту.

Резюмируя вышеизложенное можно сказать, что неконтролируемые детские страхи в отдельных случаях действительно представляют собой серьезный повод для беспокойства.

Однако чаще всего родителям достаточно всего лишь снять с лица строгую маску, уделить своему ребенку чуть больше времени, и проблема будет решена.

Играйте с малышом, гуляйте с ним, занимайтесь совместным творчеством и, чувствуя вашу поддержку, он без труда сможет справиться и с Бармалеем, и с темнотой, и с прочими детскими бедами!

Видео: Говорит специалист

Выражаем Вам глубокую благодарность за то, что Вы приобрели легальную копию электронной книги издательства «Никея».

Если же по каким-либо причинам у Вас оказалась пиратская копия книги, то убедительно просим Вас приобрести легальную.

Если в электронной книге Вы заметили какие-либо неточности, нечитаемые шрифты и иные серьезные ошибки – пожалуйста, напишите нам на

Спасибо!

Страхи – это серьезно

Страх – одна из первых эмоций, которую испытывает новорожденный младенец. Вполне вероятно – самая первая. Во всяком случае, многие врачи и психологи считают, что ребенка, проходящего через родовые пути, охватывает запредельный ужас. Может быть, поэтому в старину бытовало поверье, что дети, появившиеся на свет в результате кесарева сечения, отличаются особым бесстрашием…

Как бы там ни было, но еще толком не выпроставшись из пелены сна, окутывающей его в первые месяцы жизни, младенец начинает пугаться. Сначала резких звуков, потом незнакомой обстановки, чужих людей. И это вполне естественно. Малышу очень неуютно в огромном незнакомом мире. Его можно сравнить со взрослым человеком, очутившимся вдруг на неведомой планете, населенной великанами.

Поначалу родители относятся к детским страхам с пониманием и сочувствием. Но постепенно их отношение начинает меняться. Испугавшийся чужого дяди или собаки ребенок трех, четырех и, тем более, пяти лет частенько слышит: «Ай-ай-ай! Как тебе не стыдно? Ведь ты уже большой!»

Увы, если про многие детские проблемы можно сказать, что, скорее всего, ребенок их со временем преодолеет, то со страхами дело обстоит отнюдь не так просто. Ребенок растет, и очень часто страхи растут вместе с ним. Чем больше расширяются познания и развивается фантазия малыша, тем больше он осознает опасности, подстерегающие человека в нашем далеко не безопасном мире. Особенно сейчас, когда мир так нестабилен и заряжен агрессией, специалисты отмечают существенный рост детских страхов, и это не может не тревожить.

Но не стоит отчаиваться. Ведь ничуть не легче растить ребенка, который совсем ничего не боится, а потому способен на любое безрассудство. «Запредельное» бесстрашие встречается, например, при некоторых расстройствах психики, и родители такого бесстрашного ребенка пребывают в постоянной тревоге за его судьбу. В этом смысле боязливый ребенок причиняет взрослым гораздо меньше волнений. Он осторожен, с ним реже происходят несчастные случаи. Но беда в том, что грань между нормальным, охранительным страхом и страхом патологическим нередко оказывается размытой, и страхи в прямом и переносном смысле слова мешают ребенку жить. Они разъедают его душу и вызывают невротические расстройства. Тики, навязчивые движения, энурез, заикание, плохой сон, раздражительность, агрессивность, плохая контактность с окружающими, дефицит внимания – вот далеко не полный перечень неприятных последствий, к которым приводит не преодоленный детский страх. Подчас страхи указывают и на более серьезные психические заболевания (шизофрению, аутизм). Но, разумеется, диагноз может ставить только врач.

А что же делать родителям? Как им помочь маленькому трусишке? Прежде всего следует критически оценить семейную ситуацию, проанализировать свое собственное поведение по отношению к ребенку. Очень часто страхи появляются у детей, когда их… чересчур опекают. Да-да, казалось бы, усиленная опека должна создавать у ребенка чувство защищенности и, соответственно, внутреннего комфорта. Но не тут-то было! Когда малыша излишне опекают, он ощущает себя маленьким и слабым, а мир представляется ему грозным и враждебным, – иначе с чего бы взрослым дрожать над каждым его шагом? А поскольку с окружающим миром этот ребенок практически не знаком (ему попросту не дают такой возможности), место знаний занимают страшные фантазии. Ведь неизвестное всегда пугает вдвойне.

Поэтому, как ни велик соблазн держать ребенка под своим крылом чуть ли не до старости (взрослым так гораздо спокойнее), умные родители начинают довольно рано отпускать детей «в свободное плавание». Разумеется, постепенно, учитывая возраст, характер малыша, а также специфику его окружения. К примеру, в маленьких российских городках и поселках, где не так много машин и жизнь относительно безопасна, дети начинают самостоятельно гулять раньше, чем в Москве. В последние годы они получают это вожделенное право примерно лет с 9-10, хотя еще в 80-е гг. ребятишек не боялись отпускать во двор с 5-6 лет. Но жизнь изменилась не в лучшую сторону, и родители сейчас гораздо больше опасаются за своих чад.

«Местную» специфику учитывать необходимо; в противном случае ко всем прочим комплексам ребенка прибавится еще и страх стать посмешищем для сверстников, а это гораздо мучительней, чем думают иные взрослые.

Детские страхи нередко являются последствием конфликтов в семье. Взрослые зачастую об этом даже не подозревают, так как дети могут внешне ничем не выдавать своего беспокойства. Кажется, что их не волнуют ссоры родителей, – те кричат, ругаются, а ребенок преспокойно играет в своем уголке. Но в большинстве случаев отсутствие непосредственной реакции на конфликт не означает, что реакции не будет вовсе. Она просто выразится чуть позже и в какой-то иной форме. Например, ребенок вдруг начнет заикаться, писаться по ночам или бояться темноты, одиночества, привидений и прочего.

Конечно, не у всех детей гиперопека провоцирует страхи. Кто-то пытается бунтовать против повышенного внимания со стороны родителей, проявляет негативизм, хитрит, изворачивается, тайком или в открытую нарушает запреты. Да и семейные ссоры не всех травмируют одинаково (даже в одной семье).

Причина коренится не во внешних обстоятельствах, а в особенностях психики ребенка. Ранимые, чувствительные, впечатлительные дети чаще подвержены страхам. Особенно тяжело приходится мальчикам, поскольку от них ожидают большей смелости, чем от девочек, да и современная массовая культура ориентирована не на утонченных поэтов и художников, а на «сильных духом мужчин», суперменов. Поэтому мальчик с хрупкой психикой оказывается зажатым в двойные тиски: его мучает не только страх, но и стыд за свой страх. Родители ни в коем случае не должны смеяться над боязливым ребенком. Они (особенно отцы) часто делают это «из воспитательных соображений», надеясь, что трусишке станет стыдно и он исправится. Но ребенок лишь замыкается в себе и перестает доверять взрослым.

Другое дело – в хорошую минуту, когда ребенок ничего не боится и не нервничает, вместе с ним посмеяться… о нет, не над ним, а над его страхом! Подробнее о том, как это лучше сделать, речь пойдет ниже.

Очень хорошо, когда родители (и в первую очередь папы) рассказывают сыновьям и дочкам о своих детских страхах. Это вселяет в малышей уверенность в том, что они тоже сумеют преодолеть свои проблемы. Если даже папа, такой сильный и смелый, в детстве боялся темноты, значит, не все еще потеряно! Значит, надежда есть! Не беспокойтесь за свой авторитет, он от этого не пошатнется. Наоборот, вы сблизитесь с ребенком, станете лучше понимать друг друга.

Помогая ребенку справиться со страхами, не стремитесь к скорому результату. В данном случае как никогда уместна пословица «тише едешь – дальше будешь». Не торопите малыша, ведь это может нанести ему вторичную психическую травму Лучше преодолевать страхи постепенно, без напряжения, чтобы они исчезали как бы сами собой.

• Проект
• "Бронзовый век русской культуры"

• 2008 г.

• Авторы проекта – учащиеся 11-х классов
• Руководитель проекта - Терентьева Н.С., учитель литературы

• 1950 - 1980 годы

• Слава Лен назвал это время «Бронзовым веком», продолжающим золотой век пушкинской поры и серебряный век русской культуры начала XX века.

• цели

• Систематизировать информацию о литературе 60-80 годов ХХ века.

• Синтезировать результаты в проект.

• Представить целостный проект школьной и городской общественности.

• Литература Бронзового века

• ПОЭЗИЯ
• (Терентьева Евгения)

• ПРОЗА
• (Шумкова Юлия)

• ДРАМАТУРГИЯ
• (Грибанова Мария)

• Поэты Бронзового века

• Иосиф Бродский

• Владимир Бурич

• Генрих Сапгир

• Белла Ахмадулина

• Иосиф Александрович Бродский

• Родился 24 мая 1940 года. Первая публикация Бродского - в 17 лет. В это время быстро распространялись его замечательные, ни на чьи не похожие стихи – «Рождественский романс», «Пилигримы», «Гость». В этот период у Бродского сложилась широчайшая известность лучшего, самого известного поэта самиздата.

• СУД НАД ПОЭТОМ

• 13 февраля 1964 года Иосиф Бродский был арестован. Суд по делу Бродского, обвиненного в тунеядстве, состоялся 13 марта 1964 года. Решение суда – высылка на 5 лет с обязательным привлечением труда.
• В период ссылки были написаны такие известные стихотворения, как «Одной поэтессе», «Письмо в бутылке», «Гвоздика».

• Нобелевская премия

• В декабре 1987 года, в возрасте 47 лет, награжден Нобелевской премией «за всеохватное авторство, исполненное ясности мысли и поэтической глубины».
• 1993 году русское телевидение сняло единственный фильм о Бродском.
• Иосиф Бродский умер в возрасте 55 лет, 28 января 1996 года

• Струна Беллы Ахмадулиной

• Ахмадулина родилась 10 апреля 1937 года. Печататься Белла начала в 1954 году, в 1960 окончила литературный институт им. Горького. Стали выходить поэтические сборники «Струна», «Озноб», «Метель». В1979 участвовала в создании литературного альманаха «Метрополь»

• Пушкинская премия

• В 1964 году Ахмадулина стала лауреатом Пушкинской премии , которая присуждается фондом А. Тёплера за высокие достижения в области литературы.
• В 1964 снялась в фильме Шукшина «Живет такой парень».

• Генрих Сапгир

• Родился в 1928 году. Сапгир начал писать стихи с 8 лет. Это были рыцарские стихи. Первое стихотворение кончалось сообщением о том, что «я хочу быть писателем». Всего поэтом было написано около 20 поэтических книжек.
• Его первый сборник «Голоса».
• Сапгир – один из наиболее «богатых» русских поэтов XX века.

• Владимир Бурич

• Родился в семье сапожника в 1932 году. Бурич – поэт, теоретик свободного русского стиха. Очень любил кладбища, но безо всякого чувства печали. Бурич – один из первых, кто начал движение верлибра в СССР. Прожив тяжелую жизнь, он добился своего – свободный стих занял солидное место в русской поэзии.
• Умер Бурич в 1994 году во время Стружеских вечеров поэзии в Македонии.

• «То, о чем знаю только я
• и о чем меня никто не спросит»

• А.Г.Битов С.Д.Довлатов В.П.Аксенов
• Л.Думцева

• Муниципальное общеобразовательное учреждение средняя общеобразовательная школа №6 городской округ Карпинск

• В.П.Аксенов

• Родился 20 августа 1932 г. В городе Казани.
• Окончил Ленинградский медицинский институт в 1959г.
• Работал врачом. В 1960 опубликовал первую повесть «Коллеги».
• Автор известных произведений «Звездный билет»,
• «Апельсины из Марокко», «Затоваренная бочкотара»,
• «Московская Сага», «Золотая моя железка» и др.

• А.Г.Битов

• В 1980г. Эмигрировал из СССР. В данный момент живет в США, преподает русскую литературу в университете в Вашингтоне. Продолжает литературную деятельность: роман «Ожог» (1980г.), антиутопия «Остров Крым», роман «Желток яйца», «Редкие земли». С конца 80-х годов вновь издается в России. Часто ее посещает.

• А.Г.Битов

• Родился 27 мая 1937г. В Ленинграде в семье архитектора. Окончил Ленинградский Горный институт в 1962г. Высшие сценарные курсы в 1967г. И аспирантуру ИМЛИ. Печатается с 1960г. Автор книг «Большой шар», «Пушкинский Дом», «Человек в пейзаже», «Такое долгое детство», «Улетающий Монахов» и др. Член союза писателей СССР с 1965г.

• 1987г. Орден «Знак почета»
• 1989г. Пушкинская премия фонда А.Тепфера (Германия)
• 1990г. Премия за лучшую иностранную книгу года (Франция), за роман «Пушкинский дом» и премия Андрея Белого (Санкт - Петербург)
• 1992г. Государственная премия Российской Федерации за роман «Улетающий Монахов»
• 1993г. Орден «За заслуги в искусстве и литературе» (Франция)
• 1997г. Премия «Северная Пальмира» за роман «Оглашенные».
• 1999г. Царскосельская художественная премия, медаль Мовсеса Хоренаци (Армения).
• 1997г. Почетный доктор Ереванского государственного университета.

• С.Д.Довлатов

• Родился 3 сентября 1941г. В Уфе в семье театральных работников. С 1994г. Жил в Ленинграде. В 1959г. Поступил на филологический факультет, но не окончил его, ушел служить в армию. После поступил на факультет журналистики. Работал журналистом в Талине, в журнале «Костер». Первые рассказы были опубликованы на западе.

• В 1978г. Из-за преследований властей эмигрировал в Вену, затем переселился в Нью-Йорк. Издавал эмигрантскую газету «Новый американец». Там вышли его книги «Соло на ундервиде», «Невидимая книга», повесть «Компромисс», «Зона», «Заповедник» и др. В США и Европе вел авторскую передачу на радио «Свобода». Наград в России не имел.

• Классик сказки Бронзового века. Привнесла в русскую сказочную традицию новые черты: актуальность, новую предметность, новые стилистические приемы. Надо было обладать безоглядной смелостью чтоб в трудный для Бронзового века 1972г. Принести в советское издательство «Сказку о Веселом горнисте». С 1972г. Л. Думцева написала много сказок: «Баллада о русалке», «Несравненная», «Каждому свое счастье».

• Лидия Думцева

• Драматургия
• театр.

• Театр драмы и комедии на Таганке

• Современник

• Театр Романа Виктюка

«Московский театр на Таганке»

• Создан в 1964 на основе труппы Московского театра драмы и комедии, в которую вошли выпускники Театрального училища им. Щукина
• Главные режиссеры: Ю.П.Любимов (1964-1984), А.В.Эфрос (1984-1987), Н.Н.Губенко (1987-1989), Ю.П.Любимов (с 1989).

Время Любимова и Высоцкого Театр Виктюка

• Я – пессимист. Наш век – плебейский. Я работаю для себя. Я думаю, что театр должен существовать, как и существует он во всем мире, для избранных. Театр элитарен по самой своей природе, он предназначен для тех, кому искусство действительно необходимо для постижения прежде всего самих себя. Круг интересующихся театром – избранный. Театр должен быть аристократичен, а аристократичен – значит качествен .
• Роман Виктюк.

Спектакли 60-80 годов Московский театр "Современник"

• Московский театр "Современник" основан группой молодых актеров в 1956 году.
• Основатели театра - Олег Ефремов, Галина Волчек, Игорь Кваша, Лилия Толмачева, Евгений Евстигнеев, Олег Табаков.
• Основой репертуара "Современника" всегда были произведения, созданные современными авторами.
• в 1972 году труппа проголосовала за то, чтобы художественное руководство театра приняла на себя Галина Волчек.

Воспоминания актеров Исследовательская работа очень много значит для каждого из нас в личностном плане. Она учит ставить цели, собирать материал соответственно теме и проблеме. Мы познакомилась с творчеством новых писателей, о творчестве которых нет времени говорить на уроке. Само понятие «культура бронзового века» – новое в осмыслении литературы ХХ века. Причем новое не только для нас, но и для большинства учителей, потому что исследований в этой области не столь много.

• Исследовательская работа очень много значит для каждого из нас в личностном плане. Она учит ставить цели, собирать материал соответственно теме и проблеме. Мы познакомилась с творчеством новых писателей, о творчестве которых нет времени говорить на уроке. Само понятие «культура бронзового века» – новое в осмыслении литературы ХХ века. Причем новое не только для нас, но и для большинства учителей, потому что исследований в этой области не столь много.
• И конечно мы получили большое удовольствие и ощутили ответственность, работая в группе, когда понимаешь, что от тебя зависит успех работы всех.

• Заключение

Книга «Бронзовый век России. Взгляд из Тарусы» посвящена трудному процессу преодоления социального кризиса. Картина культурного и политического ландшафта страны дана как взгляд из маленького русского города Тарусы, в котором живет автор, и где сплелись воедино судьбы военных, ученых, писателей, диссидентов. Идейно-смысловая ось книги – исследование такого уникального явления русской культуры как Бронзовый век, феномен которого выходит далеко за рамки литературы, наполняясь историческим и социальным содержанием. Каждая глава этой искренней книги открывает читателю малоизвестные, но от того не менее значительные явления русской жизни. Читатель узнает, сколько в России верующих и почему всегда, во все времена их насчитывается 85 %, в чем состояли ошибки постсоветской интеллигенции, каковы истоки современного нацизма и почему происходит синтез левой и консервативной идей. Это сборник текстов о русской культуре, религии и политике. Все они, за исключением вводного, написаны в форме интервью, что облегчает восприятие подчас сложных идей и делает их доступными самому широкому кругу читателей. Книга издана по инициативе и при поддержке Всемирного русского народного собора.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Бронзовый век России. Взгляд из Тарусы (А. В. Щипков, 2015) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Бронзовый век и аксиомодерн

(вместо предисловия)

В почти уже легендарные «девяностые» на фоне сворачивания долгосрочных культурных проектов расцветал «клаб стайл». Проводились трогательные уютные поэтические фестивали и маленькие конференции, на которых обсуждали Бродского («ах, ещё не так давно он был только в самиздате») и Серебряный век («ах, он был совершенно недооценён»). Историческую несправедливость спешили исправить – и дооценить.

Серебряный век, несмотря на свою декадентскую «тональность», воспринимался как эталон и своеобразная матрица грядущего ренессанса. Подтекст был такой: культурное поле выжжено тоталитаризмом, поэтому надо мысленно вернуться к последним «тучным» для культуры годам, а это начало века. И тогда возможен новый расцвет. На том и стояли.

Между тем литературный процесс в постсоветской «новой» России становился делом всё менее престижным и востребованным. Новые литературные премии вроде «Русского Букера» становились междусобойчиком и полем клановых разборок внутри «тусовки» – в те годы само слово «тусовка» считалось едва ли не атрибутом респектабельности. Писательское сословие обречено было работать для всё более узкого круга, и гуманитарное сообщество по сути оказывалось в культурном гетто, но предпочитало считать себя элитарным закрытым клубом. Так было психологически проще.

Выстраивалась потребная моменту мифология, влиявшая в том числе на спектр интересов. Приоритет отдавался явлениям, так или иначе подвергавшимся в советское время замалчиванию, дискриминации.

Слава Лён. Исторический контрапункт

Идею Бронзового века концептуализировал поэт Слава Лён – собиратель, исследователь и архивариус современной русской поэзии. Он появлялся на гуманитарных собраниях, предлагая общественности тщательно выстроенную схему, согласно которой, по его мнению, эта поэзия развивалась. Эту схему он убедительно рисовал на ватмане. Там были обозначены все течения, школы и «школочки» – от хрестоматийных символизма-акмеизма до современных концептуализма и квалитизма.

Из схемы Лёна следовало, что с 1953‑го по 1989‑й год в России продолжался Бронзовый век – новая эпоха, когда поэзия вновь осваивала утраченные глубинные и универсальные смыслы. Тогда я не мог ещё в полной мере оценить точность и глубину этой концепции; это произошло несколько позже.

После века Серебряного следует особый период, связанный, в частности, с футуризмом. На мой взгляд, футуризм – это переходное состояние: уже не серебро, ещё не бронза. Скорее, некое выгорание плавильной печи. Динамическая пауза в смене эпох.

Это промежуточное положение не помешало футуризму и конструктивизму убить эстетику Серебряного века. Кружева декаданса расползлись и сгорели в огне футуристических домен.

Но это была лишь прелюдия.

Сам Бронзовый век берёт начало в 1950‑е. Он вызван к жизни многими факторами. Это и естественное ослабление поэтических влияний начала века, и война. «Вставай, страна огромная!»… – тут уж не до искр снега на зубцах акмеизма. И Победа 1945 года, создавшая в сознании людей образ святой коллективной жертвы. И смерть Сталина с окончанием жёстких идеологических «заморозков».

В обычных условиях всё это вполне могло бы закончиться расцветом религиозной лирики – но не в условиях СССР и продолжающихся антирелигиозных гонений. Избирательная хрущёвская «оттепель» распространялась, разумеется, не на всех и не все темы «открывала». Тем не менее поэзия в это время получает заряд новой сакральности и новой искренности; поэты вновь учатся говорить о горних, не сиюминутных вещах, пусть и без явных библейских мотивов.

Сказываться эта сакральность могла по-разному и очень долго – на протяжении 1960–1970‑х. Вот простой пример. Однажды в 1970‑е легендарный Давид Самойлов резко отчитал молодого поэта Владимира Бурича, едва не отказав ему в праве писать стихи, вот за такие строки:

Мир наполняют

послевоенные люди

послевоенные вещи

нашёл среди писем

кусок довоенного мыла

не знал что делать

Очевидно, Самойлова задела та невыносимая легкость, с которой Бурич своим вальяжным верлибром касался военной темы. Она была как выстрел.

Откуда здесь ощущение кощунства? Дело в том, что тема войны для человека «бронзового» периода имеет особый смысл. Эта тема сопоставима с мотивом распятия, хотя сопоставление и не могло быть прямо высказано. Но на глубинном уровне считывалось. Человек с историческим гражданством века Серебряного – а такие оставались до конца советского периода – отнёсся бы к этому тексту гораздо спокойнее. Взвесил бы на весах эстетического чувства и оставил в покое. В этом – разница.

Олег Охапкин. Новая сакральность

Концепция «бронзовой» эпохи была составлена упомянутым Славой Лёном на основании источников, пребывающих в самом литературном пространстве. Бронзовый век – во многом поэтическое самоназвание. Сегодня его хронология выстраивается автоматически – бери и пользуйся. Как, например, у Ирины Сидоренко:

И век златой пьянит –

Там болдинская осень,

Сусальный шелест битв

На нерчинском погосте…

Век звона серебра:

Вино и опий – в строчки!

В смерть крестит снег! –

«Ура» – людские многоточья…

И – бронзовый! – как месть

За миллион насилий.

Вернём красу и честь?

И мозг спинной – без гнили?

Это нынешние перепевы, уже ставшие привычными. А начиналась коллективная ода Бронзовому веку в 1975 году с поэмы моего друга, великолепного Олега Охапкина, которая так и называлась – «Бронзовый век»:

Он исторгнул из Храма лишних.

Торговавших талантом, чтобы

Воцарился в сердцах Всевышний,

А в торгующих – дух утробы.

И пошли по домам поэты.

Те, кто Бога встречали – с миром,

А купцы разбрелись по свету

Золотому служить кумиру.

Разбрелися по всем дорогам.

Приступили ко всем порогам,

И на бронзовосерых лицах

Тихо бронзовый век горел.

У Охапкина речь идёт о поэтах, которых коснулся Христос, – они вновь почувствовали Божье дыхание. Вернули жизни религиозную составляющую, которая была утрачена в декадансе, отвергнута в футуризме и тщательно замаскирована в советской литературе. Хотя после войны это чувство всколыхнулось. В охапкинском «Бронзовом веке» есть даже список имён его собратьев по цеху, отливших свои стихи в «бронзу»:

Красовицкий, Ерёмин, Уфлянд,

Глеб Горбовский, Соснора, Кушнер…

Макинтошами, помню, устлан

Путь Господень в живые души.

Рейн да Найман, Иосиф Бродский,

Дмитрий Бобышев да Охапкин

Наломали пред Ним березки,

Постилали цветов охапки.

Что едва ли строфу упрочим,

Если всех перечислим сряду.

Куприянов Борис да Виктор

Ширали… Стратановский, кто же

Не вспомянет о них! Без них-то

Было б грустно. Скажи, Сережа…

Чейгин, Эрль… может. Лён иль кто-то

Из других: Величанский, либо

Кто ещё, но открыл ворота

Всей процессии. Всем спасибо.

И когда Он вошёл в сердца нам.

Мы толпою пред Ним стояли.

Но дружиною стали, кланом.

Чуть бичи Его засвистали.

Легко заметить, что в этих «святцах» нет «официальной фронды», нет ни одного поэта Политеха. И это закономерно. Взять хотя бы Андрея Вознесенского. Невероятно талантлив. Но в какую сторону он идёт? Играет в футуризм, издаёт «Треугольную грушу». Потому что Маяковский – это символ, и подражание ему давало карт-бланш на эксперимент в известных рамках. Но по сути это был шаг назад, а не вперёд.

А у Олега Охапкина перечислены те, кто был готов всерьёз свидетельствовать о мире перед Богом. И тем не менее всех перечислять – не хватит стиха. Но главные современники века уже названы, и будущие составители хрестоматии избавлены от необходимости лишний раз лезть в справочники.

Охапкин чётко и уверенно проводит границу, отделяющую его «бронзовую» эпоху от прошлой, «серебряной». Но делает он это не в основном тексте, а за его пределами, в эпиграфе, создавая таким образом поэтическую «рамку». Для эпиграфа взяты строчки из «Поэмы без героя» Анны Ахматовой, бесспорной королевы века предшествующего:

На Галерной чернела арка.

В Летнем тонко пела флюгарка,

И серебряный месяц ярко

Над серебряным веком стыл.

Это как запись на полях. В поэме «Бронзовый век» Охапкин тоже обыгрывает тему арки («На Галерной пылала арка») – сквозная связь времён? Получается: связь – через отталкивание.

Борьба за признание

Собственно именно Олег Охапкин и создал понятие Бронзового века, почувствовал его и дал ему название. Разумеется, всего этого недостаточно. Чтобы определить рамки явления профессионально, а не поэтически, нужен был кто-то, кто сумеет выйти за пределы поэтического цеха. Этим человеком и стал Слава Лён. Практически он оказал потомкам ту же услугу, которую когда-то оказал им и Николай Оцуп, застолбивший название соседней эпохи в своей статье «Серебряный век русской поэзии», впервые напечатанной в 1933 году в парижском журнале «Числа».

А вот масштабная поэтическая антология «Бронзовый век русской поэзии», составленная Лёном, увидела свет лишь в 2013 году (Бронзовый век русской поэзии. – Спб.: BBM, 2013). Причём судьба всей той масштабной работы с наследием Бронзового века, которую много лет подряд осуществлял автор, оказалась непростой. Это сейчас лёновская концепция – свершившийся научный факт. А в 1990‑е просветительская деятельность Славы Лёна вызывала разные реакции в среде постперестроечных гуманитариев. Так, на одном из литературных диспутов один филолог саркастически возразил Лёну, предлагая поменять на его схеме временную шкалу на «степени возрастания градуса». Возражение, может быть, и остроумное, но явно не по существу… Приходилось в разное время встречать и другие возражения. Например, что, мол, понятие «Бронзовый век» утверждает идею ухудшения и деградации: вслед за Бронзовым и Железным должны идти «плохонькие» века без имени.

В этих рассуждениях проявляется культур-шовинизм новейшей культурной бюрократии. Во-первых, отказывая Бронзовому веку в праве так называться по причине якобы нисходящей оценочности, за веком Серебряным то же самое право охотно оставляли. Хотя «серебро» символически тоже менее ценно, чем золото. И логика подсказывает: возражение против «бронзы» рикошетом бьёт и по серебру. Вывод прост: надо или вовсе избавляться от шкалы нисходящих оценок и упразднять названия всех эпох или, сохраняя её, наделить Бронзовый век общими правами. Но этого не происходит. Что можно «серебру», того нельзя «бронзе». «Серебряный запас» русской литературы якобы должен считаться неиссякаемым.

Однако Бронзовый век вовсе не обязан считаться менее «ценным», чем его исторический предтеча. Скорее наоборот. Серебро – холодный металл. Бронза – тёплый. Она как бы хранит в себе частицу золота. Стремится на свой лад изобразить свойственную «золотому» периоду полноту и теплоту бытия. То есть наследует классическим ценностям Золотого века, хотя и через поколение. У Серебра – иная задача: совершенство, симметрия, отточенность языка. Игра форм и смыслов, из которых надо сложить слово «Вечность». Но не более.

Люди с системным мышлением проявляли интерес к концепции Лёна, но статусным гуманитариям она совершенно не нравилась. Хотя бы потому, что у них уже были свои обобщающие схемы и делиться почётной ролью создателей дефиниций никому не хотелось. Лёновский же подход явно диссонировал с тем, что уже было принято и возведено в канон.

Согласно этому канону история русской поэзии, да и культуры в целом рассматривалась как бы сквозь призму Серебряного века. И этому веку было предписано длиться и никогда не заканчиваться – продолжаться вечно, пусть даже в форме осознанного и неосознанного подражания, что, в общем-то, опиралось на некоторые объективные факты литературной реальности. Ведь никто не возьмётся отрицать следы сильного влияния Цветаевой в стихах Беллы Ахмадулиной или следование за Маяковским Андрея Вознесенского. Другое дело, что эта «затухающая серебряная» линия в литературе была, мягко говоря, не единственной. Но никакая другая кураторам культурного процесса была просто не нужна. Музейное отношение к культуре побеждало. Серебряный век должен был длиться покуда стоит мир.

А остальные должны ждать, когда кончится этот затянувшийся декадентский век.

Партийная организация и партийная литература

Наверное, излишне говорить о том, что вожди новой генерации начальников-гуманитариев в точности воспроизвели советскую модель отношения к культуре, ориентированную на отсев всего идеологически чуждого. Всё «выдержанное» и пригодное к употреблению берётся в расчёт, остальное игнорируется. Новые люди в гуманитарной сфере активно боролись за влияние с бывшими советскими институциями, но продолжали мыслить и действовать в рамках прежней парадигмы. Просто эта парадигма была ими присвоена или, если угодно, приватизирована, словом – перевёрнута и переделана под себя.

В связи с этим цензурно-идеологическим перевёртышем необходимо сказать несколько слов о так называемой «советской литературе». На самом деле, по моему глубокому убеждению, такой литературы не существовало. Была и есть русская литература советского периода. «Советская литература» – миф, который вначале был выгоден советской власти, а затем и её противникам. Он помогал отделять удобных от неудобных, агнцев от козлищ.

Понятие «поэт Серебряного века» со временем стало играть точно такую же роль: из термина оно превратилось в знак качества. Точнее, доброкачественности. Стало синонимом «поэта первого сорта». При этом Твардовский, Самойлов, Слуцкий или Багрицкий считались поэтами классом ниже. Ещё сложнее было с поэтами андеграунда, сформировавшимися в советскую эпоху. При таком подходе очевидно, что Бронзовый век был не нужен и неинтересен литературным начальникам как в советский, так и в постсоветский периоды.

В советскую эпоху это утверждалось административно-приказным порядком. В 1990‑е по-другому – средствами медийного влияния, поскольку уже вступил в силу принцип: если тебя нет в информационном поле, тебя нет вообще. Так или иначе аллергия на «несистемные» культурные явления оставалась формой идеологии и в «новой» России.

Поначалу я думал, что «ответственным» людям просто очень не хочется возиться с новой грудой литературных фактов. Позднее понял, что причины гораздо более глубокие. Инстинктивное неприятие любых разговоров на тему Бронзового века – не проявление академического обскурантизма. Дело в том, что эта постановка вопроса ломает готовый сценарий культурных исследований. В рамках этого сценария Серебряный век – что-то вроде «осевого времени» или «точки отсчёта». Матрица Серебряного века – не в обиду его почитателям будет сказано – превратилась в новый идеологический стандарт для просвещённой публики.

Навязывалась эта матрица с помощью элементарной подмены. Серебряный век – безусловно, интереснейший и богатый на художественные открытия период русской культуры – использовался в совершенно не свойственной ему функции – как идеологическая рамка. Для этого требовалось максимально передвинуть вперёд по исторической шкале его верхнюю границу, неявно вписывая в этот отрезок то, что просто не могло к нему относиться, иную культурную реальность.

Протесты не принимались. Они отклонялись с помощью эмоциональной аргументации: «Ну что вы, как можно! Начало века – это наше всё. А через несколько лет, вообразите: большевистская смута, крах, тёмные века варварства». Трагическая коллизия «цветение Серебряного века против большевистского варварства» перекидывалась из начала века в наше время.

Иными словами, модель разделённого исторического времени, модель «разрыва традиции» использовалась уже второй раз. Вначале она была востребована советским официозом. Затем, уже с противоположного конца – либеральным «антисоветским» официозом, вышедшим всё из той же советской шинели.

Задержанная эпоха. Новые заморозки

Понять происходящее до конца в то время мало кому посчастливилось. Только теперь становится понятно, что адепты «исторического декаданса» подморозили движение культуры.

В России существует экзотическая историософская традиция, описывающая линию национального развития как смену «заморозков» и «оттепелей». С этих позиций при желании можно объяснить всё, что угодно. Так, Серебряный век происходил в ситуации относительных «заморозков» (1905–1916). Но период конца 1990‑х на фоне «оттепели» 1980‑х означал «заморозки», в том числе и для самой культуры, которая просто была полностью маргинализирована. А шоковая терапия с разгромом индустрии, стрельбой из танков в 1993‑м, печально известным «письмом 42‑х», по концентрации ненависти не уступавшим коллективным призывам сталинского времени, – всё это позволяет говорить не об оттепели, а о новых масштабных заморозках, которые не кончились и сейчас.

Иллюзия оттепели обернулась ледниковым периодом. Но если те, старорежимные заморозки культуре как бы не мешали, а фига в кармане даже развивала способность к метафоризации, то нынешние холода привели к вымерзанию эстетических ростков до самых корней. Произошла заморозка тех точек роста, которые должны были дать всходы в «девяностые» – «нулевые». Но не дали. Это и есть наш задержанный Бронзовый век.

Ведь как рассуждали на излёте перестройки? Вот сейчас сдёрнут с науки удавку марксизма-ленинизма – и она расцветёт. Гуманитарии будут свободно просвещать нацию, проводить высокую культурную политику… Удавку сняли, а утро не наступило. Вернее, наоборот. Если в СССР гуманитариев контролировали идеологически – в 1990‑е их просто вышвырнули за пределы «нового дивного мира», сделав их лишними людьми. Музыкантам столичных оркестров пришлось стать бомбилами и челноками… Имена Лотмана, Лихачёва и иных потускнели в сознании интеллигентного обывателя. Потому что когда отечественную культуру пускали под нож, они за неё не вступились. Так в России свершилось то, что на Западе принято называть предательством интеллектуалов.

То же и в поэзии. В 1990‑е годы её развитие приостановилось, словно было искусственно задержано. После Кривулина, Охапкина, Бродского… Бронзовый век не породил сопоставимых по масштабу фигур. Он длился, но редко плодоносил. Произошло это, судя по всему, по причине «заморозки» 1990‑х, благодаря которой развитие Бронзового века было искусственно задержано, а престиж высокой культуры в обществе в целом искусственно занижен.

И эта ситуация в целом сохраняется до сих пор.

Легко объяснить моду на верлибр, распространившуюся в 1990‑е – 2000‑е. Только работая над верлибрами, можно было попасть в поле зрения западных славистов. И это были не те верлибры, которые сочинялись во время оно французскими символистами. Здесь главная задача – заменить поэтическую речь фрагментами бытовой, профанной речи. При этом максимально расширив, а значит, отменив границы эстетического. Так при абсолютных монархиях в XVI веке были утеряны границы исторического. В историю «записывалось» всё: с какой ноги встал монарх, какого цвета туфли он надел и что ел на обед. «Это достойно истории!» – восклицали придворные хронисты. Всё было достойно истории. Но всё значит ничего. Так история государства превращалась в нечто вроде Марлезонского балета на тему королевской охоты на дроздов…

Или вот молодёжная субкультура 1990‑х. Это ведь тоже декаданс, только сильно приземлённый. Молодёжная субкультура была потребительской, завязанной на клубной индустрии с танцевально-наркотическим репертуаром. А рядом – приезжие западные звёзды, вышедшие в тираж на родине, но с удовольствием играющие для «этих русских». Всё вроде бы движется – и всё стоит на месте.

Жертва. Возвращение в историю

Что Бронзовый век – не только литературное, но и социально-историческое понятие, мне стало ясно несколько позже.

Тут сыграла свою роль драматичная история, связанная с Парком Победы в Петербурге. В Парке Победы горожане хотели возвести храм на месте, где стоял Блокадный крематорий. В течение 15 лет им мешала городская власть. Вот это сочетание, этот грандиозный резонанс – память о жертвах и мучениках войны и память о жертве Нового Завета – впервые осветило для меня всю суть Бронзового века как новой эпохи. Это было возвращение к моральным глубинам русской традиции, где всякая жертва – напоминание о Его жертве. Так зарастал исторический разрыв между традицией советской и дореволюционной, собирались воедино разные части народного тела. Это было возвращение к глубинным смыслам. «Так вот что такое Бронзовый век», – подумал я тогда.

Не стану подробно рассказывать о том, как горожане ставили крест на месте будущего храма, как этот крест сжигали и выкорчёвывали торговцы шаурмой – новые хозяева жизни, с которыми в то время прекрасно уживались новейшие поклонники русского декаданса. Но храм построили. Добились. Для меня это одна из важнейших вех нашего Бронзового века. Особенно актуальна эта связь сейчас, когда фашизм реабилитирован и легализован на международном уровне.

А тогда я вновь ощутил радость Победы над фашизмом как отголосок другой Победы – Сына Человеческого над смертью. Этот синтез – пропуск для нашего возвращения в Историю. Начинается возвращение с нравственного консенсуса в обществе, и важнейший предмет консенсуса – собственная история.

Взгляд из Тарусы

Впоследствии я увидел, насколько труден этот консенсус – на примере жизни малых русских городов, прежде всего – родной для меня Тарусы. И здесь я тоже наблюдал и наблюдаю признаки задержанной эпохи, которая давно должна была наступить, но пока не наступает. Ещё Паустовский поднял тему спасения малых городов. А распутинское «Прощание с Матёрой» как будто оттенило эту тему.

Моя любимая крошечная Таруса. Макет Большой России. Здесь жили и оставили свой след Поленов, Борисов-Мусатов, Ватагин, Цветаев, Паустовский, Заболоцкий, Рихтер… Я видел, как плакал мужчина возле памятника генералу Ефремову, положив руку на бронзовую надпись «Не предавшему Родину и солдат». А сколько ещё сыновей Таруса отдала Великой Отечественной, Афгану, Чернобылю…

Концепция развития Тарусы менялась, отражая как в капле воды бурление всей России. На сломе 1991‑го бродила идея сделать основным трендом диссидентскую тему 101‑го километра. Поэтесса Татьяна Мельникова назвала Тарусу «диссидентской столицей», и действительно – «политические» в разные годы проживали здесь десятками, если не сотнями: статусные Александр Гинзбург, Лариса Богораз и менее известные, такие как моя любимица, женщина отчаянного характера Валентина Ефимовна Машкова. По улицам Тарусы бродили Солженицын и Амальрик, Марченко и Осипов, Ковалёв и Балахонов, Горбаневская и Крахмальникова… И тут надо бы сказать, что советское диссидентство, как бы резко это ни звучало – это тоже богема, с культурной богемой тесно связанная. С одной стороны, Сахаров и Синявский. С другой – Аверинцев и Глазунов. Свой кодекс, своя диссидентская этика, «династические» диссидентские браки. Но это тема для отдельного разговора.

Музейно-диссидентская концепция не прижилась. Её вытеснила тема «русского Барбизона». И культурное строительство ожидаемо пошло под флёром Серебряного века. Так было в Большой России, так было и в нашем маленьком городке на берегу величавой Оки, несущей свои воды во Времени от Золотого века к Серебряному и дальше к Бронзовому.

Заболоцкий. Ключи от Бронзового века

Николай Заболоцкий – пожалуй, самая загадочная знаменитость советского периода русской литературы. Автор знаменитых «Столбцов», вначале обэриут, затем традиционалист, Заболоцкий провёл в Тарусе последние два года своей жизни. Лишь сегодня мы начинаем осознавать, что это не просто прекрасный русский поэт, но и открыватель целой эпохи. Именно он стал связующим звеном довоенной и послевоенной лирики и родоначальником поэтического взрыва 1960–1970‑х, открыв нам ворота в Бронзовый век. Он сам переплавился – если использовать «металлическую» метафору – в лагерный период. Его стихи стали совершенно другими. И это говорит о его огромном таланте.

Вот он, как и положено поэту «бронзовому», перебрасывает мостик к Золотому веку. В данном случае в стихотворении «Одинокий дуб» – к знаменитому пушкинскому «Анчару».

Дурная почва: слишком узловат

И этот дуб, и нет великолепья

В его ветвях. Какие-то отрепья

Торчат на нём и глухо шелестят.

Но скрученные намертво суставы

Он так развил, что, кажется, ударь –

И запоёт он колоколом славы,

И из ствола закапает янтарь.

Вглядись в него: он важен и спокоен

Среди своих безжизненных равнин.

Кто говорит, что в поле он не воин?

Он воин в поле, даже и один.

Всё верно. Религиозный порыв, стремление к свидетельству о мире передаётся от Золотого к Бронзовому веку. Через поколение. Поверх Серебряного – холодного и безучастного. И Заболоцкий даже как будто спорит с Пушкиным: вместо древа смерти рисует древо жизни.

В конце концов Заболоцкий приходит к субрелигиозности в творчестве. В его стихах становится ощутимой подвластность мира высшему закону. Вместе с тем он не отрывается от породившей его народной почвы. Вот он пишет стихи о «Голубиной книге», вспоминая рассказ о «правде и кривде». То есть – о справедливости. Ведь справедливость – это основа, нравственный центр русской традиции.

И слышу я знакомое сказанье,

Как правда кривду вызвала на бой,

Как одолела кривда, и крестьяне

С тех пор живут обижены судьбой.

Лишь далеко на океане-море,

На белом камне, посредине вод,

Сияет книга в золотом уборе,

Лучами упираясь в небосвод.

Но семь на ней повешено печатей,

И семь зверей ту книгу стерегут,

И велено до той поры молчать ей,

Пока печати в бездну не спадут.

Поэт вглядывается в души людей, проступающие на их лицах («О красоте человеческих лиц»):

Есть лица, подобные пышным порталам,

Где всюду великое чудится в малом.

Есть лица – подобия жалких лачуг,

Где варится печень и мокнет сычуг.

Иные холодные, мёртвые лица

Закрыты решётками, словно темница.

Другие – как башни, в которых давно

Никто не живёт и не смотрит в окно.

Но малую хижинку знал я когда-то,

Была неказиста она, небогата,

Зато из окошка её на меня

Струилось дыханье весеннего дня.

Поистине мир и велик и чудесен!

Есть лица – подобья ликующих песен.

Из этих, как солнце, сияющих нот

Составлена песня небесных высот.

Николай Заболоцкий приходит после Серебряного века, но приходит раньше Охапкина и его современников. Именно ему и достались ключи от века Бронзового. Он стал родоначальником новой искренности и новой глубины. Это литургическое чувство, как бы «размешанное» в мире. Испытывая его, поэт поневоле становится миссионером. Ему есть о чём сказать всерьёз – не публике, которая сидит в зале, а поверх голов. Это незаметное пророчество.

Заболоцкий это ощущал. И вместе с этим чувствовал все оттенки русского менталитета, выхолощенного в советскую эпоху. Это и стало одной из причин, по которой поэт был невинно осуждён.

Непонятно, почему стихи Заболоцкого до сих пор не возведены в должный ранг. Ведь другие литературные «жертвы режима» получили в 1990‑е свой «респект». Открыватель Бронзового века неудобен тем, кто считает, что XX век обязан соответствовать образу вальяжно-декадентской, холодноватой России. Хотя «репетиция» Бронзового века заметна у некоторых долгожителей века Серебряного. В частности, у Бориса Пастернака мы находим особую теплоту причастности. И наоборот: холодность, выхолощенность религиозных образов мы видим у гениальной Цветаевой с её эгоцентричной лирической героиней. Но носители расколотого, сформировавшегося в 1990‑е годы сознания упрямо ориентируются на культурную ситуацию начала XX века, на всё то, что выросло из грибницы артистических кабаре и «собраний».

Почему о Серебряном веке у нас говорят гораздо больше, чем о Золотом? Гуманитарная элита делает вид, что и Ахматова, и Пастернак продлевают этот век, и даже очевидно «бронзового» Иосифа Бродского пытаются пристегнуть туда же. Никакого «после» не может быть – только отголоски.

Так формулируется вечная и незыблемая культурная повестка. Так формируется культур-шовинизм, с точки зрения которого ценно лишь то, что сохраняет преемственность от эпохи поэтических салонов или подражает великим.

Стратегия истеблишмента направлена на блокирование культурных явлений, которые по своей природе не интегрируются в авторитарно-симулятивную модель «оптимизированной» культуры. Эта модель прибегает к бесконечной мифологизации, использует в качестве инструментов информационную суггестию и лингвистическую агрессию, а полноценную коммуникацию заменяет пиаром. Так креативный класс, стремясь сохранить гегемонию, цепляется за разваливающихся идолов корпоративного общества.

Люди с этим социальным профилем неизбежно воспроизводят теплохладную «толерантную» модель общества, лишённую подлинных эстетических запросов.

Аксиомодерн

Серебряный век – это не только поэзия. Хрустальность серебра, ломкость, холодность и бездушие закончились революцией. А с конца XX века началось возрождение, ренессанс. Начался Бронзовый век – возврат и оживление.

Но для нас, свидетелей «миллениума», Бронзовый век сильно запоздал. Он начался в творчестве Заболоцкого, Самойлова и других поэтов послевоенной поры, «питерской школы», Олега Охапкина, Иосифа Бродского. Но не успел полностью вступить в свои права, не стал фундаментом русской культуры в конце 1980‑х-начале 1990‑х. Он был приостановлен новыми политическими «заморозками» и культурной маргинализацией, распадом общественного пространства, предательством и самороспуском интеллигенции, падением престижа гуманитарных профессий.

Внимательные наблюдатели говорят об архаизации культуры, о «новой дикости». Но что такое Бронзовый век как не возможность выскочить из этой инфернальной воронки?

«Бронзовый век нашей поэзии обретёт терминологическую осмысленность, если мы увидим, что современные поэты, сталкиваясь с жестоким фактом десакрализации художественной речи, начнут вспоминать свое древнее жреческое задание и займутся поэзией не как аристократическим дивертисментом золотого века или мелодраматической эксцентрикой века серебряного – а как жертвенной духовной практикой бронзового века, породившего среди прочих Орфея и Ориона», – писал несколько лет назад Андрей Новиков-Ланской в статье «Апология бронзы».

Всё так. Хотя куда предпочтительнее это пожелание смотрелось бы будучи перекодированным в рамках библейского символического ряда.

Сегодня ломается общественный порядок, основанный на жёстком элитаризме. Поэтому у нас есть основания надеяться на «разморозку» культурных процессов, которые прежде подвергались тотальной коммерциализации, экономической, да что там – и политической цензуре.

Примечательно, что именно моя Таруса, устанавливая памятник «ключарю» Бронзового века Николаю Заболоцкому, подтверждает, что мы вступаем в эпоху аксиомодерна. Это состояние общества, в котором сочетается ощущение «современности», «нового времени» (известное ещё по периоду модерна), универсализм, единство картины мира и традиционные моральные ценности.

Общество стоит перед необходимостью демонтажа всей культуры постмодерна. Что придёт на смену?

Новую модель культуры называют по-разному: постинформационным обществом, постконцептуализмом, постсекулярностью, новым традиционализмом. Мы её называем аксиомодерном .

Так или иначе нас ожидает новая разметка культурного пространства и новые правила игры. Новую парадигму от старой отличает приоритет целостности, жизнь по единым правилам. А это предполагает новый общественный договор. Из книжного понятия философов-просветителей он может превратиться в реальность. Но его целью станут эгалитарные культурные и социальные модели.

Николай Заболоцкий

Первый поэт Бронзового века

Интернет-журнал «Religare»

Беседовал журналист Алексей Гладков

Николаю Заболоцкому выпало открыть в русской поэзии новую эпоху. А помогли ему в этом война и тюремный срок – уверен философ, политолог и социолог религии Александр Щипков.

Маленькую подмосковную Тарусу так и хочется назвать городом-музеем. Здесь жили и оставили свой след Марина Цветаева, Константин Паустовский, Белла Ахмадулина, Святослав Рихтер… Трудно пройти мимо памятника командарму Михаилу Ефремову с надписью «Не предавшему Родину и солдат» – явному антиподу печально известного генерала Власова. Скоро здесь появится памятник ещё одной, может быть, самой загадочной культурной знаменитости – Николаю Заболоцкому. Автор знаменитых «Столбцов», вначале обэриут, затем традиционалист – Заболоцкий прожил в Тарусе последние два года своей жизни. И лишь сегодня мы начинаем осознавать, что это не просто прекрасный русский поэт, но и открыватель целой эпохи – русского Бронзового века.

– Год литературы каждый празднует по-своему. Кто-то проводит фестивали и вручает премии за казённый счет. А вы ставите в Тарусе памятник Заболоцкому на собственные средства…

– Мне нелегко это далось. Во-первых, пришлось идти на самый бюджетный вариант, иначе элементарно не хватило бы денег. Ну и надо было объяснять домочадцам, для чего эта прореха в семейном бюджете.

– Объяснили?

– Да. Супруга и дети поняли и согласились. Но это – семья. А вот некоторые представители гуманитарной общественности обвинили меня в отсутствии, так сказать, идеологической выдержанности в подходе к русской культуре.

– Вот как? Чем же им Николай Заболоцкий не угодил?

– Понимаете, они уверены в том, что в культуре всё должно строиться по некоему плану. И наш XX век обязан соответствовать образу вальяжно-декадентской, холодноватой России. Это такая рафинированная культура, культура под колпаком.

– Мифологизация?

– Ну да. И в рамках этого устойчивого культурного мифа образ Серебряного века – это некая граница культуры и «варварства». Исторический обрыв, после которого вплоть до самого Бродского ничего ценного не могло и не должно было на русской почве произрастать. Это тёмные десятилетия русской культуры, которые следует вычеркнуть из анналов.

– Ахматова и Пастернак жили в это межвременье. И Вознесенский, и Ахмадулина…

– Конечно, замазать целые десятилетия таким штрих-корректором не получится. Но можно создать оптику, в рамках которой часть явлений станет неразличима, сольётся с фоном. Зато другие останутся отчётливыми. И эта оптика – миф о Серебряном веке как осевом времени русской культуры XX века. Желательно сделать вид, что он никогда не заканчивался, даже Иосиф Бродский к нему принадлежит. И вообще никакого «после» не может быть – только отголоски, подражания. Для этого линия литературной преемственности сознательно описывается как инерционная и подражательная.

– И что в итоге происходит?

– Формируется некий культурно-исторический «шовинизм». С точки зрения которого любое продолжение – это доживание, шлейф, свечение отражённым светом. Поэтому Ахматова и Пастернак как бы продлевают Серебряный век. С этой точки зрения ценно лишь то, что наследует эпохе поэтических салонов или подражает великим. Поэтому, скажем, памятник Марине Цветаевой вписывается в этот формат. Вписывается и Белла Ахмадулина в силу явных следов цветаевского влияния. А вот Заболоцкий – лишний, чужой. Получается сегрегация, рассечение культуры.

– Вы полагаете, что памятник Заболоцкому поможет преодолеть это рассечение?

– Этим я хочу указать на необходимость преодоления разрыва традиции. Нельзя адаптировать и корректировать традицию под требования момента. Что-то стереть ластиком, а что-то оставить. Такие опыты с литературой опасны, они искажают культурную историю народа.

– Это напоминает практику советского времени, не находите?

– Это она и есть. Меняется только знак, а метод культурных «чисток» остаётся в силе.

– Как выглядит сегодня культурный ландшафт Тарусы?

– Здесь лежит «камень» Марины Цветаевой – с ней связан уже довольно старый культ. Существует музыкальный культ Святослава Рихтера, два раза в году проводятся «Рихтеровские фестивали» очень-очень хорошего уровня. В их тени находятся другие тарусяне – Паустовский, Ахмадулина, Борисов-Мусатов, Иван Цветаев, Эфрон, Виноградов и многие другие. В центре города стоит памятник генералу Михаилу Ефремову, и жители Тарусы хорошо знают, в чём его заслуга. Но очевидно, что без Заболоцкого этот ряд будет неполным. Я выяснил, что примерно в двадцати городах России есть улица имени Анны Ахматовой. И только в одном маленьком городе – Уржуме – существует улица имени Николая Заболоцкого. Я не хочу как-то умалить Анну Андреевну, но я против умаления Заболоцкого.

– Как Заболоцкий воспринимается сегодня?

– Его знают, и знают хорошо, но как-то однобоко. Например, как человека, который переложил «Слово о Полку Игореве». Переводчик, интерпретатор – это висит в воздухе. Знают его как обэриута и сотрудника журналов «Ёж» и «Чиж». Как веселого экспериментатора, чудаковатого, талантливого и немного несчастного человека. Цитируют стихотворение про девочку Марусю, про прачку и алкоголика, которые жили в доме напротив. Изредка вспоминают о том, что он маялся в сталинских лагерях. И это всё. А ведь это номер один в русской поэзии XX века.

– Не преувеличиваете?

– Нет. Талантливых в XX веке много, но я не об этом, а о его уникальном положении в культуре. Заболоцкий прожил две жизни: до и после лагеря, до и после войны. И на этом переломе в его поэзии произошли большие изменения. Она наполнилась новыми, субрелигиозными смыслами. Тем не менее Заболоцкого по инерции продолжают считать поэтом начала XX века. Но ведь он одновременно и первый поэт второй половины столетия, то есть Бронзового века.

– Кто был создателем термина «Бронзовый век»?

– Среди поэтов – Олег Охапкин. А в литературоведении это понятие восходит к трудам известного исследователя и архивариуса русской поэзии Славы Лёна. Это совершенно уникальный человек, защитивший три докторских диссертации, – географ, философ, искусствовед и поэт. Он родился в 1937 году. А в 1990?е Лён методично ходил на поэтические конференции, приносил с собой ватманские листы, на которых отмечал фломастерами все фигуры и вехи литературного процесса. Согласно его классификации Бронзовый век начался в 1953 году со смертью Сталина и закончился в 1991?м. Хотя вторая граница не столь очевидна.

– 1953?й и 1991?й… Почему такие границы?

– В 1991?м «осень застоя» уступила место железному веку коммерции, и это отразилось на литературном процессе. Смерть Сталина – это тоже понятно. Начиналась новая эпоха. К этому моменту остаточные явления Серебряного века уже не делали погоды. Смена парадигмы ускорилась под влиянием военной темы. «Вставай, страна огромная!» Тут уж не до искр снега на зубцах акмеизма… Хотя по большому счёту Серебряный век закончился сразу после революции. Это такая предреволюционная штука. Футуризм, конструктивизм убили эстетику Серебряного века. Кружева декаданса расползаются и сгорают в огне футуристических домен.

– Великий перелом во всём?

– Так сложилось. Футуризм – это переходное состояние: уже не серебро, но ещё не бронза. Скорее, выгорание. Динамическая пауза в смене эпох.

– А Заболоцкий?

– Он оказался связующим звеном довоенной и послевоенной лирики и стал родоначальником поэтического взрыва 1960–1970?х, то есть открыл нам ворота в Бронзовый век. Он сам переплавился – если использовать «металлическую» метафору, – и это говорит о его огромном таланте.

– Какова же тогда роль знаменитых поэтов эпохи Политеха?

– Я бы всё-таки провёл черту, не обидную, но важную. Есть поэты Бронзового века, а есть – Политехнического музея. Причём необязательно те, кто в нём выступал, ведь они могли жить в других городах и вообще не появляться в Москве. Но это лейбл. Это публицистическая поэзия, на которую возник запрос сверху. Не «ворованный воздух», а разрешение дышать от сих до сих, что-то лицензионное.

– Бронзовый век в разрешениях не нуждался?

– Поэты Бронзового века вообще не нуждались в отмене каких-то запретов. Они руководствовались иными мотивами. Автор термина поэт Олег Охапкин написал в 1975 году стихотворение под названием «Бронзовый век». Там речь идёт о поэтах, которых коснулся Христос. Они вновь почувствовали Божье дыхание. Вернули жизни религиозную составляющую, которая была утрачена в декадансе, отвергнута в футуризме и сходила на нет в советской литературе. Но после войны это чувство всколыхнулось.

– Что этому способствовало?

– Война и Победа. Ведь это возврат к теме Христа и Голгофы, и неважно, Сталин это делал или не Сталин. Даже тех, кто был прикормлен властью, но при этом честен и талантлив, как Твардовский, – их, конечно, война разбудила. Это было неизбежно. Это шло снизу. Просто люди под огнём в окопах становились верующими, людей перепахало. И они оказались готовы к новой встрече с Богом. А в случае с Заболоцким сложились воедино война и лагерный срок. И то и другое было его личной Голгофой.

– Почему эпоха называется Бронзовым веком, а не очередным «измом»?

– Хороший вопрос. Это ведь не только универсальная хронология, но и символ. Бронза – горячий металл, похожий на золото. А серебро – металл холодный, белое с чёрным: «И серебряный месяц ярко / Над серебряным веком стыл». Бронза, когда плавится, переливается всеми оттенками. И вот Олег Охапкин вольно или невольно противопоставляет новую веру остывшему, леденящему декадансу. Пусть эта вера нецерковная, пусть это субрелигиозность. Неважно. Но у Охапкина открываются царские врата – и Христос входит в сердца. А дальше зёрна отделяются от плевел.

Он исторгнул из Храма лишних.

Торговавших талантом, чтобы

Воцарился в сердцах Всевышний,

А в торгующих – дух утробы.

И пошли по домам поэты.

Те, кто Бога встречали – с миром,

А купцы разбрелись по свету

Золотому служить кумиру.

Разбрелися по всем дорогам.

Приступили ко всем порогам,

И на бронзовосерых лицах

Тихо бронзовый век горел.

– Охапкин так изображает внутреннюю эмиграцию советской богемы?

– Не всей, а лучшей её части. И эту эмиграцию он видит как уход от мира. Советскость напоминает чем-то атмосферу Римской империи, таких параллелей и у Бродского много, в «Письмах римскому другу», например… Но поэты уходят в служение, а не в монастырь. Они образуют общину подобную апостольской. Там и русские, и евреи, и татары. Виктор Ширали, по-моему, вообще узбек. Христов интернационал. «Несть ни еллина ни иудея», все равны. Поэзия – их молитва.

– Это религиозная община?

– Практически. Они себя так чувствовали. Здесь явное двоемирие: вот земное – вот небесное, вот Бог – вот Мамона.

– А Серебряный век?

– Это оккультная, искорёженная религиозность. Как они говорили? «Соединим Христа с эросом», «Откажемся от синоптиков». Всё это очень далеко от Бога.

– А вот романтизм золотого века – скажем, лермонтовский, байронический – он всё равно «золотой»?

– Понимаете, на самом деле даже богоборчество лежит в русле библейской традиции. Оно возможно, когда Бог рядом. А у Серебряного века придуманный бог, это минус-религиозность. Богоискательство, богостроительство – это упражнения в мистицизме без веры. Потом наступает период конструктивизма, где следов религиозности не будет вообще. Будет энергия разрушения и обновления, за которой – пустота. Пройдёт «безрелигиозный» период – и именно в лице Заболоцкого начнётся новая эпоха, напоминающая позапрошлую.

– Бронзовый век – это перекличка с Золотым?

– Не просто перекличка, а наследование, хоть и через поколение. В поэзии Охапкина, Бродского, Рейна, Кривулина, Липкина, Лиснянской, Чухонцева, Седаковой слышны голоса Пушкина, Тютчева, Баратынского. В цвете бронзы есть частица золота.

– И у Заболоцкого?

– Конечно. Заболоцкий после тюрьмы приходит к субрелигиозности в творчестве. В его стихах становится ощутимой подвластность мира высшему закону.

– Он приходит к этому раньше современников Охапкина.

– Именно так. Поэтому Заболоцкому и достались ключи от Бронзового века. Он открыл этот век. Стал родоначальником новой искренности и новой глубины. Это такое литургическое чувство, «размешанное» в картине мира. Как внутренний свет. Поэт, которому он светит, становится миссионером. Он чувствует: мне есть, что сказать всерьёз. Не публике, которая в зале сидит или книжку читает, а поверх голов. Это незаметное пророчество.

– Эстрадники Политеха никогда не пророчествовали?

– Они не могли, поскольку находились в той же ситуации, что и официальная поэзия. Это был просто второй официоз, альтернативный. И он тоже имел свой формат. Вознесенский играет в футуризм. Почему? Потому что Маяковский – это символ, и подражание ему давало карт-бланш на эксперимент в известных рамках. Но по сути это был шаг назад, а не вперёд.

– Таков удел всей советской литературы?

– Нет такой литературы. Есть русская литература советского периода. «Советская литература» – миф, который был выгоден вначале советской власти, а затем её противникам. Он помогал отделять удобных от неудобных, «агнцев» от «козлищ». Понятно, что авторов ранга Пастернака стремились записать в святцы обе стороны. Понятие «поэт Серебряного века» со временем стало играть точно такую же роль: из термина оно превратилось в знак качества. Точнее, доброкачественности. Стало синонимом «поэта первого сорта». При этом Твардовский, Самойлов, Слуцкий или мощнейший Багрицкий считались поэтами классом ниже, хотя того же Багрицкого, например, Бродский называет в числе своих учителей. В какой-то мере выручало совпадение хронологии и вкусовых критериев. Но это не всегда срабатывало.

– Да уж, назвать Пастернака «советским» в 1990?е язык не поворачивался.

– Как можно-с! Ещё сложнее было с поэтами андеграунда, сформировавшимися в советскую эпоху.

– А сегодня?

– Сегодня в целях той же самой селекции понятие «Серебряный век» стремятся расширить. А его границу – передвинуть как можно дальше по исторической шкале, к Бродскому и даже за Бродского. Но здравый смысл подсказывает, что деление это ущербное – идеологически мотивированное и кастовое.

– Вернёмся к памятнику Николаю Заболоцкому. Когда он появится?

– Скоро он будет готов в бронзе. Работа, на мой вкус, очень хорошая. Автор памятника – Александр Дмитриевич Казачок, который уже сделал нам в Тарусе две работы: памятники Ивану Цветаеву и генералу Ефремову. Он изобразил Заболоцкого таким, каким он был сразу после лагеря, примерно сорокалетним. И сумел передать его особое состояние – сочетание простоты, открытости, ума и доверчивости. Заболоцкий у него почти улыбается, но улыбаются глаза, а не губы. Удивительное состояние.

– Почему роль памятников сегодня снова возрастает?

– Потому что начинается возвращение традиции. Потому что, как говорил великий Конёнков, «без скульптуры народ превратится в быдло». Историю культуры надо возвращать и расставлять всех по местам. Не надо никого скидывать с очередного корабля современности. Например, Рождественский с Вознесенским тоже яркие поэты, и им тоже надо воздвигать памятники.

Из книги Пугачев и Суворов. Тайна сибирско-американской истории автора Носовский Глеб Владимирович

14. Многочисленные уральские города якобы бронзового века, в том числе и знаменитый Аркаим - это следы разгромленной Московской Тартарии XVIII века н. э Сравнительно недавно на Южном Урале открыли довольно много старых поселений, среди которых наиболее известен Аркаим,

Из книги Большой подлог, или Краткий курс фальсификации истории автора Шумейко Игорь Николаевич

Глава 11 ЭСТОНИЯ «БРОНЗОВОГО ВЕКА» Было бы однако крайним великодержавным высокомерием: объявить эту «Прибалтийскую остановку», и ограничиться, как примером - одной Латвией. Дескать о прибалтах с их «поющими революциями» - достаточно. А все их национальные различия -

автора Мансурова Татьяна

Прадедушка из бронзового века Хорошо ли мы знаем свои корни? В большинстве случаев знания наши ограничиваются информацией о прапрабабушках и прапрадедушках. На Востоке к этому подходят более ответственно: например, средний японец знает девять колен своих предков.

Из книги Великие тайны цивилизаций. 100 историй о загадках цивилизаций автора Мансурова Татьяна

Золото бронзового века Жители Ирландии издавна славились своими весьма искусными золотыми предметами и украшениями. Особенно много до нас дошло золотых вещей, относящихся к бронзовому веку (2400-1800 до н. э.), причем драгоценный металл уже тогда обрабатывался опытными

автора Чайлд Гордон

Из книги Расцвет и падение древних цивилизаций [Далекое прошлое человечества] автора Чайлд Гордон

Из книги Древняя Греция автора Ляпустин Борис Сергеевич

РАСЦВЕТ ЦИВИЛИЗАЦИИ БРОНЗОВОГО ВЕКА НА БАЛКАНАХ Цивилизация, сложившаяся в материковой Греции, в своих основных чертах была однотипна с минойской. Конечно, она имела местные особенности, характерные для народов, населявших Балканский полуостров. Это позволяет считать

Из книги Древняя Греция автора Ляпустин Борис Сергеевич

ЗАКАТ ЦИВИЛИЗАЦИИ БРОНЗОВОГО ВЕКА НА БАЛКАНАХ В конце XIII в. до н. э., после Троянской войны, в дворцовых хозяйствах ахейских царств наметились признаки экономического кризиса. К тому же в это время на Балканах резко ухудшилась этно-политическая ситуация. В силу каких-то до

Из книги Доисторическая Европа автора Непомнящий Николай Николаевич

Взгляд из Эстонии: неясные символы бронзового века Как мы видим, "следовики", "чашечники" и другие камни со какими-то знаками довольно широко распространены по Европейской части России. Однако какие-то обобщения и выводы делать довольно сложно, так как до сих пор

Из книги Хетты и их современники в Малой Азии автора Маккуин Джеймс Г

Глава IV. Повседневная жизнь в конце бронзового века Раскопки в поселениях II тысячелетия до н. э. в Анатолии дали множество сведений о том, как в те времена здесь жили и работали люди. Достаточно обширные исследованные районы в таких местах, как Богазкёй, Аладжа,

автора Бадак Александр Николаевич

Глава 9. Племена Европы и Азии бронзового века

Из книги Всемирная история. Том 2. Бронзовый век автора Бадак Александр Николаевич

Культуры бронзового века в начале II тысячелетия до н. э Если отсечь зону древних рабовладельческих государств, то на карте Европы и Азии начала II тысячелетия мы сможем увидеть следующие очаги культур.Обширные пространства Прибайкалья и прибайкальских степей к востоку

Из книги Золото Трои автора Вуд Майкл

Глава восьмая КОНЕЦ БРОНЗОВОГО ВЕКА В последние годы династий голод и моровые поветрия становятся частым явлением. Что касается голода, то его причина заключена в том, что большинство людей в такое время воздерживается от обработки земли. Потому что в последние годы

Из книги История Украинской ССР в десяти томах. Том первый автора Коллектив авторов

Глава III. ПЛЕМЕНА БРОНЗОВОГО ВЕКА На территории Восточной Европы, и в частности Украины, бронзовый век занимает вторую половину III - начало I тысячелетия до н. э. Этот период характеризуется дальнейшим развитием скотоводства и земледелия (начавшимся еще в эпоху

Из книги История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции автора Петелин Виктор Васильевич

Николай Алексеевич Заболоцкий (7 мая (24 апреля) 1903 – 14 октября 1958) Родился в обеспеченной семье сорокалетнего агронома Алексея Агафоновича Заболотского (1864-1929) и школьной учительницы Лидии Андреевны Дьяконовой (1879-1926). В «Автобиографических очерках» Николай Заболоцкий

Из книги История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие автора Кузьмина Светлана

Николай Заболоцкий Объединение реального искусства, или ОБЭРИУ, вместе с молодыми ленинградскими поэтами «левого» фланга (Д. Хармсом, А. Введенским, И. Бахтеревым и др.) организовывал Николай Алексеевич Заболоцкий (1903, Казань– 1958, Москва), поэт, чей жизненный и творческий