ЗАКОНЫ РАЗВИТИЯ СИСТЕМ Закон «развиваться, становясь подсистемой», по-видимому, имеет фундаментальное значение не только в технике, но и в развитии любых объектов - от элементарных частиц до галактик. Однако это только один из законов, знание которых необходимо

Изучение внутренних законов развития языка представляет одну из важнейших
задач лингвистического исследования. <…> Общие законы развития присущи
всякому языку как общественному явлению особого порядка, как средству общения,
обмена мыслями между людьми. Специальные законы развития наличествуют в
отдельных языках, определяя их качественное своеобразие, пути развертывания и
совершенствования этого качества. При этом частные, специфические закономерности
развития того или иного языка представляют конкретное проявление общих законов
языкового развития. <…> Так называемые звуковые (или фонетические)
законы и явления грамматической аналогии, установленные
сравнительно-историческим языкознанием как частные эмпирические закономерности
фонетического и грамматического развития отдельных языков, основаны на общих
законах, присущих языку как средству общения. <…>

Грамматическая аналогия представляет собою процесс уподобления,
создающий новую форму по образцу старой. Она является грамматическим
новотворчеством <…> ретроспективного характера, строящим новые
грамматические формы, пользуясь материалом старых форм. Аналогия служит
средством улучшения грамматического строя языка, совершенствования
грамматической формы или системы форм данного языка в соответствии с внутренними
законами его развития. Будучи одним из общих законов развития грамматики,
улучшения и совершенствования грамматических правил языка, она действует в
каждом языке своеобразными путями, в соответствии с особенностями
грамматического строя данного языка. Соответственно этому, явления аналогии
представляют результат взаимодействия между устойчивостью грамматической системы
и общей тенденцией к улучшению грамматических правил языка.

Основное направление аналогических новообразований определяется принципом
однозначной связи грамматической формы и содержания, согласно которому
одинаковые грамматические признаки выражают одинаковые значения, а одинаковые
значения выражаются одинаковыми грамматическими признаками. На самом деле в
любом языке наличествуют многочисленные противоречия между грамматическими
формами и их значением. Ср. в русском склонении: мост – именительный
падеж множественного числа мосты , но город – именительный падеж
множественного числа города ; в немецком der Та g
– множественное число di е Та g е , но der
Schl а g – множественное число di е
S с hl ä g е ; в спряжении
глаголов: li е g еп – прошедшее время l а
g , но fli е g еп – прошедшее время fl
о g , si е g еп – прошедшее время
siegt е и т.п. Подобного рода противоречия объясняются тем, что
язык, как явление историческое, находится в развитии, в движении. «Исключения»,
которые регистрируются описательной грамматикой данного языка, раскрываются с
точки зрения его истории как отложения закономерностей прошлого или как
зарождение новых закономерностей, еще не получивших общего значения.

<…> Мы можем и должны говорить о грамматической аналогии как об одном
из общих внутренних законов развития языка.

Принято различать аналогию внутреннюю и внешнюю .
В первом случае аналогические уподобления имеют место внутри системы флективных
изменений данного слова; во втором случае – между аналогичными по своей функции
грамматическими формами разных слов, принадлежащих к различным типам
словоизменения внутри одной грамматической системы.

Для иллюстраций приведем несколько широко известных примеров.

Внутренняя аналогия .

а) В древнерусском склонении переход заднеязычных к ,
г , х > ц , з ,
с перед гласными h или è вызвал соответственные
чередования последнего согласного корня: ср. именительный падеж единственного
числа вълкъ – «волк» вълц h
вълци ; именительный падеж
единственного числа другъ , местный падеж единственного числа друз
h , именительный падеж множественного числа друзи ; именительный
падеж единственного числа духъ , местный падеж единственного числа
дус h , именительный падеж множественного числа дуси и т.п.
Различие это постепенно устраняется аналогической унификацией по большинству
падежей: предложный падеж единственного числа о волке , друге ,
духе ; именительный падеж множественного числа волки ,
други , духи . Поскольку падеж был достаточно четко обозначен
своим окончанием, дифференциация корня, наличествовавшая в некоторых падежах,
стала излишней: восстановление единства корня является несомненным
грамматическим улучшением.

б) Сходного типа чередования, основанные на переходе к ,
г > ч , ж перед передними гласными,
наличествуют и в настоящем времени глаголов: ср. пеку – печешь –
печет и т.д. – пекут , берегу – бережешь –
бережет и т.д. – берегут и др. Народные диалекты и так называемое
«просторечье» знают аналогические формы: пекёшь , пекёт ,
берегёт , и т.п., однако литературный язык сохраняет здесь древнее
различие по лицам. Мы встречаемся в немецком глаголе с подобными чередованиями в
области вокализма: ср. ich пе h те – du
nimmst – е r ni тт t
; i с h g е b е –
du gibst – е r gibt ; ich
f а hr е – d и f
ä hrst – е r f ä hrt
и др. (палатализация гласного корня под влиянием элемента i в
окончании 2-го и 3-го лица единственного числа в древненемецком языке). В
диалектах и здесь широко распространена аналогическая унификация: d и
пет st – е r пет t ; d и
f ā r š t – е r f
ā rt ; однако литературный язык сохраняет чередование.
<…>.

Внешняя аналогия .

а) Родительный падеж множественного числа на -ов в словах
мужского рода с твердой основой распространился в русском языке по аналогии
старых основ на и (ъ ). «Родительный множественного
числа в именах на *-о мужского и среднего рода, в именах на
*-а , также в основах на согласные, после эпохи падения глухих
оказался совпавшим с чистой основой этих рядов существительных, не содержа таким
образом никаких положительных формальных признаков для характеристики падежной
формы (ср. родительный падеж множественного числа раб , конь ,
сел , поль , жен , душь , ден ,
церковь , матер , имен и под.); только в именах на
*-и соответственным окончанием явилось -ов и в
именах на *- i мужского и женского рода – окончание
-е j (из древнейшего -ии , т.е.
*-ъ ji )» .

Причиной аналогического распространения окончания -ов ,
происходящего из весьма малочисленной группы основ на и- типа
сынов (в которых элемент -ов , по своему происхождению,
является не падежной флексией, а вариантом основообразующего гласного), явилось
совпадение в мужском роде именительного падежа единственного числа и
родительного падежа множественного числа, одинаково утративших падежное
окончание (им. ед. рабъ – род. мн. рабъ). «Распространение в этом
склонении окончания -ов , заимствованного из основ типа
сынъ , – пишет Л.А. Булаховский,– соответствует тенденции сообщить форме
примету, отличающую ее от именительного падежа единственного числа». В этом смысле процесс этот также служит
улучшению грамматической системы. После продолжительной борьбы старая форма без
окончания удержалась в литературном языке, как показывает Л. А. Булаховский,
там, где слово «относительно мало нуждалось в падежной характеристике» , например, в названиях парных
предметов, обозначений мер и веса, часто употребляющихся со счетными словами (
пара сапог , пять аршин , десять раз и т.п.), или там, где
наличествовала формальная дифференциация, – ударением (именительный падеж
единственного числа зубóк
з ý бок , именительный падеж единственного числа
вóлос – родительный падеж множественного числа волóс и др.) или
наличием суффикса единственного числа (названия народов, обычно с приметой
-ин : славянин – славян , татарин –
татар и т.п.). Это обстоятельство наглядно свидетельствует о внутренней
(хотя и ненамеренной, бессознательной) целесообразности развития подобных
аналогических процессов. Основы среднего рода на -о не приняли в
литературном языке окончания -ов , поскольку именительный
единственного дифференцируется здесь окончанием -о (ср.
дело – дел , место – мест и т.п.); однако в народных
диалектах широко распространены аналогические формы (местов ,
делов ) . Колебания между облаков – облак ,
яблоков – яблок связаны с двойственной формой этих слов как имен
мужского или среднего рода (именительный падеж единственного числа яблоко
– яблок , облако – облак ) .

б) Окончания дательного, творительного и местного (предложного) падежей на
-ам , -ами , -ах , объединяющие в
настоящее время склонение существительных во всех трех родах (ср. волках
, женах , делах и т.д.), являются аналогическим обобщением
окончаний старых женских основ на -а . Процесс этот поддерживался
наличием окончания -а в именительном-винительном множественного
числа среднего рода, личными именами мужского рода на -а типа
воевода , слуга , собирательными типа господа и др., а
также общей потерей грамматических признаков рода во множественном числе
прилагательных. Вытесненными, после долгого-периода колебаний, оказались
окончания других основ: -омъ (-емъ ),
-ы (-и ), — h х (
-ихъ ), засвидетельствованные в письменности до начала XVIII в.

В обоих приведенных случаях внешней аналогии аналогические процессы
совершаются на основе общего смешения и унификации типов склонения: потеря
основообразующими суффиксами их первоначальной смысловой значимости вызывает
тенденцию к устранению формальных различий между одинаковыми падежами и тем
самым к улучшению грамматического строя языка в соответствии с его внутренними
законами. <…>

Таким образом, внутренняя аналогия, устанавливая единство внутри системы
флективных видоизменений данного слова, более четко и однозначно выделяет
корневую морфему как носительницу предметного (материального) значения слова.
Поэтому можно говорить в таких случаях об аналогии материальной ,
восстанавливающей материальное единство слова. Внешняя аналогия осуществляет
перестройку грамматической системы в целом или в частях в направлении унификации
или дифференциации, по внутренним законам ее развития; она устанавливает новое
единство системы грамматических форм и в этом смысле может быть названа
аналогией формальной , точнее – аналогией грамматических форм .

Жирмунский В.М. Внутренние
законы развития языка и проблема грамматической аналогии. Труды института
языкознания. Т. IV . – изд-во Академии наук СССР, М.: 1954, с. 74 – 79.

С.П. Обнорский. Именное
склонение в современном русском языке. Вып. 2, Л., 1931, стр. 149 – 150.

Л.А. Булаховский. Исторический

Обычно к внутренним законам относят закон системности (глобальный закон, являющийся одновременно и свойством, качеством языка); закон традиции, обычно сдерживающий инновационные процессы; закон аналогии (стимулятор подрыва традиционности); закон экономии (или закон «наименьшего усилия»), особенно активно ориентированный на ускорение темпов в жизни общества; законы противоречий (антиномии), которые являются по сути «зачинщиками» борьбы противоположностей, заложенных в самой системе языка. Будучи присущими самому объекту (языку), антиномии как бы готовят взрыв изнутри.

К внешним факторам , участвующим в накоплении языком элементов нового качества, могут быть отнесены следующие: изменение круга носителей языка, распространение просвещения, территориальные перемещения народных масс, создание новой государственности, развитие науки, техники, международные контакты и т.п. Сюда же включается фактор активного действия средств массовой информации (печать, радио, телевидение), а также фактор социально-психологической перестройки личности в условиях новой государственности и, соответственно, степени адаптации ее к новым условиям.

Ответ на вопрос о том, почему решающим в языковом развитии (решающим, но не единственным) фактором оказывается действие внутренних законов, кроется в том, что язык является системным образованием. Язык - это не просто набор, сумма языковых знаков (морфем, слов, словосочетаний и т.п.), но и отношения между ними, поэтому сбой в одном звене знаков может привести в движение не только рядом стоящие звенья, но и всю цепь в целом (или ее определенную часть).

Закон системности обнаруживается на разных языковых уровнях (морфологическом, лексическом, синтаксическом) и проявляется как внутри каждого уровня, так и во взаимодействии их друг с другом. Например, сокращение количества падежей в русском языке (шесть из девяти) привело к росту аналитических черт в синтаксическом строе языка - функция падежной формы стала определяться позицией слова в предложении, соотношением с другими формами. Изменение семантики слова может отразиться на его синтаксических связях и даже на его форме. И, наоборот, новая синтаксическая сочетаемость может привести к изменению значения слова (его расширению или сужению). Часто эти процессы бывают процессами взаимообусловленными. Например, в современном употреблении термин «экология» за счет разросшихся синтаксических связей существенно расширил свою семантику: экология (от греч. óikos - дом, жилище, местопребывание и...логия) - наука об отношениях растительных и животных организмов и образуемых ими сообществ между собой и с окружающей средой (БЭС. Т. 2. М., 1991). С середины XX в. в связи с усилившимся воздействием человека на природу экология приобрела значение как научная основа рационального природопользования и охраны живых организмов. В конце XX в. формируется раздел экологии - экология человека (социальная экология); соответственно появляются аспекты экология города, экологическая этика и др. В целом можно уже стало говорить об экологизации современной науки. Экологические проблемы вызвали к жизни общественно-политические движения (например, «Зеленые» и др.). С точки зрения языка, произошло расширение семантического поля, в результате чего появилось другое значение (более абстрактное) - «требующий защиты». Последнее просматривается в новых синтаксических контекстах: экологическая культура, промышленная экология, экологизация производства, экология жизни, слова, экология духа; экологическая ситуация, экологическая катастрофа и т.п. В последних двух случаях появляется новый оттенок значения - «опасность, неблагополучие». Так, слово со специальным значением становится широко употребительным, в котором путем расширения синтаксической сочетаемости происходят семантические преобразования.

Системные отношения выявляются и в ряде других случаев, в частности, при выборе форм сказуемого при существительных-подлежащих, обозначающих должности, звания, профессии и т.п. Для современного сознания, скажем, сочетание Врач пришла звучит вполне нормально, хотя здесь очевидно формально-грамматическое несоответствие. Форма меняется, ориентируясь на конкретное содержание (врач - женщина). Кстати, в данном случае наряду с семантико-синтаксическими преобразованиями можно отметить и влияние социального фактора: профессия врача в современных условиях распространена среди женщин столь же широко, как и среди мужчин, а корреляция врач - врачиха осуществляется на ином языковом уровне - стилистическо.

Закон языковой традиции представляется как нечто лежащее на поверхности, вполне понятное и очевидное. Понятность закона объясняется объективным стремлением языка к стабильности, «охранности» уже достигнутого, приобретенного, но потенции языка столь же объективно действуют в направлении расшатывания этой стабильности, и прорыв в слабом звене системы оказывается вполне естественным. Но тут вступают в действие силы, не имеющие прямого отношения к собственно языку, но могущие наложить своеобразное табу на инновации. Такие запретительные меры исходят от специалистов-лингвистов и специальных учреждений, имеющих соответствующий правовой статус; в словарях, пособиях, справочниках, официальных предписаниях, воспринимаемых как социальное установление, имеются указания на правомочность или неправомочность употребления тех или иных языковых знаков. Происходит как бы искусственное задерживание очевидного процесса, сохранение традиции вопреки объективному положению вещей. Взять хотя бы хрестоматийный пример с широким употреблением глагола звонить в формах звОнит, звОнят вместо нормативного произношения звонИт, звонЯт. Мы говорим: жАрить - жАришь, вАрить - вАришь, но в глаголе звонить упорно сохраняется традиция, причем не языком, а кодификаторами, «установителями» литературной нормы. Такое сохранение традиции оправдывается другими, аналогичными случаями, например сохранением традиционного ударения в глагольных формах включить - включИшь, включИт, вручить - вручИшь, вручИт (ср.: неправильное, нетрадиционное употребление форм вклЮчит). Так что традиция может действовать избирательно и не всегда мотивированно. Еще пример: уже давно не говорятдве пары валенков (валенок), сапогов (сапог), ботов (бот), чулков (чулок). Но упорно сохраняется форманосков (а форманосок по традиции квалифицируется как просторечная). Особенно охраняется традиция правилами написания слов. Ср., например, многочисленные исключения в орфографии наречий, прилагательных и др. Главный критерий здесь - традиция. Почему, например, с панталыку пишется раздельно, хотя правило гласит, что наречия, образованные от существительных, исчезнувших из употребления, пишутся с предлогами (приставками) слитно? Ответ маловразумителен - по традиции, но традиция - охранная грамота давно ушедшего. Конечно, глобальное разрушение традиции может серьезно навредить языку, лишить его таких необходимых качеств, как преемственность, устойчивость, основательность в конце концов. Но частичная периодическая корректировка оценок и рекомендаций необходима.

Среди традиционных написаний есть написания в высшей степени условные(например, окончание прилагательных -ого с буквой г на месте фонемы <в>; написание наречий с -ь (вскачь, наотмашь) и глагольных форм (пишешь, читаешь).

Закон традиции часто сталкивается с законом аналогии , создавая в некотором смысле конфликтную ситуацию, разрешение которой в частных случаях может оказаться непредсказуемым: либо победит традиция, либо аналогия.

Действие закона языковой аналогии проявляется во внутреннем преодолении языковых аномалий, которое осуществляется в результате уподобления одной формы языкового выражения другой. В общем плане это мощный фактор языковой эволюции, поскольку результатом оказывается некоторая унификация форм. В таких случаях сдерживающее начало традиции может сыграть положительную роль.

Особенно подвержен действию закона аналогии разговорный язык, тогда как литературный более опирается на традицию, что вполне объяснимо, так как последний более консервативен по своей сути.

На фонетическом уровне закон аналогии проявляется, например, в случае, когда вместо исторически ожидаемого звука в словоформе появляется другой, по аналогии с другими формами. Например, развитие звука о после мягкого согласного перед твердым на месте (ять): звезда - звёзды (из звезда - звезды) по аналогии с формами весна - вёсны.

Особенно активна аналогия в ненормированной разговорной и диалектной речи (например, замена чередований: берегу - берегёшь вместо бережёшь по образцу несу - несёшь и т.п.). Так идет выравнивание форм, подтягивание их к более распространенным образцам.

Особенно активным в современном русском языке оказывается действие закона речевой экономии (или экономии речевых усилий). Стремление к экономичности языкового выражения обнаруживается на разных уровнях языковой системы - в лексике, словообразовании, морфологии, синтаксисе. Например, в морфологии:пять грузин вместо грузинов; сто грамм вместо сто граммов; полкило апельсин, помидор, мандарин вместо апельсинов, помидоров, мандаринов и т.п.

Особенно большой резерв в этом отношении имеет словообразование: Например: электропоезд (электрический поезд), зачетка (зачетная книжка), гречка (гречневая крупа) или: рабочий, столовая, нижеподписавшиеся, и т.п.(субстантивация). В синтаксисе сложное предложение можно заменить простым. Ср. также параллельное употребление конструкций типа: Брат сказал, что приедет отец. - Брат сказал о приезде отца. Об экономичности языковых форм свидетельствуют разнообразные аббревиатуры, особенно если аббревиатурные образования приобретают постоянную форму наименований - существительных, способных подчиняться нормам грамматики (вуз, учиться в вузе).

Развитие языка, как и развитие в любой другой сфере жизни и деятельности, не может не стимулироваться противоречивостью протекающих процессов. Противоречия (или антиномии) свойственны самому языку как феномену, без них немыслимы какие-либо изменения. Именно в борьбе противоположностей проявляется саморазвитие языка.

Обычно выделяют пять-шесть основных антиномий: антиномия говорящего и слушающего; антиномия узуса и возможностей языковой системы; антиномия кода и текста; антиномия, обусловленная асимметричностью языкового знака; антиномия двух функций языка - информационной и экспрессивной, антиномия двух форм языка - письменной и устной.

1. Антиномия говорящего и слушающего создается в результате различия в интересах вступающих в контакт собеседников (или читателя и автора): говорящий заинтересован в том, чтобы упростить и сократить высказывание, а слушающий - упростить и облегчить восприятие и понимание высказывания.

Так конфликт между говорящим и слушающим разрешается то в пользу говорящего, то в пользу слушающего. Например, в русском языке начала и середины XX в. появилось много аббревиатур (звуковых, буквенных, отчасти слоговых). Это было в высшей степени удобно для того, кто составлял тексты (экономия речевых усилий), однако в настоящее время все больше появляется расчлененных наименований (ср.: общество защиты животных, управление по борьбе с организованной преступностью, общество художников-станковистов), которые не отрицают употребление аббревиатур, но, конкурируя с ними, обладают явным преимуществом воздействующей силы, поскольку несут в себе открытое содержание.

2. Антиномия кода и текста - это противоречие между набором языковых единиц (код - сумма фонем, морфем, слов, синтаксических единиц) и их употреблением в связной речи (текст). Здесь существует такая связь: если увеличить код (увеличить количество языковых знаков), то текст, который строится из этих знаков, сократится; и наоборот, если сократить код, то текст непременно увеличится, так как недостающие кодовые знаки придется передавать описательно, пользуясь оставшимися знаками. Хрестоматийным примером такой взаимосвязи служат названия наших родственников. В русском языке для наименования различных родственных отношений в пределах семьи существовали специальные термины родства: деверь - брат мужа; шурин - брат жены; золовка - сестра мужа; свояченица - сестра жены, сноха - жена сына; свекор - отец мужа; свекровь - жена свекра, мать мужа; зять - муж дочери, сестры, золовки; тесть - отец жены; теща - мать жены; племянник - сын брата, сестры; племянница - дочь брата, сестры. Некоторые из этих слов (шурин, деверь, золовка, сноха, свекор, свекровь) постепенно были вытеснены из речевого обихода, выпали слова, но понятия-то остались. Следовательно, на их месте все чаще стали употребляться описательные замены (брат жены, брат мужа, сестра мужа и т.д.). Количество слов в активном словаре уменьшилось, а текст в результате увеличился.

3. Антиномия узуса и возможностей языка (по-другому - системы и нормы) заключается в том, что возможности языка (системы) значительно шире, чем принятое в литературном языке употребление языковых знаков; традиционная норма действует в сторону ограничения, запрета, тогда как система способна удовлетворить большие запросы общения. Например, норма фиксирует недостаточность некоторых грамматических форм (отсутствие формы 1-го лица единственного числа у глагола победить, отсутствие противопоставления по видам у ряда глаголов, которые квалифицируются как двувидовые, и т.д.). Употребление компенсирует такие отсутствия, пользуясь возможностями самого языка, часто привлекая для этого аналогии. Например, в глаголе атаковать словарно, вне контекста не различаются значения совершенного или несовершенного вида, тогда, вопреки норме, создается пара атаковать - атаковывать по аналогии с глаголами организовать - организовывать (форма организовывать уже проникла в литературный язык). По такому же образцу создаются формы исполъзовывать, мобилизовывать и др., находящиеся только на стадии просторечия. Так норма сопротивляется возможностям языка. Еще примеры: система дает два типа окончания существительных в именительном падеже множественного числа - домы/дома, инженеры/инженера, томы/тома, цехи/цеха. Норма же дифференцирует формы, учитывая стилевые и стилистические критерии: литературно-нейтральное (профессора, учителя, инженеры, тополя, торты) и профессиональное (торта, кожуха, мощностя, якоря, редактора, корректора), просторечное (площадя, матеря), книжное (учители, профессоры).

4. Антиномия, вызванная асимметричностью языкового знака , проявляется в том, что означаемое и означающее всегда находятся в состоянии конфликта: означаемое (значение) стремится к приобретению новых, более точных средств выражения (новых знаков для обозначения), а означающее (знак) - расширить круг своих значений, приобрести новые значения. Ярким примером асимметричности языкового знака и ее преодоления может служить история слова чернила с достаточно прозрачным значением (чернь, черный - чернила). Первоначально и конфликта не было - одно означаемое и одно означающее (чернила - вещество черного цвета). Однако со временем появляются вещества иного цвета для выполнения той же функции, что и чернила, так возник конфликт: означающее одно (чернила), а означаемых несколько - жидкости разного цвета. В результате возникли абсурдные с точки зрения здравого смысла сочетания красные чернила, синие чернила, зеленые чернила. Абсурдность снимается следующим шагом в освоении слова чернила, появлением словосочетания черные чернила; таким образом, слово чернила утратило сему черное и стало употребляться в значении «жидкость, используемая для письма». Так возникло равновесие - означаемое и означающее «пришли к согласию».

Антиномия двух функций языка сводится к противопоставлению чисто информационной функции и экспрессивной. Обе действуют в разных направлениях: информационная функция приводит к однотипности, стандартности языковых единиц, экспрессивная - поощряет новизну, оригинальность выражения. Речевой стандарт закрепляется в официальных сферах общения - в деловой переписке, юридической литературе, государственных актах. Экспрессия, новизна выражения более свойственна речи ораторской, публицистической, художественной. Своеобразный компромисс (а чаще именно конфликт) обнаруживается в СМИ, особенно в газете, где экспрессия и стандарт, как считает В.Г. Костомаров, являются конструктивным признаком.

5. Можно назвать еще одну сферу проявления противоречий - это антиномия устной и письменной формы языка. В настоящее время в связи с возрастающей ролью спонтанного общения и ослаблением рамок официального публичного общения (в прошлом - подготовленного в письменной форме), в связи с ослаблением цензуры и самоцензуры изменилось само функционирование русского языка.

Все эти антиномии, о которых шла речь, являют собою внутренние стимулы развития языка. Но благодаря воздействию социальных факторов их действие в разные эпохи жизни языка может оказаться более или менее интенсивным и открытым. В современном языке многие из названных антиномий стали особенно активными. В частности, наиболее яркими явлениями, характерными для функционирования русского языка нашего времени, М.В. Панов считает усиление личностного начала, стилистический динамизм и стилистическую контрастность, диалогичность общения. Так, социо- и психолингвистические факторы оказывают влияние на особенности языка современной эпохи.

Похожая информация.