Умение прощать свойственно русским. Но все-таки как поражает это свойство души - особенно когда слышишь о нем из уст вчерашнего врага...
Письма бывших немецких военнопленных.

Я отношусь к тому поколению, которое испытало на себе Вторую мировую войну. В июле 1943 г. я стал солдатом вермахта, но по причине длительного обучения попал на германо-советский фронт только в январе 1945 г., который к тому моменту проходил по территории Восточной Пруссии. Тогда немецкие войска уже не имели никаких шансов в противостоянии Советской армии. 26 марта 1945 г. я попал в советский плен. Я находился в лагерях в Кохла-Ярве в Эстонии, в Виноградове под Москвой, работал на угольной шахте в Сталиногорске (сегодня – Новомосковск).

К нам всегда относились как к людям. Мы имели возможность свободного времяпровождения, нам предоставлялось медобслуживание. 2 ноября 1949 г., после 4,5 лет плена, я был освобожден, вышел на свободу физически и духовно здоровым человеком. Мне известно, что в отличие от моего опыта в советском плену, советские военнопленные в Германии жили совершенно иначе. Гитлер относился к большинству советских военнопленных крайне жестоко. Для культурной нации, как всегда представляют немцев, с таким количеством известных поэтов, композиторов и ученых, такое обращение было позором и бесчеловечным актом. После возвращения домой многие бывшие советские военнопленные ждали компенсации от Германии, но так и не дождались. Это особенно возмутительно! Надеюсь, что своим скромным пожертвованием я внесу небольшой вклад в смягчение этой моральной травмы.

Ганс Моэзер

Пятьдесят лет назад, 21 апреля 1945 года, во время ожесточенных боев за Берлин, я попал в советский плен. Эта дата и сопутствующие ей обстоятельства имели для моей последующей жизни огромное значение. Сегодня, по прошествии полувека, я оглядываюсь назад, теперь как историк: предметом этого взгляда в прошлое являюсь я сам.

Ко дню моего пленения я только что отметил свой семнадцатый день рождения. Через Трудовой фронт мы были призваны в Вермахт и причислены к 12-й Армии, так называемой «Армии призраков». После того, как 16 апреля 1945 года Советская Армия начала «операцию «Берлин»», нас в буквальном смысле слова бросили на фронт.

Пленение явилось для меня и моих молодых товарищей сильным шоком, ведь к подобной ситуации мы были совершенно не подготовлены. А уж о России и русских мы вообще ничего не знали. Этот шок был еще и потому таким тяжелым, что, только оказавшись за линией советского фронта, мы осознали всю тяжесть потерь, которые понесла наша группа. Из ста человек, утром вступивших в бой, до полудня погибло более половины. Эти переживания относятся к тяжелейшим воспоминаниям в моей жизни.

Далее последовало формирование эшелонов с военнопленными, которые увезли нас - с многочисленными промежуточными станциями - вглубь Советского Союза, на Волгу. Страна нуждалась в немецких военнопленных как в рабочей силе, ведь бездействовавшим во время войны заводам нужно было возобновлять работу. В Саратове, прекрасном городе на высоком берегу Волги, снова заработал лесопильный завод, а в «цементном городе» Вольске, также расположенном на высоком берегу реки, я провел более года.

Наш трудовой лагерь относился к цементной фабрике «Большевик». Работа на заводе была для меня, необученного восемнадцатилетнего старшеклассника, необыкновенно тяжелой. Немецкие «камерады» при этом помогали не всегда. Людям нужно было просто выжить, дожить до отправки домой. В этом стремлении немецкие пленные выработали в лагере свои, часто жестокие законы.

В феврале 1947 года со мной произошел несчастный случай в каменоломне, после которого я больше не смог работать. Через полгода я вернулся инвалидом домой, в Германию.

Это лишь внешняя сторона дела. Во время пребывания в Саратове и затем в Вольске условия были очень тяжелыми. Эти условия достаточно часто описаны в публикациях о немецких военнопленных в Советском Союзе: голод и работа. Для меня же большую роль играл еще и фактор климата. Летом, которое на Волге необычно жаркое, я должен был на цементном заводе выгребать из-под печей раскаленный шлак; зимой же, когда там чрезвычайно холодно, я работал в каменоломне в ночную смену.

Я бы хотел, перед тем, как подвести итоги моего пребывания в советском лагере, описать здесь еще кое-что из пережитого в плену. А впечатлений было много. Я приведу лишь некоторые из них.

Первое - это природа, величественная Волга, вдоль которой мы каждый день маршировали от лагеря до завода. Впечатления от этой огромной реки, матери рек русских, с трудом поддаются описанию. Однажды летом, когда после весеннего половодья река широко катила свои воды, наши русские надзиратели позволили нам прыгнуть в реку, чтобы смыть цементную пыль. Конечно же, «надзиратели» действовали при этом против правил; но они ведь тоже были человечны, мы обменивались сигаретами, да и были они немногим старше меня.

В октябре начинались зимние бури, а к середине месяца реку сковывало ледяное покрывало. По замерзшей реке прокладывали дороги, даже грузовики могли переезжать с одного берега на другой. А потом, в середине апреля, после полугода ледяного плена, Волга снова струилась свободно: с ужасным рокотом ломался лед, и река возвращалась в свое старое русло. Наши русские охранники были вне себя от радости: «Река снова течет!» Новая пора года начиналась.

Вторая часть воспоминаний - это отношения с советскими людьми. Я уже описал, как человечны были наши надзиратели. Могу привести и другие примеры сострадания: например, одна медсестра, в лютую стужу каждое утро стоявшая у ворот лагеря. Кто не имел достаточно одежды, тому охрана позволяла зимой оставаться в лагере, несмотря на протесты лагерного начальства. Или еврейский врач в больнице, спасший жизнь не одному немцу, хотя они и пришли как враги. И, наконец, пожилая женщина, которая во время обеденного перерыва, на вокзале в Вольске, застенчиво подавала нам соленые огурцы из своего ведра. Для нас это был настоящий пир. Позже, перед тем, как отойти, она подошла и перекрестилась перед каждым из нас. Русь-матушка, встреченная мною в эпоху позднего сталинизма, в 1946, на Волге.

Когда сегодня, через пятьдесят лет после моего пленения, я пытаюсь подвести итоги, то обнаруживаю, что пребывание в плену повернуло всю мою жизнь совершенно в другое русло и определило мой профессиональный путь.

Пережитое в молодости в Росии не отпускало меня и после возвращения в Германию. У меня был выбор - вытеснить из памяти мою украденную юность и никогда более не думать о Советском Союзе, или же проанализировать все пережитое и таким образом привнести некое биографическое равновесие. Я выбрал второй, неизмеримо более тяжелый путь, не в последнюю очередь под влиянием научного руководителя моей докторской работы Пауля Йохансена.
Как сказано вначале, на этот трудный путь я и оглядываюсь сегодня. Я обдумываю достигнутое и констатирую следующее: десятилетиями в моих лекциях я пытался донести до студентов мой критически переосмысленный опыт, получая при этом живейший отклик. Ближайшим ученикам я мог более квалифицированно помогать в их докторских работах и экзаменах. И, наконец, я завязал с русскими коллегами, прежде всего в Санкт-Петербурге, продолжительные контакты, которые со временем переросли в прочную дружбу.

Клаус Майер

8 мая 1945 г. капитулировали остатки немецкой 18-ой армии в Курляндскому котле в Латвии. Это был долгожданный день. Наш маленький 100-ваттовый передатчик был предназначен для ведения переговоров с Красной Армии об условиях капитуляции. Все оружие, снаряжение, транспорт, радиоавтомобили и сами радостанции были, согласно прусской аккуратности собраны в одном месте, на площадке, окруженной соснами. Два дня не ничего происходило. Затем появились советские офицеры и проводили нас в двухэтажные здания. Мы провели ночь в тесноте на соломенных матрасах. Ранним утром 11 мая мы были построены по сотням, считай, как старое распределение по ротам. Начался пеший марш в плен.

Один красноармеец впереди, один сзади. Так мы шагали в направлении Риги до огромного сборного лагеря, подготовленного Красной Армией. Здесь офицеры были отделены от простых солдат. Охрана обыскала взятые с собой вещи. Нам разрешено было оставить немного нательного белья, носки, одеяло, посуду и складные столовые приборы. Больше ничего.

От Риги мы шагали бесконечными дневыми маршами на восток, к бывшей советско-латышской границе в направлении Дюнабурга. После каждого марша мы прибывали в очередной лагерь. Ритуал повторялся: обыск всех личных вещей, раздача еды и ночной сон. По прибытию в Дюнабург нас погрузили в товарные вагоны. Еда была хорошей: хлеб и американские мясные консервы «Corned Beef». Мы поехали на юго-восток. Те, кото думал, что мы движемся домой, был сильно удивлен. Через много дней мы прибыли на Балтийский вокзал Москвы. Стоя на грузовиках, мы проехали по городу. Уже стемнело. Еда ли кто-то из нас смог сделать какие-то записи.

В отдалении от города рядом с поселком, состоявших из трехэтажных деревянных домов, находился большой сборный лагерь, настолько большой, что его окраины терялись за горизонтом. Палатки и пленные... Неделя прошла с хорошей летней погодой, русским хлебом и американскими консервами. После одной из утренных перекличек от 150 до 200 пленных были отделены от остальных. Мы сели на грузовики. Никто из нас не знал, куда мы едем. Путь лежал на северо-запад. Последние километры мы проехали через березовый лес по дамбе. После где-то двухчасовой поездки (или дольше?) мы были у цели.

Лесной лагерь состоял из трех или четырех деревянных бараков, расположенных частично на уровне земли. Дверь располагалась низко, на уровне нескольких ступенек вниз. За последним бараком, в котором жил немецкий комендант лагеря из Восточной Пруссии, находились помещения портных и сапожников, кабинет врача и отдельный барак для больных. Вся территория, едва больше, чем футбольное поле, была ограждена колючей проволокой. Для охраны предназначался несколько более комфортабельный деревяный барак. На территории также располагалась будка для часового и небольшая кухня. Это место должно было для следующих месяцев, а может быть и лет, стать нашим новым домом. На быстрое возвращение домой было непохоже.

В баракак вдоль центрального прохода тянулись в два ряда деревяные двухэтажные нары. По окончанию сложной процедуры регистрации (у нас не было с собой наших солдатских книжек), мы разместили на нарах набитые соломой матрацы. Расположившимся на верхнем ярусе могло повезти. Он имел возможность смотреть наружу в застекленное окошко размером где-то 25 х 25 сантиметров.

Ровно в 6 часов был подъем. После этого все бежали к умывальникам. На высоте приблизительно 1,70 метра начинался жестяной водосток, смотрированный на деревяной опоре. Вода спускалась примерно на уровень живота. В те месяцы, когда не было мороза, верхний резервуар наполнялся водой. Для мытья нужно было повернуть простой вентиль, после чего вода лилась или капала на голову и верхнюю часть тела. После этой процедуры ежедневно повторялась перекличка на плацу. Ровно в 7 часов мы шагали на лесоповал в бесконечные березовые леса, окружающие лагерь. Я не могу припомнить, чтобы мне пришлось валить какое-то другое дерево, кроме березы.

На месте нас ждали наши «начальники», гражданские вольнонаемные надзиратели. Они распределяли инструмент: пилы и топоры. Создавались группы по три человека: двое пленных валят дерево, а третий собирает листву и ненужные ветки в одну кучу, а затем сжигает. В особенности, при влажной погоде это было целым искусством. Конечно у каждого военнопленного была зажигалка. Наряду с ложкой, это наверно самый важный предмет в плену. Но при помощи такого простого предмета, состоящего из огнива, фитиля и куска железа можно было поджечь размокшее от дождя дерева зачастую только после многочасовых усилий. Сжигание отходов дерева относилось к ежедневной норме. Сама норма состояла из двух метров срубленного дерева, сложенного в штабеля. Каждый деревяный обрубок должен был быть два метра длиной и минимум 10 сантиметров в диаметре. С таким примитивным орудием как тупые пилы и топоры, состоявшие зачастую лишь из нескольких обыкновенных кусков железа, сваренных между собой, едва ли можно было выполнить такую норму.

После выполненной работы штабеля дерева забирались «начальниками» и грузились на открытые грузовики. В обед работа прерывалась на полчаса. Нам выдавали водянистый капустный суп. Те, кому удавалось выполнить норму (из-за тяжелой работы и недостаточного питания это удавалось лишь немногим) получали вечером дополнительно к обычному рациону, состоявшему из 200 грамм влажного хлеба, впрочем хорошего на вкус, столовой ложки сахара и жмени табака, еще и кашу прямо на крышку кастрюли. Одно «успокаивало»: питание наших охранников было немногим лучше.

Зима 1945/46 гг. была очень тяжелой. Мы затыкали в одежду и сапоги комки ваты. Мы валили деревья и складывали их в штапели до того момента, пока температура не опускалась ниже 20 градусов мороза по Цельсию. Если становилось холоднее, все пленные оставались в лагере.

Одни или два раза в месяц нас будили ночью. Мы вставали с наших соломенных матрацев и ехали на грузовике к станции, до которой было где-то 10 километров. Мы видели огромные горы леса. Это были поваленные нами деревья. Дерево должно было быть загружено в закрытые товарные вагоны и отправлено в Тушино под Москвой. Горы леса внушали нам состояние подавленности и ужаса. Мы должны были привести эти горы в движение. Это была наша работа. Сколько мы еще продержимся? Как долго это еще продлится? Эти ночные часы казались нам бесконечными. При наступлении дня вагоны были полностью загружены. Работа была утомительной. Два человека несли на плечах двухметровый ствол дерева до вагона, а затем просто задвигали его без подъемника в открытые двери вагона. Две особо крепких военнопленных складывали дерево внутри вагона в штапели. Вагон заполнялся. Наступала очередь следующего вагона. Нас освещал прожектор на высоком столбе. Это была какая-то сюрреалистическая картина: тени от стволов деревьев и копошащиеся военнопленные, словно некие фантастические бескрылые существа. Когда на землю падали первые лучи солнца, мы шагали назад в лагерь. Весь этот день уже был для нас выходным.

Одна из январских ночей 1946 г. мне особенно врезалась в память. Мороз был настолько крепок, что после работы не заводились моторы грузовиков. Мы должны были идти по гололеду 10 или 12 километров до лагеря. Полная луна освещала нас. Группа из 50-60 пленных плелась, спотыкаясь. Люди все больше отдалялись один от другого. Я уже не мог различить идущего впереди. Я думал, это конец. До сих пор я не знаю, как мне все-таки удалось дойти до лагеря.

Лесоповал. День за днем. Бесконечная зима. Все больше и больше пленных чувствовали себя морально подавленными. Спасением было записаться в «командировку». Так мы называли работу в расположенных неподалеку колхозах и совхозах. Мотыгой и лопатой мы выковыривали из промерзшей земли картофель или свеклу. Много собирать не удавалось. Но все равно собранное складывалось в кастрюлю и подогревалось. Вместо воды использовался подтаявший снег. Наш охранник ел приготовленное вместе с нами. Ничего не выбрасывалось. Очистки собирались, тайком от контролеров на входе в лагерь проносились на территорию и после получения вечернего хлеба и сахара пожаривались в бараке на двух докрасна раскаленных железных печках. Это была некая «карнавальная» еда в темноте. Большинство пленных к тому моменту уже спали. А мы сидели, впитывая измотанными телами тепло словно сладкий сироп.

Когда я смотрю на прошедшее время с высоты прожитых лет, то могу сказать, что я никогда и нигде, ни в одном месте СССР не замечал такого явления как ненависть к немцам. Это удивительно. Ведь мы были немецкими пленными, представителями народа, который в течение столетия дважды вверг Россию в войны. Вторая война была беспримерной по уровню жестокости, ужаса и преступлений. Если и наблюдались признаки каких-либо обвинений, то они никогда не были «коллективными», обращенными ко всему немецкому народу.

В начале мая 1946 г. я работал в составе группы из 30 военнопленных из нашего лагеря в одном из колхозов. Длинные, крепкие, недавно выросшие стволы деревьев, предназначенные для строительства домов, должны были быть погруженные на приготовленные грузовики. И тут это случилось. Ствол дерева несли на плечах. Я находился с «неправильной» стороны. При погрузке ствола в кузов грузовика моя голова была зажата между двух стволов. Я лежал без сознания в кузове машины. Из ушей, рта и носа текла кровь. Грузовик доставил меня обратно в лагерь. На этом месте моя память отказала. Дальше я ничего не помнил.

Лагерный врач, австриец, был нацистом. Об этом все знали. У него не было нужных медикаментов и перевязочных материалов. Его единственным инструментом были ножницы для ногтей. Врач сказал сразу же: «Перелом основания черепа. Тут я ничего не могу сделать...»

Неделями и месяцами я лежал в лагерном лазарете. Это была комната с 6-8 двухэтажными нарами. Сверху лежали набитые соломой матрасы. При хорошей погоде возле барака росли цветы и овощи. В первые недели боль была непереносимой. Я не знал, как мне лечь поудобнее. Я едва мог слышать. Речь напоминала бессвязное бормотание. Зрение заметно ухудшилось. Мне казалось, что предмет, находящийся в поле моего зрения справа, находится слева и наоборот.

За некоторое время до несчастного случая со мной в лагерь прибыл военврач. Как он сам говорил, он приезал из Сибири. Врач ввел множество новых правил. Возле ворот лагеря была постороена сауна. Каждые выходные в ней мылись и парились пленные. Еда также стала лучше. Врач регулярно посещал лазарет. Однажды он объяснил мне, что я буду находится в лагере до того времени, пока меня нельзя транспортировать.

В течение теплых летних месяцев мое самочувствие заметно улучшилось. Я мог вставать и сделал два открытия. Во-первых, я осознал, что остался в живых. Во-вторых, я нашел маленькую лагерную библиотеку. На грубо сбитых деревяных полках можно было найти все, что русские ценили в немецкой литературе: Гейне и Лессинга, Берна и Шиллера, Клейста и Жан Пола. Как человек, который уже успел махнуть на себя рукой, но которому удалось выжить, я набросился на книги. Я прочитал вначале Гейне, а потом Жан Пола, о котором я в школе ничего не слышал. Хотя я еще чувстовал боль, переворачивая страницы, со временем я забыл все происходящее вокруг. Книги обволакивали меня словно пальто, ограждавшее меня от внешнего мира. По мере того, как я читал, я чувствовал прирост сил, новых сил, прогонявших прочь последствия моей травмы. Даже с наступлением темноты я не мог оторвать глаз от книги. После Жана Пола я приступил к чтению немецкого философа по имени Карл Маркс. «18. Брумера Луи Бонапарта» погрузила меня в атмосферу Парижа середины 19-го века, а «Гражданская война во Франции» - в гущу сражений парижских рабочих и Коммуны 1870-71 гг. Моя голова словно была снова ранена. Я осознал, что за этой радикальной критикой скрывается философия протеста, выраженная в непоколебимой вере в индивидуальность человека, в его способности добиться самоосвобождения и, как говорил Эрих Фромм, «в его способность выразить внутренние качества.» Мне словно кто-то снял завесу отсутствия ясности, и движущие силы общественных конфликтов приобрели стройное понимание.
Я не хочу замалчивать тот факт, что чтение давалось мне непросто. Все то, во что я до сих пор верил, было разрушено. Я начал понимать, что с этим новым восприятием связана новая надежда, не органиченная лишь мечтой о возвращении домой. Это была надежда на новую жизнь, в которой будет место самосознанию и уважению человека.
Во время чтения одной из книг (кажется, это были «Экономико-философские записки» или может «Немецкая идеология») я предстал перед комиссией из Москвы. Ее задачей был отбор больных пленных для дальнейшей отправки для лечения в Москву. «Ты поедешь домой!» - сказал мне врач из Сибири.

Через несколько дней, в конце июля 1946 г., я ехал на открытом грузовике вместе с несколькими , как всегда стоя и тесно прижавшись друг к другу, через знакомую дамбу в направлении Москвы, до которой было 50 или 100 км. Несколько дней я провел в своего рода центральном госпитале для веоннопленных под присмотром немецких врачей. На следующий день я сел в товарный вагон, выложенный изнутри соломой. Этот длиный поезд должен был доставить меня в Германию.
Во время остановки в чистом поле нас обогнал на соседних рельсах один поезд. Я узнал двухметровые стволы берез, те самые стволы, которые мы массово валили в плену. Стволы были предназначены для топки локомотива. Вот для чего они применялись. Я едва мог бы придумать более приятного прощания.
8 августа поезд прибыл на сборочный пункт Гроненфельде возле Франкфурта-на-Одере. Я получил документы об освобождении. 11 числа того же месяца я, похудевший на 89 фунтов, но новый свободный человек, вошел в дом моих родителей.

Что было с немцами после войны

Title: Купить книгу "Что было с немцами после войны": feed_id: 5296 pattern_id: 2266 book_

Война закончилась не «мирным договором». Немецкие пленные квалифицированы как «обезоруженные вражеские силы» (ОВС), чтоб отвести право на человечное обращение. Ибо «после подписания мирного договора, - сказано в Гаагской конвенции о войне на суше, - пленные должны быть высланы на родину как можно скорее». Вышеописанная махинация позволяла немецкого пленного гнать на чужбину в качестве раба. Угон обычно на условиях, не совместимых с жизнью. Квалифицированного как ОВС кормить, укрывать и спасать никто не обязан.

Беспристрастных очевицев обращения с немцами со стороны американской армии нет. С момента германской капитуляции 8 мая 1945 года швейцарам уже немца не приютить, а «Красный Крест» освободили от обязанности проверять лагеря.

На Западе половина германских пленных оказалась у британцев, а другая - американцев. Настолько пленных много, что первые больше никого не берут, а вторые с апреля по сентябрь 1945 года строят «райнвисенлягеры» - огороженные проволокой луговые вольеры. Особенно лужок «Bad Kreuznach», где немцы скучкованы под открытым небом, а туалетов и крыш нет. Норы для сна рыли поочерёдно голыми руками, но всё равно не разлежишься.

В «Bad Kreuznach» до 560000 люду, но места, пищи, крова, санудобств недостаточно. Мрут как мухи больными, держатся менее чем 700-ми калориями в день. Официально могил 1000, однако сведения также про могилы братские.

В оккупационные зоны британцев и французов допустили «Красный Крест» осенью 1945-го, когда большинство лагерей закрывали. В американской оккупационной зоне мизерная помощь разрешена только до 4 февраля 1946 года. Тамошнаяя смертность у пленных оставалась 30% за год, если верить американской медотчётности, но почти вся документация по Райнлянду ликвидирована.

Не лучше транспортировка. Американцы возле Мюнхена за считанные недели по войне (после 16 июля 1945 года) танковые вагоны пустили путями, перегороженными застопорившим поездом с пленными. Наезд, авария, гибель 96 немцев.

Под занавес июня 1945 года первоначальные ремагенский, бёль-ингельхаймский, бюдерихский лагери закрыты. Главное командование союзных сил лагеря предложило Франции, пожелавшей 1¾ миллионов рабов. В июле Зинциг, Андернах, Зиршан, Бреценгайм, Дитерзгайм, Кобленц, Гехценхайм и Диц, обладающие тысячами, подарили Франции. Ещё работоспособные туда с английской зоны, прочих освободили. После сентября 1945 года первоначальных лагерей нет.

80000 пленников ожидаются с американской неволи на союзнических Германии землях с 1300000-ми французских на «реабилетационных работах», однако сообщается «Красным Крестом», якобы 200000 французских уже доведены до нетрудоспособности, вообще недозимуют - американцы поставки прекращают, пока Франция не последует Женевской конвенции.

К зиме 1947 года, согласно «Красному Кресту», 4160000 пленников остаются при «трудовых лагерях» вне Германии: 750000 во Франции, 30000 в Италии, 460000 на Британии, 48000 в Бельгии, 4000 в Люксембурге, 1300 в Голландии (ниже сказано, что в СССР изначально 4000000–5000000, в Югославии 80000, а Чехословакии 45000) наряду с американскими 140000-ми и 100000-ми позднее во Франции.

В 1945–1948 годы в американских и французских лагерях умерло 700000–1000000. Оценки приводят и выше, но современные попытки посчитать-эсгумировать пресекаемы в том числе немецкой властью. Сколько погибло по вине британцев, неизвестно, зато рассекреченные документы показывают истязания, злоупотребления, принуждение к опасному труду вроде разминирования, транспортировки взрывчатого - полностью вопреки закону.

Всего в 1945–1949 годах американские, британские, французские трибуналы осудили за военные преступления 5025 немцев и немок. Более 500 приговорено к смерти, большинство казнено, в том числе 21 женщина.

Хладнокровно

Многие немецкие солдаты хотели попасться в американский плен, а не советский. Кто-то спасся, в том числе через угон американских джипов или под униформой США, хотя при поимке такие часто казнены как шпионы.

Неофициально в американской армии принято было небольшие кучки пленных эсесовцев умерщвлять. Массовейшие такие расправы (признанные недавно): сдавшаяся 8-я горная дивизия СС на 700 отрядов; сдавшаяся Вестфальская бригада, расстрелянная по затылкам; сдавшиеся 300 с администрации Дахау под пулемёт. Предполагается массовая резня 48 сдавшихся 15 апреля 1945 года в Юнгхольцгаузене. Свидетель утвреждает, «американцы водили по четверо с поднятыми руками, подгоняя сзади. Расстреливали с затылка». Трупы вывезли грузовиками. По этому делу доныне «следствие ведётся»! Известны примеры беззакония, душегубства другие.

Возле Нюрнберга нашли братскую могилу на 200 эсесовцев. Оказывается, расстреляны вблизи либо забиты насмерть американскими прикладами. В Эберштетенской деревне 17-ро с дивизии «Gotz von Berlinchingen» перестреляны, когда сдались американцам. 14 со 116-й бронетанковой дивизии провели по улицам Бутберга 8 апреля 1945 года до штаба 95-й пехотной армии США, где построены, перестреляны. Трое раненных убежало.

13 апреля 1945 года пехота США вошла во Шпитцевскую деревеньку возле Колони, собрали жителей возле церкви. 20 ПВО-шников отделили, повели на три километра в поле за деревней, выстроили, применили пулемёт. Гражданских обязали захоронить. Памятник поставили только в 1995 году.

1 января 1945 года в Шаноне, Бельгия, солдаты США поубивали несколько десятков безоружных. Поквитались якобы за Малмеди пару недель тому чёрт-те где. В американской части приказали «войска с деаснтом СС пленными не брать».

Согласно писателю Мартыну Соржу, «новогодняя хладнокровная расправа над 60 немецкими пленными в Шеньоне вызвана событиями в Малмеди. Виновные не наказаны. Ощущается, что расстрел - из-за приказа не брать пленных». Официальная позиция США - отрицание.

Описывает Иоанн Фэгё роты Б 21-го пехотного батальона (11-я дивизия):

«Передохнули часок, и приказано возвращаться через город, воссоединиться с транспортом по другую сторону. Сделали подобие колон, и назад. За городом на холмик, наши подобрали немецких пленных по две стороны дороги. Около 25 или 30 пареньков. Установили пулемёты специально для них. В чём обвиняются сейчас японцы с немцами, совершали мы. Я тогда не понимал. Убили себе больше фрицев, и что? Хотя с леса кто б увидел, и нам тоже пощады не ждать. Отвернулся себе, поднялся на холм».

Ещё пример - когда в лагере травили хлебом. Оценки разные, США заявляет официально, что с пекарни признаются, будто мышьяк - парижский, отравлено де 3000 буханок. Заболело более 200, умерло 200–700 немцев. К ответственности не привлекли никого.

Многие немецкие пленные были юными, что помогло выжить при коммунистах. По возвращении, сказать, домой семью в живых не застали, как и вообще дома - даже спасибо защитникам Германии говорить преступно. Считается, в 1955 году вызволили последних выживших пленников из десятилетнего советского рабства - шли со старинной немецкой песней, звучащей многими языками по церквам всего мира.

Это «Nun danket alle Gott», написанная лютеранским священником Айленбурга, Саксония, Мартыном Ринкартом, сыном бедного медника. Изначально гимн озаглавлен как «Tisch-Gebetlein» или Претрапезная молитва. История песни поразительна, события сопровождала эпохальные.

Представьте Тридцатилетнюю войну, городские стены в Айленбурге наполняются беженцами. Окружили шведы, в осаждённом городе глад и болезни. Тысячи смертей за год. Уже только трое с чиновников и куча школьников. Отпевая по полсотни в день, священники помирают - остался только Ринкарт. Выкупáться нечем, горожане дерутся за птичью тушку. Оплакивая жену, Ринкарт отправился на милость врагу.

Шведский военачальник отваге поражён, и дань отменил. С голодающими детьми, заложенным имуществом Ринкарт молитву сочинил в благодарность, что кончилась война. До конца XVII столетия песня попала в каждую немецкую духовную книгу. Кто только не клал её на музыку, даже Пахельбель, Телеман, Бах, Лист, Регер. Исполняли даже лейденские дисентеры садясь на «Mayflower».

В XVIII столетии прославился Люфен-гимном благодаря Семилетней войне, когда 5 декабря 1757 года войска Фридриха Великого выиграли Люфенскую битву. Потери велики с обеих сторон: австрийцев 3000 убитыми, 7000 раненными - пруссаков более 1000 убитыми, более 6000 раненными. Одинокий прусский солдат запел «Nun danket alle Gott», и вся прусская сила в 25000 человек эту песню подхватила. Которая позднее гимном утесняемых в 1920-х годах русских меннонитов.

«Спасибо Господу душою и делами,

что нам и в детстве, и в утробе мамы

в избытке дал и по сей день даёт:

век не убудет божиих щедрот,

покуда Всеимущий не покинет -

свободы нашей, радости твердыня! -

нужды не устрашимся никогда,

по божьей милости нас обойдёт беда.

Хвали и чти небесного владыку,

Отца и Сына, что равновелики,

что трижды бог наш здесь и всюду

и был всегда, и есть, и будет».

(Отмечу мимоходом: уже после войны многие немецкие ветераны вошли во Французский иностранный легион, другие взяты с лагерей, некоторым идти было некуда. Храбрость и дисциплину французы оценили высоко, после 1945 года во Французском иностранном легионе бывших вермахтовцев до 70%. Назначали своих сержантов, общались исключительно по-немецки. С 1945-1954 годов иностранный легион у себя немцами 30000-35000. Во время Первой войне в Индокитае где-то 40-50%% военнослужащих Юго-Восточной Азии - немцы. Среди 7000 солдат, оставивших Вьетнам в 1954 году, немцев около 1600.)

Лагеря смерти в Америке и Британии

Те немецкие военнопленные, которые 1942–1945 годы провели в Америке, в основном отправлены по 500 загородных лагерей, в основном, южных и юго-восточных, однако некоторые попали на Великие равнины и Средний Запад (в одной Небраске 12000). Вопреки Женевской конвенции над 380000 немецких пленных, рассыпанных по многочисленным американским лагерям с 1943 года, чинуши повели церебральный секс. Начали внушать угрозами, силой, промывкой мозгов идеал «американской демократии».

Пентагонные бихевиористы руководили «перевоспитанием», учёные гуманитарных специальностей направлены по более чем 500 лагерей пиарить американский образ жизни. Продавшиеся немцы с американскими наставниками тщательно следили, чтобы литература с экраном хвалили демократический гуманизм и чернили немецкую «милитаристскую героику».

Невоспитуемые направлены прямо в оклахомский «Camp Alva» - колонию строгого режима для «нацистов особой закоренелости». Оттуда не вышло как минимум 46 человек…

Более 7000 немецких военнопленных рассортированы по 12 лагерям Юты, где сотни германцев отсиживали ещё с Первой мировой войны (более 500 матросов, уловленных на крейсере «Cormoran» у Гуама и «Geier» на Гавайях, когда США объявили войну Германии), направленных на Форт-Дуглас меж июнем 1917 и мартом 1918 годов. «Fort Douglas» ещё держал «угрожающих инострацев» - нарушителей военного законодательства либо подозрительных.

7 мая 1945 года на конце Главной улицы Сэлина в Юте 250 немецких пленников ожидают репатриации. 43 палатки по всей территории лагеря да наблюдательные вышки. 8 июля 1945 года на смене рядовой Кларенций Бетруччи достаёт 30-калибровочный пулемёт и 250 раз его запускает. Попал по 30 палаткам за 50 секунд. До вмешательства капрала 6 убило сразу, ранило 22 (из которых умерло 3).

Бетруччи давно хвалился, что сделает это, да и после не сожалел. В дурке недолго, военные присяжные признали невменяемым даже без диагноза, направили в нью-йоркскую лечебницу. Сколько находился там, неизвестно - умер в 1969 году. Жертв его хоронили на кладбище «Fort Douglas"a» в униформе войск США.

В 1988 году ВВС Германии там установили памятник. Ваятель - уроженец Германии, житель Юты Арло Штайнеке делал уже в честь 21 загубленного немецкого пленного времён Первой мировой. Немецкие власти только перепосвятили скульптуру в честь остальных пленников и добавили надпись: «также в память обо всех жертвах всех деспотий мира». Среди десятка тысяч узников Америки на время Второй мировой войны бежать пыталось только 2222 - меньше 1%. К 1946 году все пленники возвращены по домам… если таковые остались.

Гражданские пленники

Что значит история германцев Америки по сравнению с положением американских японцев? Тем не менее 11000 гражданских включая американородных детей в конце войны задержаны - только за своё немецкое происхождение. Поломанные жизни, разрушенные семьи, самоубийства. Не менее 53 зданий, принадлежащих армии, флоту, иммиграционной службе стали тюрьмами для невиновных. Домой по 3-7 ФБР-вцев, иногда ночью. Имущество раскрадено.

Скорые допросы в «Hearing Board». Иностранцы «потециально опасные для сохранности американского народа» запакованы по безоконным поездам. В лагерях отношение наравне с военнопленными, носите солдатские формы.

Сначала по хибарам и палаткам без удобств, а кругом одна колючая проволока, предупреждающие знаки да пулемётчики. Некоторые позднее в семлагах вроде техасских «Crystal City» либо «Seagoville». С начала 1942 года по май 1945 тысячи немцев из Латинской Америки выкрадены с дома, доставлены в тёмных трюмах, а после судимы за незаконный въезд! До 1948 года гражданских интернировали без повода.

Старый Свет

В английские лагеря с 1939 по 1943 годы попадало немного. Но после поражения в Африке британские лагеря поразмножились. Не только немцы - итальянцы согнаны в Англию, Шотландию, Уэльс. После 1942 года многих кораблями до Нью-Йорка, приблизительно 25000 сосланы по двум огромным лагерям Канады. Британцы не хотели у себя пленников и сбывали куда только можно, порою на задворки Британской империи. Но всё равно лагерей более 600.

Среднего военнопленного держали сносно. Худо было «закоренелым нацистам», они содержались отдельно, грубо, дольше, в шотландской и прочей глуши. Про случаи пыток известно только сейчас. Немецкие лётчики допрашиваемы без церемоний, «перевоспитаны».

Подразделение Бритвоенмина «Центр Объединённой службы основательного допроса» (CSDIC) завело секретную тюрьму на Бад-Нендорфе после захвата Северо-Западной Германии в 1945 году. Со всех известных ужаснейший - «London Cage» почти в черте столицы. Недавно власти признали, что «London Cage» являлся пыточным центром. Сокрытые от «Красного Креста» немцы биты, бодримы, грозимы казнью либо «ненужной хирургической операцией». Хуже только на некогда восхитительном курорте Бад-Нендорф у Ганновера. Документация рассекречена недавно - жуткие страдания 372 мужчин и 44 женщин за 22 месяца функционирования пыточной до закрытия в июле 1947 года. Не только партийным досталось, а простым гражданам. Местные заявляли, будто ночами слышались крики заключённых.

Не забывайте, что концлагеря изобрели не германцы. Учреждение такое применялось по всей планете задолго до войн с Германией. Ниже приводится неполный список британских концлагерей.

Немецкие, итальянские, японские гражданские лица сосланы по лагерям «Motuihe» и «Somes Islands», то же для немцев, обитавших на Новой Зеландии, раньше, во время Первой мировой.

В Индии британцы пересажали представителей враждебных народов (в основном, это немцы) в обоих мировых войнах, включая немецких граждан Британии. Во время Второй мировой здесь не менее 11 мест лишения свободы. Большинство туда попало в конце 1946 года. Отправленные в Гамбург узники пересланы в бывший лагерь «Neuengamme» для «денацификации».

В 1940 году по требованию Британии немецкие военнопленные направлены в Канаду. Между 1940 и 1944 годами там более 40000 за колючей проволокой в Кананаскисе-Себе, Летбридже и Медисин-Хате, Альберте и Китченере, Боумэнвиле, Кингстоне и Грэвенхёрсте, Онтарио.

Во время Второй мировой 850 канадцев немецкой национальности обвинили в саботаже-шпионаже. Многие направленные в лагерь Петавава жили в Канаде с миграционной ещё волны 1876 года, когда создали деревушку Германикус, Онтарио. Земучастки национализировали безо всякой компенсации, жителей - за колючку. База ВВС «Фоймио» возле Кормака с Эганвилем основаны на забранной земле. С 1876 года ни один из поселенецев, обозванных «немецко-фашистскими шпионами», ни разу не бывал в Германии. Ещё в июне 1941 года в Канаду прислали 756 немецких моряков, захваченных на Восточной Азии.

На остров Мэн за Вторую мировую войну британцами сослано 8000, в основном, по лагерям «Knockaloe» и «Douglas», где содержались ещё с войны Первой. Немцев, австрийцев, итальянцев около 74000. За полгода 112 трибуналов созвало-прослушало 64000 инострацев, многих освободили как «дружественных» (преимущественно негерманцы). В конце концов интернировано только 2000. Сюда свезены морем. Последние пленники выпущены под занавес 1945 года, хотя многие - в 1942 году. На Британии расселены по лагерям и тюрьмам. Кое-где спали в палатках на земле. Мужчины с женщинами раздельно, связей с миром никаких, условия содержания не разругал только ленивый.

Не обижена лагерями Франция, с условиями содержания часто нечеловеческими. Не отставали даже Нидерланды! Операция «Чёрный тюльпан» призвана выжить со страны всех немцев. 10 сентября 1946 года немецкие семьи гонят из Амстердама в полночь. Собрать 50 килограммов багажа - полчаса. С собой не больше 100 гульденов. Имущество национализировано, при немецкой границе концлагеря. Самый большой - «Mariёnbosch» у Неймегена. Операция завершена в 1948 году после депортирования 3691 немцев (15%).

Послевоенная Бельгия в октябрьском трибунале 1946 года судила «военных преступников» и среди них бельгийских коллаборационистов. Разосланы по концетракам вроде «Breendonk». 4357 приговорили к смерти, 111 казнили. Коллаборанты лишены права голоса, пострадало более 322000 бельгийцев.

Ещё бельгийцы засудили балтов, искавших у Германии защиты от Совка. Более 25000 литовцев интернировано в союзнические лагеря, поначалу британские на Германии. Осенью 1945 года многие, с 12000, перемещены в зедельгемский лагерь №2227 (Бельгия). Ещё балты высланы по шведским портам, а там уже наряду с несколькими сотнями немецких солдат - в СССР. Везде служили боксёрскими грушами, живыми мишенями. Вызволены с лагерей в 1946 году, когда на Западе перестали считать их фашистами.

Вызволить-то вызволили, но возвращаться куда? Пришлось оседать в Европе, Австралии, Канаде, Южной Америке, США. Помогла группа взаимопомощи «Daugavas Vanagi», доныне ругаемая ватниками.

Аналогично Швеция. В июне 1945 года власти по настоянию США с Англией подписали соглашение с СССР о дарении 3000 немцких солдат, которые там с капитуляции Германии. Хоть и не без проволочек, однако 23 января 1946 года вопреки протестам общественности и прессы даны-таки на съедение.

Помимо немцев раздарили множество балтов, защищавших родину немецким оружием. Литовские и прочие беженцы в Швецию в отчаянии, не желая пропасть без вести. Но США надавили, в начале 1946 года немецкие газеты написали, что «большинство беженцев из балтийских стран оказались в Германии только по факту сочувствия нацизму. Кроме того, многие беженцы в ответе за преступления, вследствие которых пришлось худо иным беженцам, как и местным». «Нью-Йорк Таймс» аналогично чернила «поднацистников» перед американскими читалеями. В январе 1946 года Швеция скормила Советскому Союзу 146 балтийских и 2364 немецких солдат.

Многие предпочли массовое самоубийство глумлению ватников. Не менее 7 пленников умерли, но подлинная цифра цензурирована.

Лагеря для военнопленных в Британии

Grizedale Hall, Hawkshead, Ambleside, Lancashire; Toft Hall, Knutsford Cheshire; Scraptoft, Thurnby, Leicester & Gilling Camp, Richmond N. Yorkshire; (Unknown Camp) Northern Ireland; (Unknown Camp) Northern Ireland & Long Marston Stratford-on-Avon Warwickshire & Doncaster / W.Yorks; Winter Quarters, Ascot, Windsor Berks; Mile House, Owestry, Salop & Sheriffhales, Shinfal, Salop; Kempton Park Race Course, Sunbury on Thames, Middx & Quorn Loughborough, Leicester; Gosford Camp, Markethall, Armagh, Northern Ireland; Island Farm, Bridgend, Glamorgan & Trent Park Camp, Southgate, Middx; Elmfield Camp, Gilford, Portadown, Northern Ireland & Bury , Manchester, Lancashire; Shap Fells Hotel, Shap, Penrith, Wales; Bun Camp, Doonfoot, Ayr, Scotland; Donalsons School, West Coates, Edinburgh, Midlothian, Scotland; Gosford Camp, Aberlady, Longniddry, East Lothian, Scotland; Lodge Moor Camp, Sheffield, Yorkshire & London W2 (GPC), London; Featherstone Park, Haltwhistle, Northumbria; Happendon Camp, Douglas, Lanarkshire, Scotland; Bickham Camp, Yelverton, Tavistock, Devon; Comrie, Perth, Scotland; Pennylands Camp, Cummnock, Ayr Scotland; The Marchent Camp, Devizes, Wiltshire & Sudbury, Derbyshire and Shrewsbury (GPC), Salop; Knutsford (MH) Cheshire; Lodge Farm, Farncombe, Down, Lambourn, Berkshire & Leamington (GPC), Warwickshire; Barton Field Camp, Ely, Cambridgeshire; Ledbury, Herefordshire & Nottingham (GPC); Knighthorpe Camp, Ashby Road, Loughborough, Leicestershire; Royston Heath Camp, Royston, Hertfordshire. Ormskirk (GH) Lancashire & Abergavenny (GPC), South Wales; Carpenters Road, Stratford, East London E15 & Aldershot (GPC) Hanpshire; Ettington Park, Newbold Upon Stour, stratford-Upon-Avon; Wormwood Scrubs, Shepard"s Bush, London, W12; Dancer"s Hill, South Mimms, Barnet, Hertfordshire & Shorncliffe Camp, Folstone (GPC), Kent; Boughton Park, Boughton, Nuneaton, Northhamptonshire; Hartwell Dog Track, Aylesbury, Buckinghamshire & Bridgewater (GPC), Somerset; Sudeley Castle, Winchcombe, Cheltenham, Gloucester; Pool Park, Ruthin, Denbighs; Castle Maxstoke, Coleshill, Warwickshire; Somerhill Camp, Tonbridge, Kent; Ganger Camp, Romsey, Hampshire; Exhibition Field Cp. Holsworthy, Devon; Harcourt Hill, North Ilnksey, Berkshire; Goathurst Camp, Bridgewater, Somerset; Trumpington, Cambridgeshire; Kingsfold Camp, Billinghurst, West Sussex; Motcombe Park, Shaftsbury, Dorset; Greenfield Farm, Presteigne, Radnor; Harrington Camp, Farndon Road, Market Harborough, Leicester; Garswood Park, Ashton-in-Markerfield, Wigan Lancashire; Allington, Grantham, Kesteven, Lincolnshire; Nether Headon Camp, Retford, Nottinghamshire; Sandbeds Camp, Brayton, Selby, Yorkshire; Longbridge Camp, Hampton Lovett, Droitwich, Worcester; Shalstone, Buckinghamshire; Dotesdale, Diss, East Suffolk; Merrow Downs Camp, Guildford, Surrey; Belper, Derbyshire & Swanwick, Derbyshire; Wood Walton Lane, Sawtry; Oerdale Camp, Skipton, Yorkshire & Huddersfield, Bradford, Yorkshire; Wynolls Hill, Broadwell, Coleford, Gloucestershire; The MoorCamp, Thankerton, Lanarkshire, Scotland; Balhery Est. Camp, Alyth, Perth, Scotland; Castle Rakine, Denny, Stirling, Scotland; Setley Plain, Brokenhust, Hampshire & Preston (GPC) Lancashire; Calvine, Blair Atholl, Perth, Scotland & Dundee, Angus, Scotland; Sandyhillock Camp, Craigellachie, Banff; Halmuir Farm, Lockerbie, Dumfries, Scotland; Darras Hall, Ponteland, Newcastle Upon Tyne; Henllan Bridge Camp, Henllan, Llandyssul, Cardigan, Wales; Sheriffhales, Shinfal, Salop, Newmarket (GPC) West Suffolk; Ducks Cross Camp, Colmworth, Bedfordshire; Storwood Camp, Melbourne, Yorkshire; Racecourse Camp, Tarporley, Cheshire; Northern Hill Camp, Laurencekirk, Kincardine; Merry Thought Camp, Calthwaite, Penrith, Cumberland; Aunsmuir Camp, Ladybank, Fife, Scotland; High Garret, Braintree, Essex; Moorby, Revesby, Boston, Lindesy, Lincolnshire; Horbling, Sleaford, Kesteven, Lincolnshire; Pingley Farm, Brigg, Lindsey, Lincolnshire; Hempton Green Camp, fakenham, Norfolk, & Aldborough, Norfol; Eden Camp, Old Malton, Malton, Yorkshire; Sheet Camp, Ludlow, Salop; Victoria camp, Brandon Road, Mildenhall, Bury St. Edmunds, West Suffolk; Stanhope Camp, Ashford, Kent & Woodchurch, Ashford, Kent; Byfield Camp, Rugby, Warwickshire; Mortimer, reading, Berkshire; Easton Grey Camp, Malmesbury, wiltshire; Friday Bridge, Wisbach, Cambridgeshire; Post Hill Camp, Farnley, Leeds, Yorkshire; Bampton Road, Tiverton, Devon; Harperley Camp, Fir Tree, Crook, Co. Durham & Oaklands Emergancy Hospital, Bishop Aukland, Co. Durham; Gaulby Road, Billesdon, Leicester; Batford Camp, Harpenden, Staffordshire; Wolseley Road, Rugley, Staffodshire; Birdinbury, Bourton, Rugby, Warwickshire; Little Addington, Kettering, Northamptonsire; shugborough Park, great Haywood (GH) Staffordshire; St. Martins, Owestry, Salop; Glandulas Camp, Newton, Montgomery; Llanddarog, Camarthen; Moota Camp, Cockermouth, Northumbria; Beela River, Milnthorpe, Westmorland; Brewery Road, Wooler, Northumbria & Colinton Camp, Edinburgh (GPC) Midlothian; Stamford, Kesteven, Lincolnshire; Penleigh Camp, Wookey Hole, Wells, Somerset; Thirkleby, Thirsk, Yorks; Brahan Castle, Dingwall, Ross and County; Stuartfield, Mintlaw, Aberdeen; Deer Park Camp, Moneymusk, Aberdeen; Kingendengh Camp, Mauchline Ayr, Scotland & Doonfoot, Ayr; Holm Park Camp, Newton Stewart, Wigtown; Eden Vale Camp, Westbury Wiltshire; White Cross Camp, St. Columb Major Cornwall; Mill Lane, Hatfield Heath, Bishops Stortford, Essex; Waiderslade camp, Chatham, Kent; Mardy, Abergavenny, Wales; Pabo Hall Camp, llandudno Junction, Caernarvon; Sunlaws Camp, Kelso, Roxburgh; Racecourse Camp, Ripon, Yorkshire & Knaresborough Yorkshire; Raynor"s Lane, Harrow-on-the-Hill, Middx & Hatch End, Harrow-on-the Hill, Middlesex; Dalmahoy Camp, Kirkwenton, Midlothian, Scotland; Wapley Camp, Yate, Bristol; Newland House, Tooting Bec. Road, Tooting Bec Common, London SW17; Mellands Camp, Gorton, Manchester, Lancashire; Potters Hill, HighGreen, Sheffield, Yorkshire; Meesden, Buntingford, Hertfordshire; Ashford Lodge Camp, Halstead, Essex; West Fen Militia, Ely, Cambridge; Uplands Camp, Diss, Norfolk; Loxley Hall, Utoxeter, Staffordshire; Stanbury House, Spencers Wood, Reading, Berkshire; High Hall, Bishop Burton, Beverly, Yorkshire; Hazeldene Camp, Elburton, Plymouth, Devon; The Rectory Camp, Bassingham, Kesteven, Lincolnshire; Wolviston Hall, Wolviston, Billingham, Durham; Racecourse Camp, Warwick, Warwickshire; Beeson House, St. Neots; Gloucester, Gloucestershire; Carlton Hall, Carlton, Worksop, Nottinghamshire; Ruskin Avenue, Kew, Richmond Surrey; Normanhurst Camp, Battle, East Sussex; Newton Camp, Preston, Lancashire; Boar"s Head, Walgherton, Nantwich, Cheshire; Castlethorpe Hall Camp, Castlethorpe, Brigg, Lindley, Lincolnshire; Pendeford hall, Codsall, Wolverhampton, Staffordshire & Coven, Wolverhampton, Staffordshire & Halfpenny Green, Wolverhampton, Staffordshire; Old Liberal Club, Charnwood Road, Shepshed, Loughborough; Fulney Park Camp, Spalding, Lincolnshire; Minister of Works Camp,swanscombe, Dartford, Kent; Hornby Hall Camp, Penrith, Scotland; The Heath Camp, Wellingore, Kesteven Lincolnshire; Bourton Camp, Bourton-on-the-Hill, Moreton-in-Marsh, Gloucestershire; Butterwick, Yorkshire; Lydiard Park, Purton, Swindon, Wiltshire; Grangefield, Gloucester (MH) Belfast, Northern Ireland; Naeburn (MH) Yorkshire.

В плену у ватников

На Восточном фронте условия содержания немцев, и детей в том числе, выше всякой бесчеловечности. Ни одной ненарушенной договорённости. Хотя на Крымской конференции с Америкой-Англией поделили «репарацию натурой», немецкими рабами до Сталинграда разжились мало. Из 90000 немцев, угнанных в Совок, вернулось только 5000; 40000 не перенесли перехода в «Бекетовку», где дополнительно 42000 померли с голоду-болезней. Рассыпанные по сибирским зонам, европейской части СССР эксплоатированы рабски, биты, терзаны, травимы, казнены. Тысячи военнопленных устреляны на месте, свалены в братские могилы. Пищи всегда мало, быт неандертальский. Смертность кричащая.

В ГУЛАГе за день 400–800 граммов хлеба, более половины пленников ежедневно калорий 1200–1300. Наиболее трудоспособным надбавка мизерная (по иронии, согласно плану Моргентау, дневной рацион у немца должен составлять 1300 калорий, хотя для тяжелотрудящихся 3100–4000). Кто не работал, не ел. Очевидно, что работоспособности хватало на три месяца, после чего пленники годились разве на расстрел - благо, смены хватало.

Признанным «обезоруженными вражескими силами» прав не полагалось. По бюллетеню «Re-Education» (1945), распространённому «Спецотделом Сил обслуживания сухопутных войск» армии США, передача немецких пленных на советский геноцид оправдана:

«Многие немецкие пленные должны оставаться в России после войны принудительно, на нужды россиян. Это не просто законно, а и предотвратит опасность образования национальносознательного ядра. Если нам немецкие пленные не нужны, лучше выслать их в Россию».

Гигантские колонны германцев, сотни километров пешком, чтобы в Сталинграде, Киеве, Харькове, Москве, Минске заголодаться и заработаться насмерть. Вернулись немногие. Отрицай не отицай, а проекты Моргентау таки заработали на практике. В «Нью-Йорк Пост» от 24 ноября 1947 года писал он, якобы «план Моргентау… стал частью Потсдамского соглашения, официальной программой, инструкцией,.. подписанной Соединёнными Штатами Америки, Великобританией, Союзом Советских Социалистических Республик».

Документирование судьбы тысяч немецких солдат, юношей зачастую, пресекаются. В 1941–1952 годы миллионы пленников из Германии вымерли в ГУЛАГе. Оставшиеся 10000 оставлены в СССР до 1955 года, на десятилетие рабства. О 1½ миллионах немецких солдат вестей нет.

Разгулялся красный террор от Польши до Германии. Многие пленники расстреляны, свалены в ямы сразу; другие замучены, покалечены - в том числе самые молодые. Кто попался в Югославии, тому не позавидовать. Только после 1986 года стало ведомо, что с 194000 пленных умучено насмерть или заморено голодом-антисанитарией 100000.

Около 93000 этнических немцев из дунайских поселений в 1939–1941 годах служили в армиях Венгрии, Хорватии, Румынии, сохраняя гражданство (10000 служили в СС-дивизии «Prinz Eugen», что давало гражданство также Германии). 26000 этих солдат умерло, более половины после войны в югославских лагерях. Когда 8 мая 1945 года бoльшая часть «Prinz Eugen» сдалась, на селе при хорвато-словенской границе более 1700 расстреляно. Прочие заэксплоатированы насмерть на цинковых копях у Бора, Сербия.

Помимо дунайских, иные 70000 вермахтовцев убиты в югославском плену расправами либо трудом. В основном, это сдавшаяся британцам 8 мая 1945 года в южной Австрии группа Е (150000 человек), которую дали на растерзание партизанам Югославии.

Остаток югославских пленников умирал и быстро, и медленно. До 10000 убиты «маршами расплаты» («Suhnemarsche») на тысячу километров от южной австрийской границы до северной границы Греции. Часто связанными, босыми, без еды-питья. Кто-то не доходил, остальные связаны вместе, загнаны в реки на расстрел, утопление.

1 ноября 1944 года Совет освобождения Югославии немцев объявил «общими терпилами» - в ходе геноцида среди немецких пленных и граждан немецкой национальности выжило меньше половины. Позднее, летом 1945 года погибло больше на массовых убиениях или сбрасывании в далматские карсты-шахты живьём. В десятилетие между 1945 и 1955 годами коммунистические страны загнали трудом и мором 50000 немецких пленных.

Тысячи немецких и хорватских солдат, уловленных в последние дни войны, казнены хладнокровно, сброшены в массовые захоронения на Западе Хорватии. К октябрю 2007 года зарегестрировано 540 тайных братских могил по всей Словении - 100000 тел. Не зарегистрировано много больше.

Недавно раскопаны в Гармике, на 50 километров северо-западнее Загреба, 4500 военных включая 450 офицеров, уничтоженные партизанами-коммунистами. Кости найдены в шести различных пещерах - это пехотная дивизия №392, учреждённая в Хорватии немцами в августе 1943 года, водимая генерал-лейтенантом Гансом Миклем. Ещё по пещерам останки замурованных и душеных газами; групповые захоронения военных и гражданских обнажёнными, замученными, жжёными, битыми, расчленёнными. У Ласко, Словения, в 2009 году найдены «сотни» мумифицированных после расстрела титовцами. По заявлению министра внутренних дел Хорватии, в стране может быть около 840 братских могил, а во Словении с 600, в Боснии-Герцеговине с 90.

«Специальные» лагеря

Когда в первой половине 1945 года западные страны повыпускали 6000 офицеров-немцев, они вновь арестованы Советами, помещены в зону №2 Заксенхаузена - на смену красным политзаключённым у нацистов. Позднее спецлагерь №7 переполнился лицами, приговорёнными советскими трибуналами к 15-летней каторге. До конца 1945 года заключённых 12000–16000, среди которых 2000 женщин - ещё и прибывало!

Пища негодная, санусловия плачевны. Ходи, в чём арестовали. По баракам эпидемии, спи на голых досках, а голову подпирай чурбаком. Соломенные тюфяки с одеялами - только два года спустя, в 1947. Ничего нельзя, даже петь. Окна закрашены - полная тьма. Всего после войны в лагере №7 немцев 60000, а 12000 похоронены в общих ямах. До 1948 года Совок не свободил, а многие там и до 1950 года, кого-то выслали в ГУЛАГ или повесили ГДР-вцы.

С одиннадцати ГДР-вских лагерей вроде «Muehlberg», «Saxonia» или «Oranienburg» не вышли тысячи. В 1945–1950 годы там 122671, а 42889 уболели, 756 казнены. В 22000-м «Muehlberg"e» 7000–9000 умучены голодом-эпидемиями. Там и 15-летние в полной изоляции, без права переписки. Многие сидельцы даже не знали, за что, ведь идейных там не было. Ещё скрытые лагеря вроде «Five Oaks» на Нью-Бранденбурге, где загубили 6500.

Советские хозяева Германии в основанный в апреле 1945 года «спецлагерь №5» на юго-востоке Берлина сперва поместили партийных и членов СС. Однако позднее похищают и сажают немецких подростков, которые попросту «пропадают». Спустя месяцы, в ноябре 1945 года, туда 9395 из лагеря «Ketschendorf». Считается, что за это время условия содержания погубили более 5000 узников. В 1952–1953 годы найдено множество массовых захоронений, эксгумировано 4500 тел и перезахоронено в Гальбе. Другой «спецлагерь №2» открыли в «Buchenwald"е» на 28000 немцев, из которых условия содержания погубили 7000. Об этих лагерях узнали годы спустя по войне.

Лагерь «Hermann Helfta»

Саксонский Эйслебен - один из старейших городов меж Эльбой и Гарцем. Здесь умер и родился Мартин Лютер. Первое упоминание - в 994 году нашей эры, грамоту получил в XII столетии. Влияние приобрёл в XV–XVI веках благодаря медной добыче-выплавке на землях могучих графов Мансфельдских. Заселённая горняками Нёйштадская область с её церковью Святой Анны да монастырём августинцев, основана во славные для города времена. Помощником священника Лютер останавливался там часто.

Гельфтский цистерцианский богородичный монастырь находится за пределами Эйслебена. Основан в 1229 году под мансфельским замком, а в 1258 году там осели монашки. Сформировался центр европейской духовности. Гельфтские Гертруда Великая, Мехтильда Магдебургская и Мехтильда Хакеборнская существенно повлияли на немецкую мистику и литературу.

В 1945 году по 24000 эйслебенчанам ударяет артиллерия да бреющие самолёты. Хотя город и не сильно пострадал, уничтожены первичный и вторичный секторы хозяйства, погибли трое пожарных и 14 забомбленных. До конца войны, в апреле 1945 года, в главные школы города, несколькие рестораны, горбольницу свозили раненных отовсюду.

Американцам Эйслебен сдался без боя, за исключением бесполезного сопротивления нескольких отроков и стариков. У частных лиц отобрали оружие, бинокли, фотоаппараты, рации; горожане обязаны к регистрации. Комендантский час, масштабные чистки среди чиновников.

На север и восток от шахт «Hermann Helfta» разбили «беженский лагерь» для военнопленных, но «лагерь» был не лагерем. Скорее кое-как огороженной поляной без единого здания. Спи на грунте, пищи не проси, вода раз на день - подвозима цистернами с-под пестицидов. Присланный хлеб ограду не проходил, его выбрасывали плесневеть на виду заключённых. Спи под открытыми небесами в ураганы-дожди - зато можно пить. У кое-кого прикрыться нечем. Избиения, пытки.

Гигиены никакой, немцы мрут мухами, но никто не решается бежать - верный расстрел. Арестанты прибывают, условия всё хуже. Лечь некуда. Двое пожаловались - целую группу на грузовик и в освобождённый «Buchenwald» у Веймара смотреть «выставки зверств», американцами приспособленными для «перевоспитания». Чтобы потом утешали мучимых узников сказками про зверства нацистов. Ещё смеете протестовать!?

До лета «Helft"ой» управлять стало трудно, поэтому расформировали. Кое-кого грузовиками до «Naumburg» на Зале. Всего через «Helft"у» прошло 80000–90000 людей (нынче пытаются снизить эту цифру до 22000). Смертей считается 2000–3000.

Когда территорию подарили ватникам, она стала запретной темой. Зато после воссоединения Германий нечеловеческие мучения пленников «Helft"ы» почтены памятником за деньги ветеранов-узников и «Folk Society Helfta». Многие части лагеря поделены, заселены, про трагедию не напоминает ничто.

Некоторые немецкие пленники домой вернулись только спустя восемь и более лет обнищавшими, бездомными, старыми, радуя сердце Генри Моргентау своей «собачьей зависимостью от хозяина».

Пленные немцы в СССР восстанавливали разрушенные ими же города, жили в лагерях и даже получали за свою работу деньги. 10 лет после окончания войны бывшие солдаты и офицеры вермахта "на хлеб меняли ножики" на советских стройках.

Закрытая тема

О жизни пленных немцев в СССР долгое время говорить было не принято. Все знали, что да, они были, что они даже участвовали в советских стройках, в том числе строили московские высотки (МГУ), но выводить тему пленных немцев в широкое информационное поле считалось плохим тоном.
Для того, чтобы говорить об этой теме, нужно, в первую очередь, определиться с цифрами. Сколько немецких военнопленных было на территории Советского Союза? По советским источникам - 2 389 560, по немецким - 3 486 000. Такая существенная разница (погрешность почти в миллион человек) объясняется тем, что подсчет пленных был поставлен очень плохо, а также с тем, что многие пленные немцы предпочитали "маскироваться" под другие национальности. Процесс репатриации затянулся до 1955 года, историки считают, что примерно 200 тысяч военнопленных были неправильно задокументированы.

Тяжелая пайка

Жизнь пленных немцев во время и после войны разительно отличалась. Понятно, что во время войны в лагерях, где содержали военнопленных, царила самая жестокая атмосфера, шла борьба за выживание. Люди гибли от голода, не был редкостью каннибализм. Для того, чтобы хоть как-то улучшить свою долю, пленные всячески старались доказать свою непричастность к "титульной нации" фашистских агрессоров.

Были среди пленных и те, кто пользовался своего рода привилегиями, например итальянцы, хорваты, румыны. Они даже могли работать на кухне. Раздача продуктов проиходила неравномерно. Нередки были случаи нападения на разносчиков пищи, отчего со временем немцы стали обеспечивать своих разносчиков охраной. Впрочем, надо сказать, что какими бы тяжелыми ни были условия пребывания немцев в плену, они не идут ни в какое сравнение с условиями жизни в немецких лагерях. По статистике, в фашистском плену погибло 58 % захваченных русских, немцев в нашем плену погибло только 14,9 %.

Права

Понятно, что плен не может и не должен быть приятным, но относительно содержания немецких военнопленных до сих пор ведутся разговоры такого толка, что условия их содержания были даже чересчур мягкими.

Суточный паек военнопленных составлял 400 г хлеба (после 1943 года эта норма выросла до 600-700 г), 100 г рыбы, 100 г крупы, 500 г овощей и картофеля, 20 г сахара, 30 г соли. Для генералов и больных пленных паек был увеличенным. Конечно, это только цифры. По факту, в военное время паек редко выдавался в полном объеме. Недостающие продукты могли заменять простым хлебом, пайка часто урезалась, однако сознательно голодом пленных не морили, не было такой практики в советских лагерях по отношению к немецким военнопленным.

Конечно, военнопленные работали. Молотов как-то сказал историческую фразу о том, что ни один немецкий пленный не вернется на родину, пока не будет восстановлен Сталинград.

Работали немцы не за краюху хлеба. Циркуляр НКВД от 25 августа 1942 предписывал выдавать пленным денежное довольствие (7 рублей рядовым,10 - офицерам, 15 - полковникам, 30 - генералам). Была и премия за ударную работу - 50 рублей в месяц. Поразительно, но пленные могли даже получать письма и денежные переводы с родины, им выдавалось мыло и одежда.

Большая стройка

Пленные немцы, следуя завету Молотова, работали на множестве строительных объектов СССР, использовались в коммунальном хозяйстве. Их отношение к работе было во многом показательным. Живя в СССР, немцы активно осваивали рабочую лексику, учили русский язык, однако значение слова "халтура" они не могли понять. Немецкая трудовая дисциплина стала нарицательной и даже породила своеобразный мем: "конечно, это ведь немцы строили".

Практически вся малоэтажная застройка 40-х-50-х годов до сих пор считается построенной немцами, хотя это не так. Мифом является и то, что здания, построенные немцами, строились по проектам немецких архитекторов, что, конечно, неправда. Генеральный план восстановления и застройки городов разрабатывали советские архитекторы (Щусев, Симбирцев, Иофан и другие).

Неугомонные

Немецкие военнопленные не всегда безропотно повиновались. Случались среди них побеги, бунты, восстания. С 1943 по 1948 год из советских лагерей совершили побег 11 тысяч 403 военнопленных. 10 тысяч 445 человек из них было задержано. Только 3 % бежавших не было поймано.

Одно из восстаний произошло в январе 1945 года в лагере военнопленных под Минском. Немецкие пленные были недовольны плохим питанием, забаррикадировали барак, взяли в заложники охрану. Переговоры с ними ни к чему не привели. В итоге барак обстреляли артиллерией. Больше 100 человек погибли.

Тихие дворики

В Москве всего в каких-то 10-12 км от Кремля, есть район, построенный еще пленными немцами. Имя ему — Курьяново. В нем сохранилась архитектура того времени — двухэтажные дома, тихие удобные дворики, продуманные улицы и т.д.

Деревянные заборы

Некоторые дома даже окружены деревянными заборчиками с калитками,

а здесь вообще находится небольшой огородик.

Для удобства жителей даже строили небольшие сарайчики, чтобы не хранить сезонные вещи в квартирах. Тут даже и ракушка времен Лужкова сохранилась.

Парковка во дворах

С парковкой во дворах, в отличиии от большинства районов Москвы, проблем нет вообще.

На улице продолжают сушить белье, как в старое доброе время.

Дом Культуры.

Говорят, что под ним находится бомбоубежище. Что ж, вполне возможно.

Памятник Ленину в Курьяново

Напротив установлен памятник нашему вождю. Интересно, его тоже пленные немцы здесь установили?

Московские улочки

Типичные Московские улочки.

Пустынные дворики с детскими площадками.

Этот магазин очень похож на привокзальный магазин какого-нибудь небольшого городка.

В принципе, железнодорожная станция Перерва здесь совсем недалеко.

А это здание, судя по плакату на нем, планировали отреставрировать еще в 2013 году.

Чего-то тянут.

Почта

Здание почты. Почта России явно не добралась до сюда со своим ребрендингом.

Этот коттедж (а может несколько комнат в нем) выставлен на продажу. Не хотите ли прицениться? Там и телефон указан.

Подъезды в этом районе закрывают не везде, а вдруг кот вернется с прогулки, да еще и голодный?

Романтика кирпичных пятиэтажек

По периметру района построены уже более современные дома — кирпичные пятиэтажки. Представляете, просыпаетесь вы утром, собираетесь на работу куда-нибудь в свой офис в Москва-Сити, пьете кофе, а в окне прямо перед глазами проходит какой-нибудь товарняк. Романтика…

Почему в Курьяново нет ветхих и аварийных домов?

Почему же этот район зеленой зоне (см. съемку со спутника) в окружении Москва-реки до сих пор существует, и ни Лужков в свое время, ни Собянин сейчас не нашли ветхих и аварийных домов, которые уже давно пора сносить, а на их месте отстраивать очередной спальный район?

Думаю, что все очень просто. Несмотря на такое симпатичное расположение на карте район на самом деле почти со всех сторон, окружен промзонами, и с одной стороны — железной дорогой. Кроме того, он находится в непосредственной близости от , которую вроде как в прошлом году закрыли и убрали, но на самом деле она благополучно продолжает напоминать о себе типичными свалочными запахами.

Долгое время район находился в дорожном тупике. Из него можно было выехать только в одну сторону — к метро Печатники, и сама дорога могла занять минимум минут 40. Совсем недавно наконец-то продлили эту в , но до туда тоже быстро не доехать.

Дух пленных немецких солдат

Так что район Курьяново благополучно продолжает жить своей жизнью, вот только дух пленных немецких солдат все еще продолжает здесь витать.

А вы хотели бы жить в таком районе?

В разделе

Чего только не предпринимали оказавшиеся в плену солдаты и офицеры вермахта, чтобы поскорее улизнуть из СССР. Выдавали себя за румын и австрийцев. Пытаясь заслужить снисхождение советских властей, они поступали на работу в милицию. А тысячи немцев даже объявили себя евреями и уехали на Ближний Восток укреплять армию Израиля! Понять этих людей немудрено – условия, в которых они оказались, были не сладкими. Из 3,15 млн немцев треть не пережила тягот плена.

Всех германских военнопленных, находившихся на территории СССР, не пересчитали до сих пор. И если в Германии с 1957 по 1959 год изучением их истории занималась правительственная комиссия, выпустившая в итоге 15-томное исследование, то в Советском Союзе (и позже в России) тема пленных солдат и офицеров вермахта, кажется, не заинтересовала вообще никого. Историки отмечают, что чуть ли не единственным советским исследованием такого рода стала работа Die Deutschen Kriegsgefangenen in der UdSSR Александра Бланка – бывшего переводчика генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса. Но казус в том, что «советское исследование» было издано… в Кёльне в 1979 году на немецком языке. А «советским» оно считается лишь по той причине, что было написано Бланком во время его пребывания в СССР.

Несчитанные немцы

Сколько же немцев побывало в советском плену? Более 3 млн, как сосчитали в Германии, два с небольшим миллиона, как уверяли советские историки – сколько? Вот, к примеру, министр иностранных дел СССР Вячеслав Молотов в письме Сталину от 12 марта 1947 года писал, что «всего немецких военнопленных солдат, офицеров и генералов находится в Советском Союзе 988 500 человек». А в заявлении ТАСС от 15 марта того же года говорилось, что «на территории СССР остаются 890 532 военнопленных немца». Где правда? Чехарда в советской статистике, впрочем, легко объяснима: с 1941 по 1953 год ведомство, занимавшееся делами военнопленных, реформировалось четыре раза. Из Управления по делам военнопленных и интернированных НКВД в 1945 году создали Главное управление по делам военнопленных и интернированных НКВД, которое в марте 1946 года передали Министерству внутренних дел. В 1951 году УПВИ «вывалилось» из системы МВД, а в 1953-м структуру расформировали, передав часть его функций Тюремному управлению МВД. Понятное дело, что творилось с ведомственной документацией при таких административных пертурбациях.

по данным ГУПВИ на сентябрь 1945 года, 600 тыс. немцев были «освобождены на фронте, без передачи в лагеря» – вот только каким образом их «освободили»? Разумеется, всех их на самом деле «вывели в расход»

Наиболее заслуживающей доверия отечественные историки признают позднюю статистику Тюремного управления МВД. Из неё следует, что советскими войсками с 22 июня 1941 года по 17 мая 1945 года были взяты в плен 2 389 560 «военнослужащих немецкой национальности» (считали именно по национальной принадлежности, почему – неизвестно). Среди этих военнопленных было 376 генералов и адмиралов, 69 469 офицеров и 2 319 715 унтер-офицеров и солдат. Были ещё 14 100 так называемых военных преступников – предположительно, эсэсовцев. Они содержались отдельно от остальных, в спецлагерях НКВД, не входивших в систему УПВИ-ГУПВИ. По сей день их судьба достоверно неизвестна: архивные документы засекречены. Есть данные, что около тысячи военных преступников в 1947 году приняли на работу в Комитет информации при Совете министров СССР – структуру, объединившую внешнеполитическую и военную разведки. Чем они там занимались – военная тайна.

Пленных расстреливали, но без огласки

Расхождение в советской и немецкой цифири – примерно 750 тыс. человек. Согласитесь, впечатляющее число. Правда, по данным ГУПВИ на сентябрь 1945 года, 600 тыс. немцев были «освобождены на фронте, без передачи в лагеря» – вот только каким образом их «освободили»? Сложно поверить, что советское командование за здорово живёшь возвращало вермахту пленённых солдат сотнями тысяч. Разумеется, всех их на самом деле «вывели в расход». Но, поскольку пленных расстреливать не полагалось, в советских статотчётах завели графу «освобождённые на фронте». Если внимательно изучить сводки первых двух лет войны, ситуация с казнёнными втихаря пленными становится очевидной. К примеру, на 1 мая 1943 года попавшими в плен числились 292 630 военнослужащих вермахта и их союзников. Но, по состоянию на тот же срок, 196 944 человека из них уже считались «умершими»! Вот это смертность – из каждых трёх пленных выжил только один! Такое ощущение, что в советских лагерях свирепствовали бесконечные эпидемии. Впрочем, нетрудно догадаться, что на самом деле пленных, конечно, расстреливали. Справедливости ради стоит отметить, что немцы тоже не церемонились с нашими пленными. Из 6 206 000 советских военнопленных казнены были 3 291 000 человек.

Пленных советских солдат, как известно, немцы кормили так называемым русским хлебом – запечённой смесью, наполовину состоявшей из очисток сахарной свёклы, на четверть из целлюлозной муки и ещё на четверть – из нарубленных листьев или соломы. Зато в советских лагерях пойманных фашистов откармливали, как поросят на убой. Солдатам в сутки скармливали полбуханки ржаного хлеба, полкило варёного картофеля, 100 граммов солёной селёдки и 100 граммов варёной крупы. Офицерам и «истощённым солдатам» ежедневно полагались сухофрукты, куриные яйца и сливочное масло. В их суточные пайки также входили мясные консервы, молоко и пшеничный хлеб. В конце 40-х унтер-офицеров приравняли к солдатам – оставили им офицерский паёк, но заставили ходить на работу (офицерам работать не полагалось). Не поверите, но немецким солдатам даже позволялось получать из Германии посылки и денежные переводы, причём их суммы ничем не ограничивались. Не жизнь – сказка!

Немецкими офицерами «укрепили» армию Израиля

В ноябре 1949 года министр внутренних дел СССР Сергей Круглов издал примечательный циркуляр № 744: в нём констатировалось, что военнопленные запросто покидают места содержания, лечатся в гражданских больницах, устраиваются на работу, в том числе и на «режимные объекты», и даже вступают в браки с советскими гражданками. К тому времени вооружённую охрану лагерей сменила так называемая самоохрана из числа пленных – оружие её сотрудникам, правда, не полагалось. К 1950 году представителей «самоохраны» стали зачислять на работу в милицию: таким образом было трудоустроено по меньшей мере 15 тыс. немецких военнопленных. Ходили слухи, что, отслужив год в милиции, можно проситься домой, в Германию.

После окончания войны на родину вернулись порядка 2 млн немцев. Примерно 150 тыс. человек остались в СССР (официальная статистика 1950 года при этом сообщала, что в Союзе осталось всего 13 546 немцев: позже оказалось, что пересчитали лишь тех, кто на тот момент находился в тюрьмах и следственных изоляторах). Известно и то, что 58 тыс. немецких военнопленных изъявили желание уехать в Израиль. В 1948 году не без помощи советских военных инструкторов стала формироваться армия еврейского государства (ЦАХАЛ), и её создатели – друг детства Феликса Дзержинского Лев Школьник и Исраэль Галили (Берченко) – предложили пленным немцам свободу в обмен на воинский опыт. Причём точно так же, как и этническим русским офицерам ЦАХАЛ, немцам пришлось менять свои имена и фамилии на еврейские. Предполагали ли солдаты вермахта, направляясь на войну с «жидами и комиссарами», чем закончится их поход?

По статистике Тюремного управления МВД СССР, с 22 июня 1941 года по 2 сентября 1945 года в советском военном плену помимо 2 389 560 немцев побывало 639 635 японцев (а по данным НКВД 1946 года – 1 070 000. И кому прикажете верить?). Кроме них вкус советских лагерных пайков узнали более полумиллиона венгров, 187 370 румын и 156 682 австрийца. Среди военнопленных союзных гитлеровцам армий нашлось 10 173 еврея, 12 928 китайцев, 3608 монголов, 1652 люксембуржца и даже 383 цыгана.

Всего в СССР насчитывалось 216 лагерных управлений и 2454 лагерных отделения, в которых размещались военнопленные. Также для них было создано 166 рабочих батальонов Красной армии и 159 госпиталей и мест отдыха.

В Советском Союзе пленные немцы использовались на строительных работах. Так, в Москве их руками были возведены целые микрорайоны, а во многих городах построенные пленными кварталы до сих пор в обиходе именуют немецкими.