Жителя поселка Егора Полушкина прозвали «бедоносцем», и даже его жена Харитина называла его так. В этот поселок Полушкиных переманила сестра Харитины - Марьица. Когда-то здесь были бескрайние леса, а сейчас только одна единственная роща осталась у Черного пруда, она-то и стала заповедной зоной. К ней даже приставили лесника Федора Бурьянова - двоюродного брата Полушкина и мужа Марьицы. С тех пор он стал самым уважаемым человеком в округе. С помощью золотых рук брата Егора он соорудил себе резные хоромы, а старую хату отдал семье Полушкина.
Краткое содержание «Не стреляйте в белых лебедей». Васильев
Егор в своем родном колхозе был на хорошем счету, а тут сразу все не заладилось, потому что хитрить не умел и работал медленно, но с душой. Работать он стал в плотницкой бригаде, где из-за своей медлительности сорвал план. Потом он был разнорабочим и как-то раз рыл траншею для канализационной трубы. Чтобы не повредить муравейник, он свою траншею пустил в обход. Ну не сообразил он, что криво трубу класть никто не будет. Потом Егор стал работать на лодочной станции, возившей на отдых туристов в заповедник, но и тут он надолго не задержался, и опять из-за муравейника, который пьяные туристы сожгли бензином у него на глазах.
Краткое содержание: «Не стреляйте в белых лебедей». Продолжение сюжета
А тут еще серьезные проблемы у Бурьянова начались, начальство потребовало у него акты на порубку леса для его дома, которых не было. Новый главный лесничий Чувалов заставил заплатить за бревна. Федор расставаться с деньгами не решался. Поэтому искал другие способы, чтобы нажиться. Полушкин был одной из тех жертв, которую выбрал коварный родственник. Дальше краткое содержание «Не стреляйте в белых лебедей» закручивается с интригой.
После череды попаданий на деньги совсем потерялся по жизни бедный Егор, у него даже дружки появились - Черепок и Филя, которые научили его шабашить и людей обманывать.
Однажды он вместе с Чуваловым и учительницей Ноной Юрьевной отправился в заповедник на Черное озеро. Главный лесничий уже был знаком с коварными планами Бурьянова. А сам Федор Ипатович, когда узнал об их походе, еще больше злобы затаил на Полушкина, подумав, что тот на его место метит.
Во время похода Чувалов увидел, как Полушкин по-хозяйски с природой обращается, тогда он и решил поставить Егора на место Бурьянова.
Лебеди
Как-то раз пригласили Егора на Всесоюзное собрание лесников в Москву, откуда он вернулся с парой живых лебедей, приобретенных за деньги, которые ему дали односельчане на всякие покупки.
Краткое содержание «Не стреляйте в белых лебедей» дальше повествует о том, что Бурьяновым к тому времени уже интересовался угрозыск. А лебедей своих Полушкин устроил возле Черного Озера. Но глубокой ночью лесничий вдруг услышал странный шум, это была стрельба из ружья. Вскочив на лошадь, Егор помчался в лес и увидел, что браконьеры убили лебедей и варят себе похлебку.
Краткое содержание «Не стреляйте в белых лебедей» заканчивается тем, что вечером следующего дня Полушкина нашли окровавленного, он полз к своему дому. Следователю он так и не выдал тех, кого он видел на пруду. А узнал он там и своих дружков, и своего брата Федора, который потом пришел просить у него прощения в больницу, и тот простил его, конечно, потому что сердце у него было доброе, и он был не злопамятным.
Материалы по теме:
- Анализ Не стреляйте в белых лебедей Бориса Васильева
- Произведение Есенина «Лебедушка». Как поэт относится к лебедушке?
- Голубая стрекоза (Пришвин): краткое содержание рассказа
- Сказка Гадкий утенок: автор, герои, содержание, отзывы
- Островский, Лес: краткое содержание и анализ
Вечерами в маленькой поселковой больнице тихо. Бесшумно скользнет по коридорчику сестра, разнося градусники. Прокряхтит сухонькая старушка, да скрипнет дверь за мотористом с «Быстрого», выходящим покурить в холодные сени.
А сегодня тишина нарушилась тяжелыми шагами врача, беготней сестер, тревожным скрипом носилок.
Моторист выскочил в коридор:
– Никифорова с Иванова катера в операционку повезли.
– Утоп!.. – ахнула бабка.
– Нет, бабка, за борт свалился…
За разговорами не заметили, как по коридору мимо палат прошли двое; один прихрамывал, крепко налегая на палку.
Он был немолод. От хромоты в левой ноге чуть сутулился и при ходьбе привычно выносил вперед правое плечо. Морщины избороздили до черноты загорелое лицо, и особенно много их набежало возле глаз, словно человек этот всю жизнь смотрел против ветра.
Он шел, стараясь без стука ставить палку, а впереди беззвучно летела девчонка-сестра, от бьющей через край энергии выворачивая по-балетному носки матерчатых тапочек. У операционной остановилась:
– Посидите.
Боком скользнула в дверь, а он осторожно присел на краешек стула, поставив между ног палку.
Как все здоровые люди, он был чуть напуган больничной тишиной: стеснялся сесть поудобнее, скрипнуть стулом, поправить сползавший с плеча тесный халат. Стеснялся своего здоровья, стоптанных башмаков из грубой кожи и тяжелых рук, сплошь покрытых ссадинами и порезами.
– Иван Трофимыч?.. – Моторист опять вылез в коридор.
– Петр? – шепотом удивился Иван. – Ты чего тут?
– Аппендикс вырезали, – не без гордости сообщил моторист, садясь рядом. – Флегмонозный.
– С Федором-то беда какая… – Иван вздохнул.
– А что случилось?
– Запань у Семенова лога утром прорвало. Не знаю, откуда вода пришла, а только рвануло троса, и понесло лес в Волгу. А тут – ветер, волна. Треск стоит – голоса не слышно. Ну, все кто куда: с лесом не пошутишь.
– Ай-ай-ай!.. – опечалился моторист. – И много ушло?
– Да нет, немного. Аккурат мы воз навстречу вели, к «Немде» цеплять. Пиловочник сплошь, двести сорок метров. Ну, увидал я: лес в лоб идет…
– Буксир топором да к берегу! – сказал моторист. – Затрет бревнами – «мама» сказать не поспеешь.
Иван улыбнулся.
– А я по-другому рассудил. Плот только сплочен, троса добрые, а ширина в этом месте невелика: развернул, корму в Старую Мельницу сдал – там камни, уязвил прочно. А катерок свой за мысок спрятал. Знаешь, где малинники?
– Ну и сдержал лес, не пустил в Волгу-то, на простор.
– Ишь, сообразил! – завистливо вздохнул моторист. – Премия, поди, будет, благодарность…
– Благодарность, может, и будет, а вот помощника уж не будет, – вздохнул Иван. – Как ударило нас первой порцией – троса запели, а Федора на бревна сбросило. Выловили, а рука на жилах висит.
– Оклемается, – уверенно сказал моторист. – Мужик здоровый. Да и доктор молодец: меня пластал – любо-дорого.
Стемнело, когда из операционной вышел доктор. Увидев его, моторист трусливо юркнул в палату. Скрипнув стулом, Иван встал навстречу, но доктор опустился рядом, и Иван, постояв немного, тоже присел. Он стеснялся начинать разговор, а доктор молчал, медленно разминая в пальцах папиросу.
– Перелом позвоночника, – сказал он, прикурив и глубоко затянувшись. – Скверное дело, капитан.
– Долго пролежит? – тихо спросил Иван, плохо представляя, что это значит.
– Всю жизнь. – Врач курил жадно, изредка разгоняя рукой сизые клубы дыма. – Всю жизнь, капитан, какая осталась…
– Трое детей… – невольно вырвалось у Ивана.
– Трое детей, – повторил Иван и опять встал. – Старшему – двенадцать, не больше…
Доктор молчал. Вспышки папиросы освещали его осунувшееся лицо и капли пота на лбу.
– Рыбки можно ему?
– Рыбки? – переспросил врач. – Фруктов хорошо бы. Витамины, понимаешь?
И опять замолчал. Иван постоял немного и, тихо попрощавшись, похромал к раздевалке.
В раздевалке он сдал халат и в обмен получил потрепанный рабочий пиджак. Пожилая гардеробщица полюбопытствовала насчет Никифорова, и он сказал ей, что дело Федора плохо и что у него трое детей. Гардеробщица, вздыхая и сокрушаясь, отперла уже по-ночному заложенные двери, и он вышел на темную окраинную улицу поселка.
Он привычно свернул вниз, к пристаням, но, пройдя немного, остановился. Посмотрел на часы и, быстро перекидывая палку, враскачку зашагал по узкой крутой тропинке от угла и громко постучал палкой по запертой калитке.
Сквозь надрывный собачий лай послышался сиплый со сна голос:
– Кого нелегкая?
– Это я, Бурлаков. Открой, Степаныч, дело к тебе.
– На место, дармоед!.. – В щели чуть приоткрытой калитки показалась осанистая фигура. – Что за дело?
– Яблоки у тебя есть, Степаныч?
– Яблоки?.. – Хозяин неожиданно тоненько захохотал. – Какие тебе яблоки в июле, старый пень?
– Понимаешь, Никифоров в больнице. Доктор фрукты велел…
– В больнице?.. – Хозяин задумался. – В больнице – это другое дело. – Он распахнул калитку. – Шагай, Трофимыч. Осторожно, приступочка тут.
Вслед за Степанычем Иван поднялся на крыльцо и прошел в темные сени. Хозяин щелкнул выключателем; голая лампочка осветила просторное помещение, заваленное плетеными корзинами, мешками и ящиками.
– Фрукт – великое дело. – Степаныч выволок из угла дырявый мешок, развернул: на дне лежали битые зеленые яблоки. – Первый урожай. Сам бы ел, но ради такого дела…
– Кислятина, поди.
– Ты что? Папировка, первый сорт. Гляди-ко… – Хозяин взял яблоко и начал с хрустом жевать его, причмокивая от удовольствия. – Восемь килограмм, хоть на безмене прикинь.
– Почем же?
– Ну, как для больного – по рублю.
– Круто берешь, Степаныч…
– Первые ведь, от себя отрываю.
Иван молча отсчитал деньги, взвалил на плечо мешок. Хозяин вел его к калитке, по инерции расхваливая уже проданный товар:
– Витаминов в этих яблоках – вагон! У меня вон детсад закупает, прокурор для больной жены. Сила яблоки: сорт особый… Счастливо, Трофимыч! Заходи, если что. Тебе – в первую очередь…
По крутой тропинке Иван спустился к пристаням и сразу увидел плакаты с броской надписью: «Герои нашего затона». Героев узнать было бы невозможно, если бы художник не подписал каждый портрет: «Капитан Иван Бурлаков», «Помощник капитана Федор Никифоров», «Матрос Елена Лапушкина». Все трое сурово глядели вдаль…
Катера стояли за полузатопленной баржей. Они были одинакового размера, формы, убранства, одинаково освещались сигнальными фонарями, и только на самом дальнем совсем по-домашнему сушилось на веревке белье.
Иван спрыгнул на катер, громыхнув по железной палубе костыльком. На шум из рубки выглянула худенькая молодая женщина в выгоревшем ситцевом платье; голова ее была повязана полотенцем.
– Вы, Иван Трофимыч?
– Ты чего это в полотенце?
– Голову мыла. Как Федор?
Он присел, вытянув натруженную ногу, закурил и рассказал, что говорил доктор и как он заходил к Степанычу за яблоками.
– Плохо, Еленка.
– Шесть душ кормил, – вздохнула она. – Шесть душ, сам седьмой…
– Сам седьмой, – повторил Иван, упорно разглядывая огонек папиросы.
Они опять замолчали. Еленка стояла, по-бабьи пригорюнившись, опустив худенькие плечи, чуть прикрытые легким платьем, а он неторопливо курил, по привычке держа папиросу огнем в ладонь.
– Кого-то вместо Федора пришлют, – не то спросила, не то сказала она.
Иван бросил папиросу за борт, поднялся:
– Пойдем в кубрик. Застынешь.
По железному трапу они спустились в тесный низкий кубрик. Четыре дивана окружали небольшой, прикрепленный к полу стол; три из них были застланы. В углу возле трапа размещалась вделанная в железный шкаф печурка; остывая, она изредка потрескивала. В противоположном углу был шкаф для одежды и еще один маленький подвесной шкафчик, в котором хранились судовые документы, ведомости, бинокль и прочее ценное имущество.
Интересный и жизненный роман талантливого писателя советской эпохи Бориса Васильева « Не стреляйте в белых лебедей» вышел в свет в 1973 году и сразу стал очень популярным. По сюжету произведения режиссёром Родионом Нахапетовым на киностудии «Мосфильм» даже был снят одноименный фильм со Станиславом Любшиным в главной роли.
В центре романа события развиваются вокруг главного героя - простодушного и открытого Егора Савельича Полушкина, получившего в своей деревне прозвище «бедоносец».
А все от того, что Егор не мог выполнять какую-либо работу по принуждению и второпях. Поэтому и не задерживался он подолгу на одном месте.
К примеру, работал Егор в подсобной бригаде и поручили ему выкопать траншею под канализацию. Лихо взялся Полушкин за дело и, как добросовестный работник вырыл ровную и прямую, как «стрелочка» траншею, но на определенном ее участке находился большой муравейник. Пожалел сердобольный мужик мурашек и пустил яму вокруг муравьиного домика, не задумываясь о том, что кривых труб канализации не существует в природе.
Еще больше закрепилось за Егором его прозвище. Жена героя Харитина Макаровна постоянно сетовала на мужа за его непутевость и простодушие. Ничего нельзя было поручить Егору-бедоносцу. Даже, когда откомандировала супруга Егора на рынок продать поросенка и там его обманули на деньги.
Но Егор был очень талантлив от природы, он тонко чувствовал окружающий мир, умел сопереживать и видеть прекрасное в обыденном.
Кроме того Егор Савельич был мастером «золотые руки» и плотником от Бога.
Этим Егоровым талантом не упустил возможности воспользоваться двоюродный брат жены героя Фёдор Ипатович Бурьянов. Стяжатель и мещанин, он заботился только о себе и о своих интересах. Это с его «легкой» руки Егор с семьей очутился в удаленной деревне, куда Федора назначили лесничим в местный заповедник.
Но Бурьянов и не думал проявлять каких-либо мер по сбережению природы здешних красивых заповедных мест. А напротив заходился строить себе хоромы – «пятистенный» дом из лучших и редких пород деревьев из уникальной местной рощи.
Обретение своего призвания и трагический конец
Для строительства хором он собственно и вызвал Егора. И когда Полушкин самозабвенно строил дом, Федор старался ему не мешать и не торопить, так как знал, что настоящего художника нельзя подгонять. Дом Егор построил на славу – он «светился» на всю деревню, а на крыше искусными руками плотника был прикреплен флюгер. Как для себя старался мастер –«золотые руки» Егор, работал от зари до зари.
Доволен остался свояк Егора его искусной работой, и в замен отдал семье Полушкина старую полуразвалившуюся хибару, из которой вынес даже полы и погребные бревна.
Жена Егора, помытарившись по району, все-же выхлопотала себе место посудомойки и ясли для маленькой дочери.
У Полушкиных имелось двое деток. Помимо дочери, особенно любил отца и был к нему привязан сын Егора и Харитины Колька.
Не раз приходилось мальчику терпеть издевки от одноклассников из-за непутевости отца. Но терпеливый и смышленый «чистоглазый мужичок» Коля старался все-равно держаться отца и, казалось, он один, кто его понимает.
А тем временем лесничий Федор Бурьянов богател и процветал за счет государственных заповедных угодий. Но внезапно его делами заинтересовалось начальство и в поселок с проверкой приехал лесничий Юрий Петрович.
Он то и выявил многочисленные хищения в заповедном массиве. После увольнения с должности Бурьянова, на его место назначают Егора Полушкина.
Вот здесь на этом поприще Егор и находит свое призвание. Природа – это его стихия. Но особенно с трепетом он относиться к белым лебедям, живущим на Чёрном Озере. Для них он возводит искусный дом и мечтает, чтобы Черное стало Лебяжьим Озером.
Заканчивается роман драматическим моментом, когда пытаясь защитить своих дивных птиц, Егор получает смертельное ранение от браконьеров.
Борис Львович Васильев
«Не стреляйте в белых лебедей»
Все жители посёлка звали Егора Полушкина бедоносцем. Куда исчезли две первые буквы — не помнил уже никто. Даже жена Полушкина, Харитина называла мужа «нелюдью заморской» и «чёртовым бедоносцем». Родом Харитина была с Заонеежья, и обиды ее начались с раннего детства, когда пьяный поп дал ей это невозможное имя. Родная сестра называла ее Тиной, а добрые соседушки — Харей. Сестра Марьица и переманила Полушкиных в этот посёлок, построенный при деревообрабатывающей фабрике. Когда-то вокруг посёлка шумели бескрайние леса. За несколько десятилетий их вырубили. Спохватились, когда осталась одна-единственная роща у Чёрного озера. Ее признали «заповедной» и приставили лесника — мужа Марьицы и двоюродного брата Полушкина, Федора Ипатовича Бурьянова. Стал Бурьянов самым богатым и уважаемым человеком в посёлке.
Дом у Бурьяновых — пятистенные хоромы, срубленные золотыми руками Полушкина. Когда Егор с женой и детьми — сыном Николаем и дочерью Ольгой, переехал в посёлок. Бурьянов отдал двоюродному брату свою старую, неказистую избушку, откуда вывез даже полы и бревна из погреба. Взамен Егор построил Федору Ипатовичу добротную пятистенку, петушка на крышу искусно вырезал.
Сын Полушкинна, Колька, «чистоглазый мужичок», весь в отца пошёл. Паренёк был сметливый, терпеливый, но очень чистый и доверчивый. Плакал он редко, и не из-за обиды или боли, а только по причине жалости и сочувствия к другим. И сильнее всего Колька обижался, когда его отца бедоносцем звали. А вот Вовка, сын Бурьянова, обижался часто и сильно, и ревел только из-за собственных обид.
В родном колхозе Егор Полушкин был на хорошем счету, а вот на новом месте не заладилось. Все беды Полушкина — от того, что не умел он работать без души. Первые два месяца, когда Егор Федору Ипатовичу дом строил от зари до зари, работалось в радость, «как сердце велело». Знал хитрый Бурьянов, что мастера торопить — себе дороже. Потом взяли Полушккина в плотницкую строительную бригаду — и началась бесконечная чёрная полоса. Не умел Егор, искусный плотник, работать на скорую руку. Делал все не торопясь, как «для себя», и срывал строительной бригаде план.
Перебрав все строительные бригады посёлка, Полушкин попал в разнорабочие, но здесь тоже долго не задержался. Однажды, в тёплый майский день, поручили Полушккину копать траншею под канализационную трубу. Работалось Егору радостно. Траншея получалась прямой, как стрела, пока на ее пути не встретился муравейник. Пожалел Полушкин трудолюбивых мурашек, пустил траншею в обход, только неё сообразил, что кривых канализационных труб не бывает. Случай этот стал известен всему посёлку, и окончательно укрепил за Полушкиным репутацию бедоносца. Колька же стал приходить из школы весь в синяках.
Следующим местом работы Егора стала лодочная станция. Стояла она у небольшого озера, которое появилось на месте запруженной речки. Станция обслуживала туристов, потянувшихся в этот оживший уголок не только из районного центра, но и из самой Москвы. Золотые руки Егора пришлись здесь кстати. Начальник лодочной станции, «пожилой, сильно от жизни уставший» мужик Яков Прокопыч Сазанов, остался доволен Егоровой работой и старанием, да и самому Полушкину работа пришлась по душе.
А Федора Ипатовича Бурьянова тем временем вызвал новый лесничий и потребовал с него все акты на порубку леса. А какие акты, когда у Бурьянова новая изба-пятистенка на весь посёлок светится.
Егор же старался на новой работе, как мог. Только раз рассердил он своего начальника — вместо положенных «по уставу» чёрных номеров нарисовал на носу каждой лодки весёлую, яркую зверушку или цветок. Увидев Егоровы «художества», Яков Прокопыч осердился и велел это безобразие закрасить. Настоящая беда, однако, ждать себя не заставила. Прибыла на лодочную станцию первая в этом году группа туристов — «трое мужиков, да с ними две бабёночки». Выделил Сазанов Полушкину ценную моторную лодку и велел перевезти туристов через реку. Егор взял с собой Кольку, на подмогу. Туристов перевезли, место для лагеря выбрали, да вот беда: рядом оказался огромный муравейник. Егор предложил на другую полянку лагерь перенести, но один из туристов заявил, что муравьи им не помеха, а «человек — царь природы», облил муравейник бензином и поджёг.
После расстелили туристы скатерть, снедь выложили, стали Егора с Колькой угощать. Хоть угощение Полушкины и приняли, перед глазами у них все равно стояли горящие муравьи. Никогда Полушкин спиртным не злоупотреблял, а сейчас принял сверх меры, плясать начал, падать. Туристы забавлялись, подзуживали. Стыдно стало Кольке за отца. Попытался он остановить Егора, и Полушкин впервые поднял на сына руку. Колька убежал, а Егор поплёлся к берегу. Начал мотор в лодке заводить, да не завёл, перевернул только. Так, перевёрнутую, и поволок за верёвку вдоль берега.
Федор Ипатович пребывал в озабоченности и смятении: требовал новый лесничий Юрий Петрович Чувалов заплатить за бревна, что на дом пошли. Деньги у Бурьянова были, а вот сил с ними расстаться не было.
Егор же лодку к станции притащил пустую — ни весел, ни мотора. Пришёл он в себя только через два дня и кинулся искать, да только напрасно. Сгинуло все: и мотор, и бачек и уключины, и туристы. Колька из дома ушёл, несколько дней у учительницы Нонны Юрьевны жил. За потерянное добро пришлось заплатить Полушкину триста рублей — деньги для него невиданные. Бурьянов денег не одолжил, пришлось поросёнка резать и в город на продажу везти. А с туристов тех Бурьянов «деньгу слупил». На поиски Кольки Вовку отправили. Тот к туристам забрёл и узнал не только про «показательные выступления» Егора, но и про то, что рыбалка у них не идёт. Вот и отвёз их Бурьянов за 30 рублей на Чёрное озеро, в заповедную зону.
В городе Полушкина обманули, и за поросёнка он выручил только 200 рублей. А тут на заготконторе объявление вывесили: областные заготовители покупают у населения мочёное липовое лыко и платят 50 копеек за килограмм. Пока Полушкин раздумывал и у Федора Ипатовича разрешение брал, сам Бурьянов времени не терял. Придя через несколько дней в лес, увидел Полушкин начисто ободранную и погубленную липовую рощу.
Харитина Полушкина все это время ходила по инстанциям и выбила-таки ясли для дочки и работу для себя. Стала работать судомойкой в столовой. Егор же после неудачи с лыком махнул на себя рукой и запил. Появились дружки, Черепок да Филя, научили Полушкина шабашить, людей обманывать и деньги из дома уносить.
На одной из таких шабашек и встретился Полушкин и Нонной Юрьевной. Колькина учительница была родом из Ленинграда. В этот глухой посёлок она попала после окончания института. Жила здесь Нонна Юрьевна как серая мышка, но слухи о молодой и незамужней учительнице все равно поползли — распространяла их хозяйка, у которой жила учительница. Тогда Нонна Юрьевна проявила настойчивость и выбила себе отдельное жилье — избушку-развалюшку с дырявой крышей. На починку этой крыши и наняла Нонна трёх шабашников, Полушкина, черепка и Филю. Не стал Егор учительницу обманывать. А деньги, которых на ремонт не хватало, Харитина дала.
Новый лесничий Юрий Петрович Чувалов, как и учительница Нонна Юрьевна, был родом из Ленинграда. Родители его умерли через год после победы, и маленького Юру вырастила соседка. Узнал об этом Чувалов только в 16 лет, но вырастившая его женщина так и осталась для Юрия Петровича матерью. Конечно, всего этого Федор Ипатович не знал, когда ехал в областной центр сдавать лесничему справку об оплате леса, который пошёл на постройку Бурьяновской пятистенки. Вот только справки этой оказалось мало. Юрию Петровичу требовалось разрешение на порубку строевого соснового леса. Напрасно Федор Ипатович юлил и выкручивался — Чувалов был непреклонен, а папочку с Бурьяновскими справочками у себя оставил.
Папку эту Чувалов никому отдавать не собирался, просто «не мог отказать себе в удовольствии оставить Федора Ипатовича со страхом наедине». Однако навестить этот дальний уголок своего хозяйства Юрий Петрович все же собрался, благо был повод: передать местной учительнице посылку от матери.
В жизни Полушкина снова началась «быстрая полоса». Помогал он Нонне Юрьевне от чистого сердца и «строительными» проблемами ее не беспокоил. Все сам решал. Колька отцу помогал, хотя все его мысли были об Оле Кузиной и о щенке. В одноклассницу Олю Колька был влюблён, да только сама Кузина смотрела исключительно на его двоюродного брата Вовку. А щенка Колька выменял у Вовки на новый компас, спас, когда Бурьянов-младший решил животину утопить. Теперь щенок жил у Бурьяновых, и кормил его Вовка через день, но Кольке не отдавал, «настоящую цену» требовал.
В самый разгар этой бурной деятельности и явился в дом Нонны Юрьевны новый лесничий. Узнав, что чувалов собирается на Чёрное озеро, Нонна Юрьевна посоветовала взять в проводники Егора. Взял Юрий Петрович на Чёрное озеро не только Егора с Колькой, но и саму Нонну Юрьевну. Кольке лесничий особое поручение дал: записывать в тетрадку всю встреченную по дороге живность. По пути Нонна Юрьевна, городская жительница, умудрилась потеряться, но к Чёрному Озеру все дошли в целости и сохранности. Юрий Петрович рассказал, что раньше это озеро называлось Лебяжьим.
У озера обнаружили старый лагерь туристов и Чувалов распорядился вытесать новый столб, отмечающий заповедное место. Только не над столбом работал Егор, когда все разошлись. Увидел он как-то поутру Нонну, купающуюся в озере, и вырезал из кривого ствола фигуру обнажённой женщины. Вырезал — и испугался: отругает его лесничий на несанкционированные художества. Однако ругаться Чувалов не стал — фигура оказалась настоящим произведением искусства.
Федор Ипатович тем временем узнал, что Егор лесничего на Чёрное озеро повёл, и затаил злобу — решил, что Полушкин на его место метит. Два дна Бурьянов хмурился, «думы свои чугунные ворочал», а потом заулыбался злобно. Ну, а Егор был счастлив. Ещё никто и никогда не разговаривал с ним так уважительно, Егором Савельичем не величал и художества его в серьёз не принимал. Кольке тоже повезло: подарил ему Чувалов настоящий спиннинг.
После этого похода Чувалов понял, что никто не присмотрит за заповедной зоной лучше Полушкина. Так и стал Егор лесником вместо Бурьянова. Полушкин взялся за дело рьяно. Лес почистил, а вместо «запрещающих» табличек развесил по заповеднику щиты со стихами «о порядке» Колькиного сочинения. Прогнал Егор из леса и Филю с Черепом, который незаконно валили лес.
А Нонна Юрьевна тем временем собралась в областной центр — подрядилась купить глобус, карты и спортивный инвентарь для школы. Приехав в город, она позвонила Юрию Петровичу, который пригласил ее на обед. Нонна обнаружила, «что в ней до сего времени мирно уживались два совершенно противоположных существа» — взрослая, уверенная в себе женщина, и трусливая девчонка. Именно женщина провела с Чуваловым ночь, а после Юрий Петрович признался, что женат. Женитьба Чувалова была странной. Когда он работал в алтайском лесничестве, к нему из Москвы приехала молоденькая практикантка Марина. Проведя с ней ночь, Юрий немедленно женился, а через три дня молодая жена укатила в Москву. Через два месяца Марина сообщила, что «потеряла» паспорт со штампом о браке и получила новый, чистенький. Свой паспорт Чувалов терять не стал, а постарался забыть об этой истории. Несколько лет спустя Юрий узнал, что Марина родила, но его ли это ребёнок — не сказала. Нонне он не успел ничего объяснить — услышав о браке, она оделась и ушла. Прибыв в посёлок через несколько дней, Чувалов узнал что Нонна уехала в Ленинград.
В посёлок Чувалов приехал не просто так — привёз начальника, которому очень понравились Колькины сочинения. Тогда же Чувалов и рассказал Полушкину «историю своей семейной жизни». Через неделю пришёл вызов из Москвы — Егора Полушкина приглашали на Всесоюзное совещание работников лесного хозяйства. У Бурьянова же дела шли совсем не важно — им заинтересовался угрозыск.
В Москву Егор ехал через областной центр, но Юрия Петровича там не застал — о уехал в Ленинград. В столице Полушкин «участвовал в прениях» и посетил зоопарк. Приехал он в Москву с деньгами чуть ли не всех жителей посёлка и списком «заказов», но, оказавшись в зоопарке, про список забыл и купил две пары живых лебедей. Хотел Полушкин, чтобы озеро снова Лебяжьим стало. А ещё Полушкин нашёл Марину, жену Юрия Петровича, и узнал, что у той давно уже другая семья.
Лебедей Полушкин устроил в домике у Чёрного Озера, а по бокам домика ещё двух птиц поставил из светлого дерева. Юрий Петрович из Ленинграда вернулся один. Нонна отказалась возвращаться, и Полушкин уже подумывал: а не податься ли ему в Ленинград?
Та ночь, когда Полушкин услыхал странный шум в своём лесу, «на диво разбойной была». Накануне у поселкового магазина Колька встретил того самого туриста, что муравейник поджёг, с полной авоськой водки. Вот поэтому и гнал Егор свою лошадку через ночной, осенний и мокрый лес, даже Харитина не удержала. Взрывы доносились с Чёрного Озера — там глушили рыбу. Выбежав на свет, к костру, Егор увидел над огнём котелок, из которого выглядывали лебединые лапы. Остальные лебеди, уже ощипанные, лежали возле костра, а в огне сгорал пятый лебедь, деревянный. Браконьеров этих на озеро привели Филя с Черепом, они же его и били, а кто-то третий собаку науськивал. Нашли Егора к вечеру следующего дня. Он полз к дому, а за ним от самого озера тянулся кровавый след.
В больнице Полушкина допрашивал следователь, но тех, кого узнал, Егор не выдал. А узнал он не только бывших дружков, но и Федора Ипатовича. Бурьянов в больницу пришёл прощения просить, принёс бутылку дорогого коньяка. Егор простил, а коньяка не захотел, и горьким показался Федору Ипатовичу дорогой французский напиток. Закрыл Полушкин глаза и «перешагнул боль, печаль и тоску», а после поскакал на коне «туда, где идёт нескончаемый бой и где чёрная тварь, извиваясь, все ещё изрыгивает зло». А Колька отдал Вовке спиннинг за щенка.
От автора
Попадая в лес, автор каждый раз вспоминает о Егоре и о тех, кто его знал. «Черепок попал под указ», а Филя по-прежнему пьёт и шабашит. Каждую весну он красит жестяной обелиск на могиле Полушкина. У Федора Ипатовича отобрали дом, и он уехал со всем семейством. На Чёрном Озере — другой лесник, поэтому Колька не любит туда ходить. Юрий Петровис Чувалов получил квартиру и женился на беременной Нонне Юрьевне. Почти всю самую большую комнату квартиры Чуваловых занимает вырезанная Егором фигура женщины. А Лебединым Чёрное озеро так и не стало, «должно быть, теперь уж до Кольки».
Главный герой повести житель посёлка при деревоперерабатывающей фабрике - Егор Полушкин. Мужчина средних лет, с золотыми руками плотника, но очень не везучий по жизни. Егор вместе с женой Харитоной, сыном Колькой и дочерью Ольгой переехал в посёлок недавно, но ему уже придумали прозвище – Бедоносец. Жил Полушкин небогато, в старой избе двоюродного брата Федора Ипатовича Бурьянова.
Взамен на жилье, брат потребовал от Егора построить ему новую деревянную избу. Бедоносец первые месяцы работал исправно и с душой, но узнав, что лес для строительства Фёдор без разрешения вырубил в заповеднике, опустил руки. Но дом всё равно получился как на картинке, и Егора позвали работать в строительной бригаде, но на новом месте Полушкин не задержался из-за жалоб начальства. А жаловались на него за то, что очень медленно работал и срывал сроки сдачи объектов. После этого, Егор пытался заработать роя траншеи, но однажды произошёл случай, после чего и это дело ему не доверяли. А случай был такой: Егор копал траншею для канализационной тубы, но на пути попался муравейник, и мужчина, пожалев насекомых, выкопал ров вокруг него. Вся деревня стала смеяться над Бедоносцем, а сын стал часто приходить домой в синяках. В это время в заповеднике появляется новый лесничий, Юрий Петрович Чувалов, и требует от Бурьянова оплаты за вырубленный лес.
Через некоторое время Полушкин смог устроиться на лодочную станцию. Станция принимала туристов и устраивала экскурсии по заповеднику. Работа Егору нравилась, и начальник Яков Прокопыч Сазанов, был хорошим человеком. Но однажды, из Москвы приехали туристы, и Яков Прокопыч попросил Егора показать им поляну на противоположном берегу. По прибытию на место, один из туристов поджёг мешавший им муравейник. Егор не смог выдержать этого зрелища и сильно напился на глазах у сына. Как добирался домой, Полушкин не помнил, но по дороге потеря мотор и вёсла от лодки. За потерянное имущество пришлось заплатить Бедоносцу целых триста рублей. Колька же очень обиделся на отца, и несколько дней жил у своей учительницы Нонной Юрьевной.
Полушкин запил. Чтобы заработать на жизнь ходил на шабашки. Одной из таких подработок стал ремонт дома Нонны Юрьевны. Работу выполнял добросовестно, старался как для себя. Однажды в дом к учительницы заглянул лесничий и пригласил её, Кольку и Егора на Чёрное Озёра. На озере, Чувалов рассказал историю о том, что здесь, когда то жили лебеди.
После этого похода Юрий Петрович понял, что лучше Полушкина за заповедником никто не присмотрит. Так и стал Егор лесником вместо Бурьянова. Работа мужчине нравилась, и за особые заслуги его даже пригласили в Москву на съезд лесников. По дороге домой Егор купил пару лебедей, и решил возродить Чёрное озеро.
Однажды ночью Полушкин услышал звуки выстрелов со стороны озера. Приехав на место, он увидел страшную картину: московские туристы жарили его лебедей. За попытку заступиться, лесник был жестоко избит и вскоре умер в больнице. Роман Чувалова и Нонны Юрьевны закончился свадьбой. Сын Полушкина, Колька, больше никогда не возвращался на озеро.
Борис Васильев
Когда я вхожу в лес, я слышу Егорову жизнь. В хлопотливом лепете осинников, в сосновых вздохах, в тяжелом взмахе еловых лап. И я ищу Егора.
Я нахожу его в июньском краснолесье - неутомимого и неунывающего. Я встречаю его в осенней мокряди - серьезного и взъерошенного. Я жду его в морозной тишине - задумчивого и светлого. Я вижу его в весеннем цветении - терпеливого и нетерпеливого одновременно. И всегда поражаюсь, каким же он был разным - разным для людей и разным для себя.
И разной была его жизнь - жизнь для себя и жизнь для людей.
А может быть, все жизни разные? Разные для себя и разные для людей? Только всегда ли есть сумма в этих разностях? Представляясь или являясь разными, всегда ли мы едины в своем существе?
Егор был единым, потому что всегда оставался самим собой. Он не умел и не пытался казаться иным - ни лучше, ни хуже. И поступал не по соображениям ума, не с прицелом, не для одобрения свыше, а так, как велела совесть.
Егора Полушкина в поселке звали бедоносцем. Когда утерялись первые две буквы, этого уже никто не помнил, и даже собственная жена, обалдев от хронического невезения, исступленно кричала въедливым, как комариный звон, голосом:
Нелюдь заморская заклятье мое сиротское господи спаси и помилуй бедоносец чертов…
Кричала она на одной ноте, пока хватало воздуха, и, знаков препинания не употребляла. Егор горестно вздыхал, а десятилетний Колька, обижаясь за отца, плакал где-то за сараюшкой. И еще потому он плакал, что уже тогда понимал, как мать права.
А Егор от криков и ругани всегда чувствовал себя виноватым. Виноватым не по разуму, а по совести. И потому не спорил, а только казнился.
У людей мужики так уж добытчики так уж дом у них чаша полная так уж жены у них как лебедушки!..
Харитина Полушкина была родом из Заонежья и с ругани легко переходила на причитания. Она считала себя обиженной со дня рождения, получив от пьяного попа совершенно уже невозможное имя, которое ласковые соседушки сократили до первых двух слогов:
Харя-то наша опять кормильца своего критикует.
А еще то ей было обидно, что родная сестра (ну, кадушка кадушкой, ей-богу!), так родная сестра Марья белорыбицей по поселку плавала, губы поджимала и глаза закатывала:
Не повезло Тине с мужиком. Ах, не повезло, ах!..
Это при ней - Тина и губки гузкой. А без нее - Харя и рот до ушей. А ведь сама же в поселок их сманила. Дом заставила продать, сюда перебраться, от людей насмешки терпеть:
Тут, Тина, культура. Кино показывают.
Кино показывали, но Харитина в клуб не ходила. Хозяйство хворобное, муж в дурачках, и надеть почти что нечего. В одном платьишке каждый день на людях маячить - примелькаешься. А у Марьины (она, стало быть, Харя, а сестрица-Марьица, вот так-то!), так у Марьицы платьев шерстяных - пять штук, костюмов суконных- два да костюмов джерсовых - три целых. Есть в чем на культуру поглядеть, есть в чем себя показать, есть что в ларь положить.
А причина у Харитины одна: Егор Савельич, муж дорогой. Супруг законный, хоть и невенчанный. Отец сыночка единственного. Кормилец и добытчик, козел его забодай.
Между прочим, друг-приятель приличного человека Федора Ипатовича Бурьянова, Марьиного мужа. Через два проулка - дом собственный, пятистенный. Из клейменых бревен: одно в одно, без сучка, без задоринки. Крыша цинковая: блестит - что новое ведро. Во дворе - два кабанчика, овец шесть штук да корова Зорька. Удоистая корова - в дому круглый год масленица. Да еще петух на коньке крыши, как живой. К нему всех командировочных водили:
Чудо местного народного умельца. Одним топором, представьте себе. Одним топором сработано, как в старину.
Ну, правда, чудо это к Федору Ипатовичу отношения не имело: только размещалось на его доме. А сделал петуха Егор Полушкин. На забавы у него времени хватало, а вот как бы для дельного чего…
Вздыхала Харитина. Ох, не доглядела за ней матушка-покойница, ох, не уходил ее вожжами отец-батюшка! Тогда б, глядишь, не за Егора бы выскочила, а за Федора. Царицей бы жила.
Федор Бурьянов сюда за рублем приехал тогда еще, когда здесь леса шумели - краю не видать. В ту пору нужда была, и валили этот лес со смаком, с грохотом, с прогрессивкой.
Поселок построили, электричество провели, водопровод наладили. А как ветку от железной дороги дотянули, так и лес кругом кончился. Бытие, так сказать, на данном этапе обогнало чье-то сознание, породив комфортабельный, но никому уже не нужный поселок среди чахлых остатков некогда звонкого краснолесья. Последний массив вокруг Черного озера областные организации и власти с превеликим трудом сумели объявить водоохранным, и работа заглохла. А поскольку перевалочная база с лесопилкой, построенной по последнему слову техники, при поселке уже существовала, то лес сюда стали теперь возить специально. Возили, сгружали, пилили и снова грузили, и вчерашние лесорубы заделались грузчиками, такелажниками и рабочими при лесопилке.
А вот Федор Ипатович за год вперед все в точности Марьице предсказал:
Хана прогрессивкам, Марья: валить вскорости нечего будет. Надо бы подыскать чего поспособнее, пока еще пилы в ушах журчат.
И подыскал: лесником в последнем охранном массиве при Черном озере. Покосы бесплатно, рыбы навалом, и дрова задарма. Вот тогда-то он себе пятистенок и отгрохал, и добра понапас, и хозяйство развел, и хозяйку одел - любо-дорого. Одно слово: голова. Хозяин.
И держал себя в соответствии: не елозил, не шебаршился. И рублю и слову цену знал: уж ежели ронял их, то со значением. С иным за вечер и рта не раскроет, а иного и поучит уму-разуму:
Нет, не обратал ты жизнь, Егор: она тебя обратала. А почему такое положение? Вникни.
Егор слушал покорно, вздыхал: ай, скверно он живет, ай, плохо. Семью до крайности довел, себя уронил, перед соседями стыдоба - все верно Федор Ипатыч говорит, все правильно. И перед женой совестно, и перед сыном, и перед людьми добрыми: Нет, надо кончать ее, эту жизнь. Надо другую начинать: может, за нее, за буду щую светлую да разумную, Федор Ипатыч еще рюмочку нальет, сдобрится?..
Да, жизнь обратать - хозяином стать: так-то старики баивали.
Правда твоя, Федор Ипатыч. Ой, правда!
Топор ты в руках держать умеешь, не спорю. Но - бессмысленно.
Да уж. Это точно.
Руководить тобою надо, Егор.
Надо, Федор Ипатыч. Ой, надо!..
Вздыхал Егор, сокрушался. И хозяин вздыхал, задумывался. И все тогда вздыхали. Не сочувствуя - осуждая. И Егор под их взглядами еще ниже голову опускал. Стыдился.