Анна Александра Бродская-Соццани, дочь великого поэта и лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского и его последней жены Марии Соццани, впервые за свои 22 года посетила Россию. Причиной ее дебютного визита на родину отца стало открытие музея-квартиры поэта в Санкт-Петербурге в честь его 75-летия.

"Я с братом и Алексеем", - подписала фотографию Анна Бродская
Анна Александра Бродская-Соццани с афишей с изображением отца

Здесь девушка с яркой внешностью и, как говорят очевидцы, незаурядным характером, встретилась со своим братом - Андреем Басмановым, сыном Бродского от брака с Марианной Басмановой. Общаться родственникам пришлось при помощи переводчика, потому что Анна - единственный ребенок поэта, который носит его фамилию - не говорит по-русски. Помимо Андрея, у Анны есть сестра Анастасия - дочь Бродского от балерины Марии Кузнецовой.

Как говорил сам Бродский, младшая дочь получила имя в честь cамых значимых для него людей:

Анна - это в честь Анны Андреевны Ахматовой, Александра - в честь моего отца, Мария - в честь моей матери и в честь моей жены, которую тоже зовут Мария.

У Анны тоже есть двухлетняя дочь, с которой она живет на пособие в сельской Англии вместе со своим молодым человеком. До этого дочь Бродского до 10 лет жила в Нью-Йорке, потом 7 лет в Италии, после чего перебралась в Британию. Сейчас Анна планирует учиться на иллюстратора в Италии.

Дочка и маленькая внучка Иосифа Бродского
Анна Александра Бродская-Соццани
Анна Александра Бродская-Соццани в Англии

Валентина Полухина - выдающийся исследователь творчества и биографии Иосифа Бродского - для меня авторитет непререкаемый. И если она звонит и говорит: "Приезжайте, я познакомлю вас с замечательным человеком", надо ехать, не раздумывая. Так было и на этот раз. На лавочке, среди опавшей листвы во дворе Фонтанного дома в Санкт-Петербурге рядом с Полухиной сидела молодая очаровательная женщина. "Знакомьтесь, - сказала Валентина Платоновна, - это Настя Кузнецова".

Мы познакомились, и как только я что-то спросил и Настя стала отвечать, нечто произошло со мной: потрясение от мгновенно узнаваемой манеры речи, мимики, жестикуляции, взгляда, лексических оборотов... Всё выдавало в ней Бродского: внешность, речь, биоритмика, энергетический заряд. Полухина сочувственно глядела на меня, вполне понимая, что со мной происходит. Я же не уставал поражаться. Хотя все происходящее, строго говоря, было весьма обыденным и вполне объяснимым. Я говорил с дочерью Иосифа Бродского.

Настя настороженно относится к журналистам и старается не давать интервью. Я в этом смысле исключением из ее правил не являлся. И если бы не авторитет Валентины Полухиной, буквально уговорившей Настю ответить на несколько вопросов для "Росийской газеты", вы не прочитали бы о ней ни строчки.

- Настя, давайте начнем с вашей мамы. Расскажите о ней.

Ну что же я могу о ней такого особенного рассказать? Моя мама, Марианна Кузнецова была балериной в кордебалете Кировского театра. Закончила Вагановское училище. Там училась вместе с Наташей Макаровой, Нуриев, по-моему учился курсом старше. Это был звездный класс. Тем не менее мама осталась в кордебалете, о чем, кстати, никогда не жалела. Она не была публичным человеком. Скорее даже закрытым. Но с гастролями театра она объездила весь мир. И благодаря ей для меня в отличие от большинства советских детей мир никогда не был чем-то за семью печатями. Мама - в Японии, мама - в Америке, мама - во Франции. Потом она приезжала и привозила кучу всего интересного. Так что детство мое было вполне счастливым, нескучным и без особых потрясений.

- А где вы тогда жили?

Лет до пяти мы жили вместе с бабушкой и маминой сестрой. Когда мне исполнилось пять лет, мама вышла замуж, и мы жили сначала на улице Римского-Корсакова, в доме с атлантами, рядом с театром. А потом, когда я пошла во второй класс и у меня родился брат, мы переехали на улицу Зодчего Росси. Там семейство наше прожило до 96-го года, если мне память не изменяет. Потом дом расселили, и нас раскидало по городу. Теперь я живу в Ручьях. Это почти деревня, но до центра всего час езды.

- А та квартира, куда вас привезли из роддома?

Первые два месяца после моего рождения мы с мамой жили у дедушки, на улице Седова.

- Настя, когда вы узнали, кто ваш отец?

Мне было тогда 23 года. Как-то вечером мы сидели с мамой на кухне, и я уже не помню, с чего возник этот разговор. Но в какой-то момент мама вдруг сообщила, что мой отец - Иосиф Бродский. Не могу сказать, что меня это поразило или потрясло. Не скрою: в общем было приятно. Но кое-что я и раньше подозревала.

- Что значит "подозревала"?

Ну, во-первых, я знала, что мама с Иосифом дружили.

- А откуда вы это знали?

Да от мамы же и знала. У них была компания: Гарик Восков, Иосиф, Миша Барышников... Как сейчас говорят, молодежная тусовка. Я знала, что они дружили достаточно близко. Ну и опять-таки, когда смотрела в зеркало, какие-то мысли на эту тему возникали.

- У вас с мамой были нормальные отношения?

Да, мы всегда были близки с мамой. Без особого пафоса, но близки.

- Можно ли сказать, что ваша жизнь поделилась на "до" и "после"?

Нет, нет. Другое дело, что, когда это стало известно не только маме, Иосифу и мне прибавилось проблем.

- Например?

Например, с журналистами начались всякие истории. Кто-то выступил на тему "детей лейтенанта Шмидта", но тема не стала популярной, поскольку никаких выгод лично для меня эта история не дала. Кроме общего культурного пространства, нас с Иосифом Александровичем ничего не связывало, мы даже не успели пообщаться. Я знаю, что "он был в курсе", так или иначе через общих друзей помогал маме. Была даже идея отправить меня учиться в американский Анн-Арбор, где он тогда преподавал. Но родители поступили хитро. Они заявили мне: есть вариант на год отправиться учиться в Америку, но для этого надо отлично закончить первый курс в институте. "Еще чего, - подумала я, - у меня, кроме учебы, что, дел никаких нет?!" Естественно, наотрез отказалась. Тем более про Иосифа я тогда не знала.

- А если бы знали?

Ну, может быть, я тогда иначе бы восприняла эту идею.

- А где вы тогда учились?

В педагогическом институте, на русской филологии. По образованию я - учитель русского языка и литературы.

- И что, вы действительно стали учителем?

Ну, в каком-то смысле. Еще учась в институте, я подрабатывала частными уроками. Обучала английскому языку. Но уже лет в восемь поняла, что хочу переводить книжки. Это вот и стало моей профессией. К счастью, у меня сложились отношения с одним из питерских филиалов издательства "Эксмо". И теперь я занимаюсь тем, что люблю, что умею, да еще и деньги за это получаю.

- Как вы думаете, Настя, почему ваша мама все-таки сказала вам о вашем отце?

Наверное, не хотела, чтобы надо мной висела, какая-то неопределенность или недосказанность. Теперь, будучи мамой, я понимаю, что моя мама сказала мне все это очень вовремя: я уже не была подростком, когда такие новости сшибают с ног, я была достаточно взрослой девушкой, чтобы принять все спокойно и продолжать жить как жила.

- Настя, если не секрет, как сложилась ваша личная жизнь?

Не секрет. Первый брак был в юности. Мы с моим первым мужем до сих пор лучшие друзья. Второй брак - в 97-м году. Муж - университетский биолог. Через пять лет родился сын Сашка.

- Стишки сочиняет?

В три года сочинял. Но сейчас занят более серьезным делом: они с приятелем пишут роман в жанре фэнтэзи.

- По-английски не говорит?

Не говорит. Пока.

- Расскажите о ваших отношениях с Бродским?

Мы не были знакомы. Если вы имеете в виду "культурный аспект", то его стихи я и услышала, и прочитала достаточно рано. Они стали естественной частью моего мира.

- Вы знали стихи Бродского до того вечера?

Ну, конечно! И стихи знала, и голос его слышала, в записи. И поскольку до Иосифа я не слышала ни одного поэта, читающего свои стихи, то именно его манера чтения стала для меня естественной, наиболее органичной. То есть я думала, что так и надо, так и должно быть. Позднее, когда стала читать и слушать других поэтов, поняла, что планка очень высока, большинство до нее даже не дотягивали.

- Были у вас какие-то любимые стихи Бродского?

И были, и есть. Посвящение Леше Лосеву: "Я любил немногих. Однако сильно".

- Есть ли в вашей библиотеке его книги, с авторскими автографами?

- А когда вы прочитали его эссеистику?

Значительно позднее, где-то в начале девяностых.

Поразил строй речи. Опять же, абсолютно естественный и понятный.

- В чем вы похожи с отцом, как вам кажется?

Лучше бы у меня был мамин характер, жилось бы легче.

- А какие-то отношения с сыном Бродского Андреем Басмановым у вас есть?

Ну, конечно. Нас познакомил один из моих поклонников. Еще задолго до "того вечера". Пригласил его к нам домой на улицу Росси. Меня очень озадачила мамина реакция. Андрюша ручки целовал и каблуками щелкал, как это было принято среди питерских хиппи, а мама ехидно посмеивалась. Я никак не могла взять в толк, что происходит.

- А как Андрей узнал, что вы - брат и сестра?

С его первого визита прошло года четыре. Другой знакомый пригласил меня на улицу Марата, к Андрею, на его день рождения. И вот в какой-то момент я вызываю его на кухню и говорю: Андрюша, у меня для тебя есть подарок. И, собственно, излагаю ему всю эту историю. Андрей был в некотором шоке, но потом как-то сжился с этой мыслью.

- А Саша знает, чей он внук?

Да, знает. И гордится, но без фанатизма.

- Как вы узнали, что отец умер?

Это я помню очень хорошо. Мы сидели в какой-то компании вечером. Пришел мой тогдашний молодой человек, сказал: "Сядь на стул". Я села. Только тогда он сообщил: "Бродский умер". Я замолчала. Сидела и молчала. Долго не могла сказать ни слова.

Все эти полтора года, которые я знала, кто мой отец, я собиралась ему написать. Не очень понятно, что именно, но написать хотелось. И тут вдруг я отчетливо поняла: все, поезд ушел. Жаль...

В день 20-летия со дня смерти Иосифа Бродского мы впервые публикуем русский перевод стихотворения Анны-Марии Бродской-Соццани, посвященного ее отцу

Текст: Юрий Лепский/РГ
Фото: Марианна Волкова, Юрий Лепский

Я сделал этот снимок несколько дней назад в Венеции, на острове Сан-Микеле, острове мертвых, где нашли последнее пристанище Стравинский, Дягилев, Вайль и Бродский. На мраморном надгробии Иосифа Бродского скотчем была приклеена записка: «Привет тебе, Иосиф, из Питера. Прости. Без тебя одиноко. До встречи. В.К.». Кто такой (или такая) «В.К.», я не знаю. Записка намокла, в это время в Венеции шли проливные дожди. Думаю, что теперь ее просто смыло с мрамора плиты.

Я вспомнил о ней только потому, что этот клочок намокшей бумаги, как и множество иных свидетельств, указывают на особенности памяти об этом поэте и человеке. К нему и по сей день относятся как к живому. Каждый — читающий его или помнящий о нем — вступает с ним в диалог, глубоко личный и даже интимный. У каждого из его читателей и друзей — свой Бродский, своя территория общения с ним. Его ближайший друг, славист из Амстердама Кейс Верхейл рассказывал мне: «…Я говорю с ним уже несколько лет подряд. Мы встречаемся минимум раз в неделю. Это происходит в моих снах, повторяющихся с удивительным постоянством. Мы встречаемся не в России, может быть, в Париже, или в Риме, или в Амстердаме… Мы разговариваем. Причем и я, и он знаем, что он умер, что его уже нет. Но это никак не мешает нашей беседе, дело даже не в содержании этих снов. Главное — это сам процесс общения… Когда я просыпаюсь, то прекрасно помню его лицо, его настроение, выражение его глаз, жесты, мимику, я слышу его голос. Но вот о чем мы с ним говорили — не помню. Напрягаю память, пытаюсь уловить какие-то детали разговора, но — тщетно. И я говорю себе: ну ничего, до следующей встречи осталось немного…»

Может быть, таинственный «В.К.» — это Верхейл Кейс? Не знаю, да и не это важно в конце концов. Главное — кем и чем остается человек среди живых.

В мае прошлого года во дворе знаменитого питерского дома Мурузи на перекрестке улицы Пестеля и Литейного проспекта собрались его друзья: весь поэтический мир отмечал тогда 75-летие Бродского. Поэт вырос в этом доме и в этом дворе, отсюда он вынужден был уехать навсегда.

Этот двор и этот дом знают все его поклонники и друзья. Но на этот раз сюда пришел человек, который оказался здесь впервые, — его дочь Анна-Мария. Она была его счастьем, он звал ее Нюшей. Его не стало, когда Нюше не исполнилось и трех лет. Ну что она могла запомнить об отце? Конечно, ее окружили журналисты, задавали ей кучу вопросов, в том числе интересовались, что она читала из Бродского. Помню, как она хорошо ответила. Она сказала, что читала немного, что будет и впредь читать понемногу и медленно, чтобы продлить это общение с отцом на всю оставшуюся жизнь. Это ее способ памяти о нем.

Стихотворение Анны-Марии «Моему отцу», которое вы прочтете сегодня, публикуется на русском впервые. Это первый результат ее общения со стихами отца, ожившей памяти о нем. Это и ее первый поэтический ответ на его стихотворение «Моей дочери», обращенное к ней.

Мне остается добавить только, что в переводе стихов помимо известного переводчика и знатока поэзии Бродского приняла участие Настя Кузнецова — дочь поэта, постоянно живущая в Питере. В этом же дворе сестры познакомились, обнялись и наплакались. Вот так удивительно продолжается жизнь Иосифа Бродского в сотнях, а может быть и тысячах жизней тех, кто его любит и читает.

TO MY DAUGHTER / МОЕЙ ДОЧЕРИ

Дай мне другую жизнь — и я буду петь
в кафе «Рафаэлла». Или просто сидеть
там же. Хоть шкафом в углу торчать до поры,
если жизнь и Создатель будут не столь щедры.
Всё же, поскольку веку не обойтись
без джаза и кофеина, я принимаю мысль
стоять рассохшись, лет двадцать сквозь пыль и лак
щурясь на свет, расцвет твой и на твои дела.
В общем, учти — я буду рядом. Возможно, это
часть моего отцовства — стать для тебя предметом,
в особенности когда предметы старше тебя и больше,
строгие и молчат: это помнится дольше.
Так что люби их, даже зная о них немного, —
пусть призраком-силуэтом, вещью, что можно трогать,
вместе с никчёмным скарбом, что оставляю здесь я
на языке, нам общем, в сих неуклюжих песнях.

Иосиф Бродский, 1994
Перевод Андрея Олеара

TO MY FATHER / МОЕМУ ОТЦУ

Касаюсь запотевшего стекла,
и тень в ночи за краткий миг тепла
вдруг сделается ближе, дрогнет нить…
Воображенье? Может быть…
Ты поплотнее запахнул пальто,
бренча в кармане рифмами, зато
покой обрёл на дальних берегах.
Как там дышать? Там страшно? Этот страх
неведом мне сейчас, раз жизнь — дары,
паденья, взлёты, правила игры,
но с той, застывшей, стороны стекла
ты ждёшь, я чувствую. И я к тебе пришла.
Вся память — голоса внутри и вне —
тобою откликается во мне.
Звонок последний в колледже звенит,
но ты не здесь, ты там, где твой гранит.
Тоски, любви и голоса во мгле
мне никогда не хватит на земле.

Анна-Мария Бродская, 2015
Перевод Анастасии Кузнецовой и Андрея Олеара

Hampstead Hill Gardens, 20 – новая точка на карте русскоязычного Лондона. Здесь во вторник открылась мемориальная табличка, посвященная Иосифу Бродскому. Она появилась в год 75-летия со дня рождения поэта – на здании, в котором Бродский часто гостил, когда оставался в Лондоне.

Открыла табличку Анна Бродская-Соццани – 22-летняя дочь Иосифа Бродского. Анна, родившаяся в США, жившая в Италии и Англии, не говорит по-русски, свою приветственную речь для собравшихся она зачитывала на английском языке:

«Дом очень важен, и те, кто живут в хороших условиях, зачастую воспринимают это как данное. Но у многих людей нет постоянного дома, они скитаются по миру и находят убежище. Мне кажется, очень важно чтить память художников, писателей и музыкантов, которые напоминают нам о том, что по-настоящему важно в жизни…»

Открытие продолжилось чтением стихов Иосифа Бродского на русском и английском языках. После этого Russian Gap поговорил с Анной об отце, воспоминаниях и собственных взглядах на жизнь.

Анна, как вы относитесь к тому вниманию, которое вам уделяют из-за того, что вы дочь Иосифа Бродского?

Я понимаю, что для многих волнующе встретиться с ребенком знаменитого писателя, человека, который воодушевляет тебя. И для меня это важно, так как мне не представилась возможность узнать отца по-настоящему (Бродский умер, когда Анне было 2,5 года – прим. RG). Мне всегда важно слышать истории, которые люди рассказывают про него, воспоминания, которыми они делятся. Многие люди, потерявшие своих родителей в раннем возрасте, не имеют возможности узнать столького о своих родителях от других людей.

А что вы будете рассказывать про дедушку своей дочери?

Когда моя дочка вырастет, у нее будет возможность прочитать его книги. Когда я была маленькая - того же возраста, что и моя дочка Шейн сейчас, где-то 3 года, мы были у бабушки и дедушки в Тоскане, отец посадил меня на колени, стал рисовать и рассказывать детскую историю про кошку, которая много ест. Моя мама сохранила эти наброски. Недавно она скрепила их вместе, и получилась маленькая книжка. Она отдала ее мне, я прочитала ее моей дочке и рассказала про дедушку – не того, которого она знает сегодня, а другого дедушку. Она обожает эту книжку, постоянно просит прочитать ее снова и снова.

Я слышала, вы снова уезжаете в Италию?

Да, я уезжаю в Италию завтра на три года, чтобы изучать иллюстрацию, в школе, где учат рисовать комиксы. Очень взволнована!

А интересна ли вам как страна Россия? Вы следите за тем, что в ней происходит?

Я немного знакома с политической ситуацией в России, с проблемами коррупции, знаю, что Россия – огромная страна, поэтому, мягко говоря, очень плохо организована. Знаю про конфликт между Россией и Америкой и тем, как СМИ освещают эту ситуацию. А что? Вы хотите узнать что-то конкретное?

Не хочу ставить вас в неудобное положение и просить говорить о том, о чем говорить не хочется. Но интересны ваши комментарии по поводу происходящего - по поводу политического напряжения между странами, в частности.

Все нормально, я могу обо всем говорить. Тут хочется процитировать моего отца, сказав, что жизнь - это не выбор между хорошим и плохим, а выбор между плохим и еще хуже. Я считаю, что это хорошее описание тому, что происходит в политическом мире между Россией, Англией и Америкой.

Если бы у вас была возможность жить в любой стране мира, какую бы страну вы выбрали?

Сейчас во всем мире столько проблем! Все страны в сложных ситуациях. Например, проблемы с радиацией на Фукусиме - о ней никто не говорит, но она распространяется повсюду в мире. Существуют другие значительные проблемы - такие, как быстрый упадок состояния окружающей среды или вымирание многих видов живой природы. Многие политики говорят о завоеваниях, или о том, как они хотят защитить весь мир. Особенно часто говорят об этом в Америке - с их покровительственным отношением к остальному миру, что, на самом деле, является проявлением ужасного эгоизма. Но они никогда не говорят о том, что по-настоящему важно - как, например, сохранение природной среды, предоставление равных прав и возможностей для всех, переход с денежно-ориентированной экономики к экономике, которая основана на ресурсах, и где основной принцип - сотрудничество, когда мы делимся друг с другом, вместо того, чтобы обманывать друг друга ради быстрой выгоды. Ни один политик или политический строй не будут иметь никакого авторитета для меня, пока они не начнут говорить о том, что по-настоящему значимо, представлять проекты, способные изменить что-то. Сейчас они просто сотрясают воздух пустыми разговорами.

Неужели в мире не существует места, где все было бы хорошо?

Сейчас существует много проектов и инициатив, стремящихся изменить мир к лучшему. Как, например, The Venus Project Жака Фреско. Человек, который основал эту организацию, создаёт уникальные проекты, сочетающие природу и технологию, если вы посмотрите на его дизайны, они абсолютно потрясающие. Существуют такие благополучные страны, как Дания. Или Коста-Рика, в которой есть такая организация, как Университет Мира; насколько я знаю, у них даже не было армии до последнего времени. Хотя к сожалению, несмотря на все эти инициативы, в мире, ориентированном на деньги, все они в конечном итоге станут тем, против чего изначально боролись. Например, NHS задумывалось как общественное здравоохранение, а сейчас превращается в частное. Изначально эта организация была попыткой привести к равенству, однако без переосмысления основных ценностей западного мира все такие попытки приведут к краху.

Вы бы сами не хотели заниматься политикой, чтобы все это изменить?

Нет. Нет, я так не думаю. Как сказал Бакминстер Фуллер, чтобы изменить существующую реальность, надо создать новую, которая сделает существующую реальность устаревшей. Бесполезно сражаться с существующей реальностью, необходимо создавать что-то новое. Я считаю, что политика в ее современной форме в настоящее время устарела. Политика, по идее, нужна лишь для того, чтобы помогать людям взаимодействовать и самоорганизовываться. Это здорово, я бы с удовольствием поучаствовала в такой самоорганизации, общении между людьми, обсуждении инициатив! Но этого никогда не произойдет при существующей системе, потому что правительство коррумпировано и всегда таким было.

А может ли искусство изменить мир к лучшему?

Да, почему нет? Уверена, что может. Художник может быть очень убедительным в своем выражении. Но настоящие перемены не придут только благодаря искусству. Картина может вызвать сочувствие – что совершенно необходимо, если вы хотите помочь кому-то. Но вам также нужны научные разработки, предоставляющие искусству каналы для коммуникации, дающие инструменты влиять на мир. Искусство и наука должны взаимодействовать и объединяться, чтобы действовать вместе, - только тогда могут быть настоящие перемены.

***
Памятная табличка Иосифу Бродскому установлена по инициативе “Фонда русских поэтов”, созданного профессором Валентиной Полухиной, главным британским исследователем жизни и творчества Бродского. Как сказала на открытии Полухина, она подготовила 10-страничный документ, который содержит список всех лондонских мест, связанных с жизнью поэта. Однако именно Хэмпстед стал самым важным местом. Скромная табличка, которая появилась на этой неделе, в следующем году будет заменена настоящей мемориальной доской синего цвета – так называемой blue plaque.

Валентина Полухина
Друзья Иосифа Бродского читают его стихи
Мемориальная табличка была открыта при поддержке Посольства РФ

Текст: Катерина Никитина, Татьяна Кропачева
Фото: Катерина Никитина