Память о Фридрихе Йозефе Гаазе, немецком докторе , уже два века сохраняется в России. Он посвятил жизнь делам милосердия, считая своим долгом, не откладывая, делать добро. В последний путь доктора Гааза провожало более 20 тысяч человек.
В Германии
Федор Петрович (а именно так называли его в России) уроженец городка Бад-Мюнстерайфель. Он появился на свет в 1870 году в семье аптекаря. Одаренный юноша получил блестящее образование: математическое, богословское, медицинское. Стал специалистом по глазным болезням.
Его врачебное искусство испытал на себе русский князь Репнин и предложил молодому медику отправиться в Российскую империю.
Начало карьеры
В Москве его работу высоко оценила вдовствующая императрица Мария Федоровна, он был назначен главврачом Павловской больницы. Плата за лечение от состоятельных пациентов позволила ему приобрести большой дом и имение с фабрикой. Однако уже в ту пору он стал известен как доктор для бедных.
У истоков курортов Кавказа
В 1809 году вместе с помощниками он отправился поправить собственное пошатнувшееся здоровье в горы. Там он изучал свойства минеральной воды , на себе проверял их действие на организм, исследовал флору местности.
Собранные данные были доставлены в Академию наук, где приняли решение развивать курортную деятельность региона. Один из источников Ессентуков до сих пор называется Гаазовским.
Во время войны с Наполеоном
В действующей армии он был хирургом , оказывал помощь в битвах под Смоленском и на Бородинском поле, с войсками дошел до Парижа. На обратном пути Федора Петровича нашла весть о предсмертной болезни отца. Он успел с ним попрощаться и поддался уговорам матери и братьев задержаться дома.
Главный медик столицы
Вскоре Гааз возвратился в Москву. В походе он почти в совершенстве овладел русским языком. Через 10 лет городские власти назначили его главой всего аптекарского управления. Его требовательность и неподкупность многим не понравились.
Пробыв в должности год, он вынужден был уволиться. Однако затеянные против него суды продолжались еще не один год, впрочем, по всем делам его признали невиновным.
Тюремное попечительство
Благодаря хлопотам Ф. Гааза в рамках работы комитета удалось улучшить условия содержания заключенных в тюрьме. Он потратил собственное состояние и нашел подход к сердцам других меценатов: они помогли построить здание для краткого отдыха каторжников на пути в сибирскую ссылку.
Гааз добился распоряжения, чтобы слабые и малые ехали на телегах. Заботился об открытии школ для детей каторжан. Благодаря его вмешательству, часть приговоров была пересмотрена. Надеясь получить помилование для одного преступника 70 лет, он дошел до императора, который удовлетворил его просьбу.
Там, где не хватало его влияния – помогал авторитет митрополита Филарета (Дроздова), также принимавшего участие в тюремных нововведениях. Гааз разработал облегченный вариант кандалов и проверил их на себе. Теперь те, кто проходил через пересыльные тюрьмы Москвы, были закованы именно в них. Для калек и слабых цепи отменили вообще.
Перестали и выбривать половину головы идущим на каторгу: считалось, что эта процедура отбивает желание бежать, поскольку беглого легко опознать. Женщин освободили от этой меры совсем, мужчинам оставляли волосы в период холодов.
По его ходатайству комитет принял решение о запрете этапирования заключенных с помощью железного прута : несколько человек разного возраста и здоровья днями шли вместе, словно «нанизанные» на такой прут.
Будучи христианином, он пытался взывать к совести преступников , беседовал с ними, никого не отвергал, издавал на свои средства полезные для души книги для распространения и вел переписку с арестантами.
Участвовал в строительстве храма для них, организовал несколько мастерских и приют для детей, чьи родители отбывали наказание в заключении. Подумал он и о женах узников: для них устроили дом с дешевыми комнатами.
Его часто видели на этапе, куда он приезжал, чтобы раздать еду и хоть немного денег на дорогу. По его требованию тракт, которым шли люди, был сделан шире и ровнее.
За благотворительность он был пожалован орденом св. Владимира.
Кончина и память
В 1844 году по его инициативе открылась полицейская больница, где на безвозмездной основе принимали больных. При ней в маленькой комнатке доктор Гааз и жил до своей смерти в 1853 году. Хоронили его за казенный счет, проститься с благодетелем пришли тысячи благодарных жителей города.
В Петербурге действует тюремная больница его имени, в Москве есть улица Федора Гааза, скромный бюст возле дома, где он жил, и музей. Несколько учебных и лечебных заведений в других городах также носят его имя как символ доброты и бескорыстного служения людям.
Га́аз Фёдор (Иванович) Петро́вич (Фридрих-Иосиф, нем. Friedrich-Joseph Haass; 24 августа (4 сентября) 1780, Бад-Мюнстерайфель - 16 августа 1853, Москва) - русский врач немецкого происхождения, филантроп, известный под именем «святой доктор», католик.
Москвичи шутили, что доктору Гаазу, его кучеру и лошадям не менее 400 лет! Подаренную благожелателями новую карету и тройку лошадей он распорядился продать, а деньги перечислить на помощь бедным. Десятки лет ходил он в старомодном черном, порыжевшем от старости фраке, кружевном ветхом жабо, заштопанных чулках, вызывая недоумение, сожаление, а то и злую насмешку. Немногие тогда понимали, что перед ними – настоящий подвижник.
Фридрих-Йозеф Гааз родился 24 августа 1780 г. в Германии в городке Мюнстерейфеле близ Кельна в Германии. Дед его был доктором медицины, отец – скромным аптекарем. Это была благочестивая семья, в которой росло 8 детей. Несмотря на скромные средства, все пятеро братьев получили хорошее образование.Окончив католическую церковную школу, Фридрих поступил в Йенский университет, где посещал лекции по математике и философии, был учеником Шеллинга. В Вене он получил медицинское образование, специализировался по глазным болезням.
Из обобщенных воспоминаний современников о молодом преуспевающем докторе: «Учен не по летам. В медицинских науках всех превзошел. Латынь и греческий не хуже немецкого и французского знает; в математике, физике, астрономии весьма сведущ; по философии, по богословию любого ученого монаха за пояс заткнет. В Священном Писании начитан редкостно, все Евангелия наизусть помнит. А уж богобоязнен, благонравен… Однако не ханжа: своими добродетелями не чванится, чужих грехов не судит…Напротив, о любом и каждом норовит сказать что-нибудь доброе, похвальное. Ласков, приветлив без корысти; с сильными и богатыми не искателен; с простолюдинами, с прислугой кроток и милостив…»
В качестве главного врача военного госпиталя, Гааз ездил по Северному Кавказу, где открыл, исследовал и подробно описал источники целебных минеральных вод, вокруг которых позднее возникли известные курорты: Железноводск, Пятигорск, Ессентуки и Кисловодск.
Когда армия Наполеона вторглась в Россию, доктор сопровождал русские войска в походах от Москвы до Парижа: оперировал, лечил больных, контуженных, раненых, переводил с французского, беседовал с солдатами и офицерами о Божьем Промысле и медицине, ближе узнавал жизнь русского народа. И все больше чувствовал себя его частью…
Федор Петрович, так стал называться московский доктор Гааз стал главным врачом всех городских больниц. За свои заслуги он был награжден орденом Святого Владимира четвертой степени, удостоен чина надворного советника, был желанным гостем во многих аристократических домах. Был состоятельным человеком, владельцем каменного дома, деревни, крепостных крестьян, суконной фабрики. Но все его доходы уходили на помощь бедным. Не щадя себя, боролся Федор Петрович за справедливость, за права больных, чье положение в больницах было ужасающим. Доктор Гааз гневно укорял нерадивых, обличал наживающихся на бедах людей чиновников, писал пространные записки в высшие инстанции. И, конечно, нажил себе немало врагов – на него писали доносы, уверяли начальство, что он находится «не в здравом душевном состоянии», насмехались, издевались над ним…Гааз вынужден был подать в отставку, но он не был сломлен: «И один в поле воин!» – был убежден неугомонный доктор.
В 1828 г. произошло событие, окончательно поставившее его на крестный путь святого служения самой обездоленной части русского общества, а в их лице – Господу Богу.
По предложению своего друга, генерал-губернатора князя Голицына, Федор Петрович Гааз становится членом и главной движущей силой «Комитета попечительства о тюрьмах». Комитет был учрежден по особому указу императора, и в него входили многие именитые люди, в том числе московский митрополит Филарет. За четверть века доктор пропустил лишь одно из 253 ежемесячных заседаний комитета, когда сам уже тяжело заболел.
Положение арестантов в московских тюрьмах было страшным: грязь, сырость, отсутствие нар, переполненные камеры, где лица, виновные лишь в нарушении паспортного режима, содержались вместе с настоящими преступниками, больные вместе со здоровыми, дети вместе со взрослыми, а женщины, зачастую, вместе с мужчинами. В тюремных лазаретах больные лежали по двое-трое на одной кровати, содержались они впроголодь, так как надзиратели бессовестно обкрадывали несчастных.
Периодически из Москвы по бесконечной дороге, ведущей в Сибирь, отправлялись сотни каторжан. В год через Москву проходило примерно 4500 ссыльнокаторжных и столько же «бродяг», которых в кандалах вели к месту жительства. По воспоминаниям Герцена, «Гааз ездил каждую неделю в этап на Воробьевы горы, когда отправляли ссыльных….В качестве доктора…он ездил осматривать их и всегда привозил с собой корзину всякой всячины, съестных припасов и разных лакомств: грецких орехов, пряников, апельсинов и яблок для женщин. Это возбуждало гнев и негодование благотворительных дам, боящихся благотворением сделать удовольствие».
Гааз сумел добиться отмены так называемого «прута» – фактически орудия пытки, которое использовали для предупреждения побегов идущих по этапу. Прикованные намертво к железному пруту, со стертыми до крови руками, медленно шли больные и здоровые, старики и дети, мужчины и женщины. Тех, кто падал, волокли остальные, мертвых на привале отстегивали, заменяя их живыми; арестанты, скованные по пять человек по обе стороны прута, вмести шли, сидели, дремали, ели, справляли нужду. Всем идущим по этапу брилась половина головы. Благодаря Федору Петровичу, прут для всех, идущих по этапу через Москву, был заменен легкими индивидуальными, так называемыми «гаазовскими», кандалами; в тех губерниях, где прут еще сохранялся, наручники стали обшиваться кожею или сукном. Надев на себя облегченные кандалы, доктор ходил в них по своей комнате вокруг стола, считая круги, пока не «проходил» 5-6 верст. Так он испытывал на себе собственное изобретение. Гааз добился отмены поголовного бритья, которое осталось обязательным только для каторжных.
Доктор руководил постройкой новых тюремных больниц, преобразовывал, расширял и переоборудовал больницы для всех неимущих, крепостных и городской бедноты.
По его настоянию партии ссыльных, приходящих в Москву, оставались в ней на неделю. Он посещал каждую партию не менее четырех раз, обходил все помещения пересылаемых, говорил с ними, расспрашивал о нуждах, осматривал. Заболевшие, уставшие не только физически, но и душевно, отделялись от партии, помещались в открытую Гаазом больницу при пересыльной тюрьме. Нарушая существующие законы, Гааз оставлял даже здоровых арестантов, если заболевал кто-либо из членов его семьи, сопровождающей ссыльного в Сибирь. Для того, чтобы семьи не разлучались, доктор выкупал крепостных – жен и детей, чтобы они могли сопровождать своих близких. Все это требовало огромных расходов. Федор Петрович активно привлекал благотворителей, так как его дом, деревня, суконная фабрика давно уже были проданы, деньги пожертвованы на дела милосердия, а сам он много лет жил при больницах, отказывая себе даже в новом платье.
Будучи глубоко верующим человеком, доктор понимал, как важна для его подопечных духовная поддержка. Гааз устраивал тюремные библиотеки, школы для детей заключенных. Снабжал их букварями, Евангелиями, сам сочинил и издал несколько брошюр с «добрыми наставлениями и советами». Его «Азбука христианского благонравия» содержит тексты из 4-х Евангелий, Посланий Апостольских, проповедующих любовь, прощение, мир, кротость. Гааз развивал эти тексты, подкреплял их выписками из духовных книг, назидательными рассказами. Автор убеждал читателей не гневаться, не злословить, жалеть людей. Всем уходящим по этапу доктор собственноручно вешал на грудь сумочку с этой книжкой. Добился и того, чтобы иноверцы получали духовную литературу на родных языках.
Жена английского посла, посетившая пересыльную тюрьму в 1847 г. вспоминала: «…Когда я вошла в тюрьму, один арестант стоял на коленях перед Гаазом и, не желая встать, рыдал надрывающим душу образом…Перед отходом партии была перекличка. Арестанты начали строиться, креститься на церковь; некоторые поклонились ей до земли, потом стали подходить к Гаазу, благословляли его, целовали ему руки и благодарили за все доброе, им сделанное. Он прощался с каждым, некоторых целуя, давая каждому совет и говоря ободряющие слова…»
Помогая обездоленным, Гааз никогда не интересовался их происхождением, национальностью, религией. Среди спасенных им людей – православные, лютеране, мусульмане, раскольники, иудаисты…
Чтобы помогать невинно осужденным и облегчать участь виновных, доктор Гааз вникал во все юридические подробности тогдашнего законодательства, писал бесконечные ходатайства, обращался с жалобами, требованиями справедливости. Для достижения своих благородных целей он, не считаясь с субординацией, мог обратиться и к царю, и к митрополиту, и даже к королю Пруссии (дабы тот через свою сестру, русскую императрицу, повлиял на царя Николая I и он помог бы в решении вопроса о пруте). Он мог встать на колени и плакать, унижаться, требовать. Доказывая свою правоту, он часто выглядел нелепо – суетился, хватался за голову, размахивал руками и притоптывал на месте. Невозможно без слез читать о том, как однажды на приеме у городского главы, после того, как тот строго отчитал его и попытался запретить увеличивать до бесконечности количество мест в тюремной больнице (тех, кто уже не умещался там, доктор устраивал у себя на квартире), Гааз, не имея уже никаких аргументов в «оправдание» своей филантропии, в слезах упал перед генерал-губернатором на колени. Он не мог жить по-другому. Его считали юродивым, сумасшедшим, писали на него бесконечные доносы, оговаривали. Все его благородные начинания упирались в стену непонимания, отчуждения, а то и непримиримой ненависти.
Конечно, были и помощники, которые, жалея несчастных, уважая самого Гааза, от всей души помогали ему в делах милосердия. Но не было никого, кто по-настоящему понимал его. Потому что святой доктор видел и слышал человеческое горе не только глазами и ушами, но, прежде всего, сердцем и душой. Жил так, будто, подобно апостолам, принял Евангельскую истину из рук Самого Христа.
Доктор Гааз не имел своей семьи, его детьми и братьями были его больные, страдающие и беззащитные.
Спасая во время эпидемий холерных больных, он, желая приободрить личным примером молодых врачей, сам мыл, обертывал и даже целовал зараженных. Этим он хотел доказать, что холера не передается от человека к человеку, что у нее «другие пути». Рискуя жизнью, ходил по Москве, шел на площади, где шумели толпы, возбужденные слухами, будто «начальство и лекари пускают холеру», беседовал с людьми, учил, как вести себя, чтобы уменьшить вероятность заражения. И этим спас тысячи людей.
Москвичи узнавали его, выражали свою любовь, заказывали молебны о здравии «раба Божия Фёдора».
Однажды в больницу привезли крестьянскую девочку, умиравшую от волчанки. Страшная язва на её лице была настолько уродлива и зловонна, что в помещение, где находилась эта одиннадцатилетняя мученица, не мог войти никто, даже родная мать. И только доктор Гааз ежедневно подолгу сидел у ее постели, целовал девочку, читал ей сказки, не отходил, пока она не умерла.
Его вера в человека не имела границ. После восстания декабристов в московских салонах много говорили о высоких идеалах свободы, равенства, братства. Доктор Гааз всегда возражал на это: «Свобода всегда была, везде есть, свободу нам дал Спаситель Христос. Каждый человек может свободно решать: хорошее дело он хочет делать или дурное, доброе или злое. И равенство всегда было и есть, равенство перед Небом. И братство всегда было. И всегда может быть; надо лишь помнить уроки Спасителя. Каждый христианин есть брат всем людям».
Когда его бессовестно обманывали, он никогда не сожалел, что доверял человеку. «Да, бывают настоящие плуты-обманщики, кои крестятся и врут без совести…Такая ложь есть очень большой грех. Но если человек говорит и крестится, а я не хочу верить – это уже мой грех. А если он говорил неправду, а я верил, и он это видел, он, может быть, потом будет стыдиться и каяться…», – рассуждал доктор Гааз.
Известен случай, когда его пытался обокрасть бродяга, которого доктор взялся вылечить от какого-то недуга. Когда кража обнаружилась и сторож больницы отправился за квартальным, Гааз отпустил вора, дав ему полтинник и напутствовав пожеланием помнить Бога и исправить свою жизнь.
Однажды морозной ночью доктор спешил к какому-то больному. Двое преградили ему дорогу с требованием отдать им шубу и деньги. Гааз обещал это сделать, только просил сначала проводить его до нужного дома, дабы он не замерз по дороге раздетым. Один из грабителей узнал известного всем святого доктора и, попросив прощения, разбойники проводили Федора Петровича до места, чтобы никто не мог посягнуть на него.
Духовным завещанием святого доктора можно считать его «Призыв к женщинам», переведенный с французского языка лишь спустя много лет после смерти автора.
В этом призыве говорится: « ….Вы призваны содействовать возрождению общества…Не останавливайтесь в этом отношении перед материальными жертвами, не задумывайтесь отказываться от роскошного и ненужного. Если нет собственных средств для помощи, просите кротко, но настойчиво у тех, у кого они есть. Не смущайтесь пустыми условиями и суетными правилами светской жизни. Пусть требование блага ближнего одно направляет ваши шаги! Не бойтесь возможности уничижения, не пугайтесь отказа …Торопитесь делать добро!»
Черты доктора Гааза угадываются в образе князя Мышкина, о нем же он пишет вполне документально в 3 части «Идиота»: « В Москве жил один старик “генерал”, то есть действительный статский советник, с немецким именем; он всю жизнь таскался по острогам и по преступникам; каждая пересыльная партия в Сибирь знала заранее, что на Воробьевых горах ее посетит “старичок-генерал”. Он делал свое дело в высшей степени серьезно и набожно; он являлся, проходил по рядам ссыльных, которые окружали его, останавливался перед каждым, каждого расспрашивал о его нуждах, наставлений не читал почти никогда никому, звал всех «голубчиками» . Он давал деньги, присылал необходимые вещи… приносил иногда душеспасительные книжки и оделял ими каждого грамотного … Все преступники у него были на равной ноге, различия не было. Он говорил с ними, как с братьями, но они сами стали считать его под конец за отца. Если замечал какую-нибудь ссыльную женщину с ребенком на руках, он подходил, ласкал ребенка… Так поступал он множество лет, до самой смерти; дошло до того, что его знали по всей России, то есть все преступники»/
Из выступления доктора Гааза на очередном заседании «тюремного комитета» в 1833 г.: «…Когда я стою здесь, в сей прекрасной теплой зале перед столь досточтимыми особами, взирая на благородные добродетельные лица, и знаю, что после нашего заседания поеду к себе в благоустроенный дом или, ежели пожелаю, поеду в гости к доброму приятелю, то я не смею забывать, что в это самое мгновение, две-три версты отсюда, страдают люди в оковах, в холоде, в грязи, в тесноте между суровых и злодейских лиц своих невольных спутников, с которыми не могут ни на миг расставаться, никуда ни на один шаг не могут отдалиться, ибо все двери и ворота замкнуты, и нет у них никаких радостей, никаких облегчений, ни даже надежд на облегчение…»
Уже через много лет после смерти святого доктора председатель Петербургского тюремного комитета Лебедев писал: «Гааз, в двадцать четыре года своей деятельности, успел сделать переворот в нашем тюремном деле. Найдя тюрьмы наши в Москве в состоянии вертепов разврата и унижения человечества, Гааз не только бросил на эту почву первые семена преобразований, но успел довести до конца некоторые из своих начинаний и сделал один, не имея никакой власти, кроме силы убеждения, более, чем после него все комитеты и лица, власть имевшие».
Когда митрополит Филарет приехал проститься с умирающим Федором Петровичем, тот диктовал дополнения к завещанию. Митрополит прочел первый лист: «Я все размышляю о благодати, что я так покоен и доволен всем, не имея никакого желания, кроме того, чтобы воля Божия исполнилась надо мною. Не введи меня во искушение, о Боже Милосердный, милосердие Коего выше всех Его дел! На него я, бедный и грешный человек, вполне и единственно уповаю. Аминь.» Неожиданно для себя самого, владыка бережно, ласково погладил судорожно напряженные болью плечи умирающего, перекрестил его несколько раз и произнес: «Господь благословит тебя, Федор Петрович. Истинно писано здесь, благодатна вся твоя жизнь, благодатны твои труды. В тебе исполняется реченное Спасителем: “Блаженны кроткие…Блаженны алчущие и жаждущие правды…Блаженны милостивые…Блаженны чистые сердцем…Блаженны миротворцы…” Укрепись духом, брат мой Федор Петрович, ты войдешь в Царствие Небесное…»
Хоронили Федора Петровича Гааза на казенный счет. Более 20 тысяч москвичей вышли проводить святого доктора в последний путь. Гроб несли на руках до самого немецкого кладбища на Введенских горах. В православных храмах служились панихиды по немцу-католику. И никого это не удивляло.
А.Ф.Кони писал: «Мы мало умеем поддерживать сочувствием и уважением тех немногих действительно замечательных деятелей, на которых так скупа наша судьба. Мы смотрим обыкновенно на их усилия, труд и самоотвержение с безучастным и ленивым любопытством, “со зловещим тактом,- как выразился Некрасов, – сторожа их неудачу”. Но когда такой человек внезапно сойдет со сцены, в нас вдруг пробуждается чувствительность, очнувшаяся память ясно рисует и пользу, принесенную усопшим, и его душевную красоту, – мы плачем поспешными, хотя и запоздалыми слезами…Каждое слово наше проникнуто чувством нравственной осиротелости. Однако все это скоро, очень скоро проходит…Через год-другой горячо оплаканный деятель забыт, забыт совершено и прочно...У нас нет вчерашнего дня. Оттого и наш завтрашний день всегда так туманен и тускл….Будем, однако, надеяться, что память о Фёдоре Петровиче Гаазе не окончательно умрет и в широком круге образованного общества. Память о людях, подобных ему, должна быть поддерживаема как светильник, льющий кроткий, примирительный свет…Люди, подобные Гаазу, должны быть близки и дороги обществу, если оно не хочет совершенно погрязнуть в низменной суете эгоистических расчетов».
Более 150 лет прошло с тех пор. Современница доктора Гааза так описывает атмосферу тогдашней России: «У того общества …не было ни энтузиазма, ни веры, ни жара; оно было невозмутимо… неподвижно… окостенелое и равнодушное… Оно умело только глумиться и глумиться безразлично… но смеяться безразлично – признак мертвенности, отсутствия всяких высших интересов, симптом растления, нравственной порчи». Вам ничего это не напоминает? Похоже, хороших времен не бывает, просто жизнь всегда держится на таких вот подвижниках, кротких и бескорыстных, осмеянных и оплеванных, с восторгом кладущих душу свою за ближних и считающих саму возможность приносить себя в жертву высшей наградой.
В заключение хочется привести одну из последних дневниковых записей иеромонаха Василия (Рослякова): «Господи, Ты дал мне любовь и изменил меня всего, и я теперь не могу поступать по-другому, как только идти на муку во спасение ближнего моего. Я стенаю, плачу, устрашаюсь, но не могу по-другому, ибо любовь Твоя ведет меня, и я не хочу разлучаться с нею, и в ней обретаю надежду на спасение и не отчаиваюсь до конца, видя её в себе». Эти простые и пронзающие душу слова как нельзя лучше объясняют жизнь немца-католика Федора Петровича Гааза.
Федор Петрович Гааз был не только талантливым и действительно выдающимся врачом, одним из первых плотно занявшимся развитием российской медицины, но также был известным меценатом и филантропом. Всю свою жизнь он полностью посвятил помощи обычным людям, за что уже после смерти в народе его начали называть не иначе, как «святой доктор».
Начало профессиональной деятельности
Федор Гааз родился в Германии в 1780 году, и по рождению носил имя Фридриха-Иосифа. Все свое детство и молодость он провел на родине, где получил отличное медицинское и философское образование в престижнейших Йенском и Геттингенском университетах. Затем в 1806 году его родители перебрались в Россию, где молодой человек начал работать обычным врачом.
Стоит отметить, что российская медицина того времени находилась в крайне прискорбном состоянии даже в крупных городах, не говоря уже о регионах. Качественного образования практически не было, со снабжением и фармацевтикой все было еще хуже. Именно поэтому такой выдающийся специалист, как Федор Гааз очень быстро произвел неизгладимое впечатление на своих коллег и в особенности на пациентов. Уже за первые годы работы он приобрел определенное влияние, ведь справлялся с такими случаями, в которых другие специалисты просто опускали руки. К его советам прислушивались даже опытные врачи, а сам он параллельно с работой активно занимался своими научными исследованиями.
Слухи о таланте молодого врача быстро разлетелись по всей Москве, и уже через несколько лет городской губернатор присвоил Гаазу орден Святого Владимира 4 степени. Эта награда стала не последней из полученных талантливым врачом, но именно ей он гордился больше всего и всегда носил с собой вплоть до самой смерти. Одним из важнейших достижений доктора Гааза стала его работа в московском тюремном комитете, и реформирование российской тюремной системы.
Работа в тюремном комитете
По своей натуре Федор Петрович Гааз был очень человеколюбив, и никогда не отворачивался от тех, кому была нужна помощь, а потому, пользуясь своим влиянием, он значительно облегчил судьбы заключенных. Со временем он смог добиться запрета на использование кандалов среди детей и стариков. С его помощью была отменена практика железного прута, к которому приковывали по 12 человек, отправляя их в ссылку. Также он смог добиться отмены правила, по которому осужденным женщинам сбривали половину волос на голове, и самолично внес еще очень много различных мелких улучшений.
Поскольку он был одним из организаторов открытия тюремных больниц как таковых, то и на протяжении своей жизни работал над их совершенствованием и обеспечением всеми необходимыми лекарственными препаратами, местами, персоналом и так далее. Он боролся с законами и часто переступал их, так как в самом начале его работы далеко не все заключенным предоставили право медицинского обслуживания, а также значительно ограничили количество больных, которые могут одновременно находиться в лазарете, ведь они должны были работать и выполнять свои ежедневные обязательства. Даже при всем уважении к талантам и личным качествам Федора Петровича Гааза далеко не все руководящие личности соглашались с его действиями и мыслями.
Исследования природных источников
Параллельно со своей активной медицинско-социальной деятельностью профессор Гааз активно интересовался и занимался изучением природных водных источников. Он изучал положительное и лечебное воздействие таких вод на организм, и изъездил множество стран в поисках таких месторождений. В связи с этим очень много времени он провел на Кавказе. В связи с его открытиями, произведенными в 1810-1812 годах, в тех местах вскоре были построенные первые оздоровительные пансионаты и медицинские учреждения при них, занимавшиеся проведением различных процедур с использованием полезной для организма человека воды.
После Кавказа Гааз побывал в Кисловодске и Ессентуках, а также во многих других частях страны. Впрочем, как он и сам говорил, его человеколюбие всегда побеждало в споре с внутренним ученым, а потому он всегда стремился отыскать время, для того, чтобы вернуться в Москву и продолжить там свою активную деятельность.
Работа всей жизни
Еще одной важной инициативой талантливого доктора была попытка отмены права для помещиков ссылать крепостных, однако архаичные убеждения в обществе того времени были слишком сильны, и серьезные изменения в этом вопросе были проделаны много позже. Тем не менее, все эти действия ярко демонстрируют прогрессивные взгляды Федора Петровича Гааза и его целеустремленность в достижении своих целей.
Еще одной важной стороной работы доктора Гааза являлась его преподавательская деятельность. По большому счету, большинство известных врачей того времени с гордостью называли себя учениками Гааза. Он умудрялся преподавать в любом месте, будь то кафедра или же палата пациентов. Будучи учеником классической немецкой школы, он уделял много времени практическому обучению, которое очень быстро приносило свои плоды.
Несмотря на постоянную нехватку времени, Федор Гааз написал несколько великолепных учебных пособий, а также множество научных работ, заслуживших большой интерес, как среди отечественных врачей, так и за рубежом. Всю свою жизнь, вплоть до самой смерти в 1853 году этот талантливый врач и ученый помогал людям всеми возможными способами. Под конец своей жизни, он потратил на благотворительность и личные проекты все свои сбережения, притом, что занимаемое им в обществе положение позволяло ему быть весьма богатым человеком.
Его современники запомнили его как талантливейшего врача и очень приятного всегда позитивного человека в поношенном, но очень опрятном фраке и всегда с неизменным орденом Святого Владимира на груди. В каком-то смысле его можно назвать родоначальником полноценной и настоящей российской медицины, и уж точно нельзя не отметить, что этот выдающийся человек сумели изменить мир, в котором он жил в лучшую сторону.
«Народы любят ставить памятники своим великим людям,
но дела великого человека суть памятник, поставленный им своему народу».
С.М. Соловьев
Часть 2
Христианин доктор Гааз и Россия
Истинный фанатик добра Гааз был глубоко верующим и церковным человеком, прихожанином католического храма св. Людовика на Малой Лубянке.
Одноко, будучи католиком, именно он добился постройки храма Св. Троицы на Воробьевых горах рядом с пересыльной тюрьмой.
Доктор покупал на свои деньги Евангелия на славянском языке (русского перевода тогда еще не было) и молитвословы для бедняков и заключенных, дружил с православными священниками, пел в церковном хоре и постоянно молился в православных храмах.
Доктор Гааз чрезвычайно сердечно отзывался о русском народе: «В российском народе есть пред всеми другими качествами блистательная добродетель милосердия, готовность и привычка с радостью помогать в изобилии ближнему во всем, в чем тот нуждается»...
Со святителем Филаретом доктора Газа всегда связывали теплые человеческие отношения. Филарет, зная, что Гааз очень любит посещать православные храмы, дарил ему иконы (копии знаменитых московских святынь, в частности Владимирскую икону Божьей Матери) и всегда рассказывал о православии, помогая Гаазу понять православную веру.
На заданный ему вопрос: почему он, немец, католик, не возвращается из России к своим единоверцам и единоплеменникам, доктор Гааз ответил: «Да, я есть немец, но прежде всего я есть христианин. И, значит, для меня „несть эллина, несть иудея...“ Почему я живу здесь? Потому что я люблю, очень люблю многие здешние люди, люблю Москву, люблю Россию и потому, что жить здесь - мой долг. Перед всеми несчастными в больницах, в тюрьмах».
В книге Л. Копелева приведены его слова: «Я не имею смелость рассуждать про историю, про догматы русской церкви, поелику я есть мирянин из другой церкви. Какая правда есть настоящая? Я смею думать, что у Вас, Ваше Высокопревосходительство, есть одна часть правды, у митрополита - есть другая часть. А вся правда есть только у Бога».
Веротерпимость доктора Гааза была уникальной. Этот католик знал все тонкости православной литургии и считал православие сестрой католицизма.
Дух просвещенной терпимости доктора был таков, что давал повод упрекать его в «измене католичеству». Так, профессор Фердинанд Рейс, врач и химик, убежденный лютеранин-евангелист, подшучивал над Федором Петровичем, говоря, что доктор Гааз плохой католик, ибо чаще бывает в православных церквах, чем в католической, и даже сам затеял постройку православной церкви на Воробьевых горах, дружит с русскими священниками, подпевает церковному хору и распространяет русские молитвенники.
Федор Петрович отвечал ему, что считает все расколы христианских церквей крайне досадными, но, скорее, условными, временными и второстепенными явлениями в истории христианства. Поэтому он всегда охотно содействует обращению мусульман и евреев в любую из христианских религий, но огорчается, когда кто-либо переходит из одной христианской церкви, которой принадлежат его родные, близкие, в другую, тоже христианскую.
Доктор Гааз говорил: «... Для меня образ Спасителя свят, где бы он ни был освящен - в Риме, в Кельне или в Москве. И слово Божье истинно и благотворно на всех языках. На латыни оно звучит для меня привычней и поэтому особенно прекрасно, но душе это слово внятно и по-немецки, и по-славянски, и по-русски».
Известен разговор доктора с митрополитом Филаретом о судьбе осужденных. «Вы все говорите о невинно осужденных, Федор Петрович, но таких нет, не бывает. Если уж суд подвергает каре, значит, была на подсудимом вина...
Гааз вскочил и поднял руки к потолку.
Владыко, что Вы говорите?! Вы о Христе забыли.
Вокруг тяжелое, испуганное молчание. Гааз осекся, сел и опустил голову на руки.
Митр. Филарет глядел на него, прищурив и без того узкие глаза, потом склонил голову на несколько секунд.
Нет, Федор Петрович, не так. Я не забыл Христа... Но, когда я сейчас произнес поспешные слова... то Христос обо мне забыл.»
Бескорыстная любовь доктора
Любовь доктора Газа ко всем слабым и беззащитным проявлялась всюду.
Любил доктор Гааз не только людей, но и животных, и с особенной нежностью относился к лошадям, выполнявшим тяжелый труд. Он покупал их на специальном рынке, где продавали уже непригодных, «разбитых» лошадей как «конину» и тихонько ездил на них, а когда они по болезни и старости отказывали окончательно, отпускал их свободно доживать свой век, а сам вновь покупал таких же изношенных, спасая их от ножа и бойни. Часто проголодавшись в дороге, Гааз выходил из своей старомодной коляски и покупал четыре калача - один для себя, другой для кучера и по калачу для каждой лошади. Всю же имевшуюся у него провизию, как и подарки, он всегда отдавал заключенным.
Лев Копелев пишет, что Фридрих-Федор Гааз был душевно и духовно близок русским мастерам слова: Пушкину, Гоголю, Некрасову, Достоевскому, Чехову, Короленко - ведь им всем присущ дух неподдельного сострадания, сочувствия «маленьким людям», униженным и оскорбленным, даже тем, кто совершал преступления.
Один молодой москвич, узнав историю доктора Гааза, сказал: «Да ведь этого добрейшего чудака мог бы придумать Толстой или Достоевский... Я так и вижу его среди персонажей их романов».
Вместе с тем, известно, что помимо великосветских обывателей, чудака Гааза «идейно» осуждал только Лев Толстой - за его личное участие в деятельности тюремных учреждений, противоречащее толстовскому учению мирного неповиновения властям и насильническому государству. Толстой считал, что во имя своих же убеждений и идей Гааз вовсе не должен был работать в тюремном комитете.
Когда Гааз тяжело заболел и арестанты стали просить тюремного священника Орлова отслужить молебен о его здоровье, тот поспешил к митрополиту просить разрешения. Молебен о здравии иноверца не был предусмотрен никакими правилами.
Филарет, не дослушав объяснений священника, воскликнул: «Бог благословил нас молиться за всех живых, и я тебя благословляю! Когда надеешься быть у Федора Петровича с просфорой? Отправляйся с Богом. И я к нему поеду».
После того, как доктор умер, в православных храмах молились за упокой души раба Божьего Федора.
Председатель Петербургского тюремного комитета Лебедев написал работу «Федор Петрович Гааз», в которой он, в частности, утверждает: «Гааз, в двадцать четыре года своей деятельности, успел сделать переворот в нашем тюремном деле. Найдя тюрьмы наши в Москве в состоянии вертепов разврата и уничижения человечества, Гааз не только бросил на эту почву первые семена преобразований, но успел довести до конца некоторые из своих начинаний, и сделал один, и не имея никакой власти, кроме силы убеждения, более, чем после него все комитеты и лица власть имевшие».
А.Ф. Кони пишет «Что может сделать один против среды? - говорят практические мудрецы, ссылаясь на поговорку «Одни в поле не воин». - «Нет!» - отвечает им всей своей личностью Гааз: «И один в поле воин». Вокруг него, в память него соберутся другие, и если он воевал за правду, то сбудутся слова апостола: «Все минется, одна правда останется».Спешите делать добро!
Еще одна сторона деятельности доктора Гааза - книгоиздание. Вместе со святителем Филаретом и английским коммерсантом-благотворителем Арчибальдом Мерилизом было образовано книжное общество, наделявшее книгами заключенных всей России. Издавались Святое Писание, жития святых, а также учебники для детей - азбука, математика и т.д. За свой счет Гааз издал и собственную книжку для детей: «АБВ, о благонравии, о помощи ближнему и неругании бранными словами», которая выдержала множество изданий.
Фёдор Петрович делал все для христианского просвещения россиян, сотни Евангелий, сотни написанных и изданных им «Азбук христианского благонравия», и книжечек «Призыв к женщинам» были розданы им уходившим из Москвы по этапу.
Кроме традиционных способов помощи бедным Гааз пользовался и весьма своеобразными, подбрасывая кошельки, как свт. Николай Мирликийский. Доктор делал это тайно, но несколько раз был узнан по высокому росту (180 см) и старой волчьей шубе, что и позволило зафиксировать этот эпизод в его биографии.
Когда Гааз смертельно заболел, Московский митрополит Филарет приехал его проведать и разрешил нескольким священникам служить в церквах молебны о здравии этого иноверца, а после его смерти разрешил заупокойные службы
Умер Фридрих Иосиф Гааз 16 августа 1853 года. Умер так же спокойно и тихо, как нес свою многотрудную жизнь. Двадцатитысячная толпа провожала гроб его к месту последнего упокоения на кладбище Введенских гор.
После его смерти, в скромной квартирке доктора в Гаазовской больницы, нашли плохую мебель, поношенную одежду, несколько рублей денег, книги и астрономические инструменты; последние были единственной слабостью покойного, и он покупал их, отказывая себе во всем. После тяжелого трудового дня он отдыхал, глядя в телескоп на звезды, не догадываясь, что сам был одной из самых ярких Земных звезд. Единственным оставленным им по себе состоянием была последняя его рукопись о нравственных и религиозных началах его жизни, адресованная Женщине-Матери...
В 1909 году во дворе здания, в котором жил Гааз и где размещалась открытая им больница был установлен памятник доктору работы знаменитого московского скульптора. Н.Андреева - автора старого памятника Гоголю. Скульптор работал безвозмездно из личного уважения к Гаазу
Беспредельно терпимый и неподдельно кроткий, он не испытывал ненависти даже к своим противникам и гонителям. Каждый день в продолжение всей своей жизни, исполненной неустанной напряженной работы, он действенно осуществлял свой девиз: «Спешите делать добро!»
Александр А. Соколовски