ВСЕ ФОТО

Через шестнадцать лет после того, как последние советские танки оставили Афганистан, призраки десятилетней советской оккупации все еще живут в горах на севере страны. Они ведут ту же жизнь, что и местные, но их отличает бледный цвет кожи, и когда они собираются вместе, то говорят между собой по-русски.

Эти люди - последние выжившие советские солдаты, которые были захвачены в плен или дезертировали, приняли ислам и сражались на стороне моджахедов против своих бывших товарищей, пишет британская газета The Daily Telegraph . (Перевод на сайте Inopressa.ru .) Вторжение в Афганистан привело к гибели около 15 тысяч советских солдат и специалистов между 1979 и 1989 годами. Погибло 1,3 млн афганцев, преимущественно мирных жителей.

В июле 1988 года российское правительство предложило амнистию российским военнопленным и дезертирам в Афганистане. Не многие принявшие ислам воспользовались этим предложением, хотя все они смогли после окончания войны посетить Россию с помощью виз, полученных в Пакистане.

Насратулла Мохамадулла, его прежнее имя - Николай Выродов, родился в 1960 году в Харькове, на Украине. Его отец Анатолий тоже был солдатом, и Николай учился в военной академии. Сейчас 45-летний Насратулла зарабатывает 45 фунтов в месяц, находясь на полицейской службе в провинции Баглан. Тихий, меланхоличный человек, заядлый курильщик, он все еще боится возмездия за нарушение им воинского долга.

По его словам, он вызвался добровольцем на службу в Афганистане и прослужил три месяца, прежде чем в 1981 году дезертировал, после того, как стал свидетелем безжалостного убийства более 70 человек в деревне Калигаи. "В советской армии клялись на мече и Библии помогать народу. То, что там делалось, было против закона", - объяснил он. Он принял ислам и сражался против Советской Армии.

Когда СССР вывел войска из Афганистана, специалист по подрывному делу работал с разными полевыми командирами. Насратулла после этого провел восемь лет на линии фронта. Его товарищи моджахеды говорят, что он и другие русские были достойными бойцами и особенно много пользы приносили в перехвате информации по российским радиоканалам. "Если вы находитесь на линии фронта, то вам приходится драться и убивать", - это все, что он говорит о том, каково это, сражаться против своих соотечественников.

Дольше всего Выродов пробыл в личной охране бывшего премьер-министра страны Гульбетдина Хекматияра. На вопрос, правда ли, что за ним охотилась армейская разведка, Выродов ответил, что ему три раза приходилось выходить из окружения. По ту сторону Пянджа Выродова знают многие. Моджахеды, которые так и не поняли, почему человек с русской фамилией стал одним из них, называют его одиночкой.

Незадолго до отъезда в Афганистан Насратулла сказал: "Или вернусь Героем Советского Союза, или вообще не вернусь". В Советский Союз он не вернулся, вернулся в Россию в 1996 году, но ненадолго - всего полгода выдержал Насратулла в Харькове, а затем вновь отправился на войну в Афганистан. Он рассказал, что ему самому приходилось ставить мины, но только в обороне. "Когда оборонялись, и у нас заканчивались патроны, то тогда приходилось и мины ставить".

Насратулла не любил говорить о своих подвигах. Но именно они позволили ему занять высокое положение в свите Хекматияра - и даже заработать пожизненную пенсию.

Насратуллу искали четырнадцать лет - с 1982 по 1996 годы. Сначала военная разведка и КГБ, потом отец и родственники. Нашли его бывшие офицеры, ветераны афганской войны.

Когда в 1996 году Насратулла был на Украине, он встретился там с некоторыми из своих товарищей по армии, и говорит, что с облегчением увидел, что они не винят его в отступничестве и в том, что он вступил в армию моджахедов, пишет газета.

"С девяносто шестого от него ни слуху, ни духу. Я говорила ему: "Коля, женись, вот и дом твой будет". Но он не послушался, сказал только, что через пять лет вернется. Хотя у талибов быть ему очень опасно", - рассказывает мачеха Николая, Екатерина Кулькова.

Как пишет The Daily Telegraph, при правительстве "Талибана" трое россиян привлекли внимание лидера талибского движения муллы Мохаммеда Омара, который, впечатленный их приверженностью мусульманству, предоставил им дома и бизнес. Но после падения "Талибана" в 2001 году их дома были конфискованы, и теперь ни один из трех не может считаться богачом. Там где они живут, на них смотрят как на диковину и уважают за набожность. Все трое женаты на местных женщинах и имеют семьи.

С виду Алексей Оленин (Рахматулла) не слишком похож на афганца. Китайская куртка, джинсы, борода, темно-русые волосы, голубые глаза. Ни тюбетейки, ни длинного платья-рубашки. Плотного телосложения, в отличие от худых и высушенных, как вобла, афганцев.

В 2004 году Алексей твердо решил вернуться в Россию. Долго колебался, присматривался и, наконец, решился. "Здесь жизни никогда не будет, - рассказывал он, - потому что закона нет. Любой бандит придет и заберет, что ему понравится". Банда неизвестных отморозков забрала себе его дом в Пули-Хумри. Документы на дом в порядке, суд постановил дом вернуть, но бандиты не подчиняются.

Дом Оленин рассчитывал продать и с вырученными деньгами вернуться в Самарскую область. "Квартиру 1-комнатную мне дают, но работы там нет. Единственный выход: открыть свой магазин. Здесь у меня тоже есть магазин, дело я знаю. Но чтоб начать, нужны деньги. За дом я получу 50 тысяч долларов, этого хватит".

В Афганистане высокие цены на жилье. В Кабуле 2-комнатная квартира в пятиэтажке стоит минимум 40 тысяч долларов. Дом Алексея, который даже и не дом, а глинобитная хижина из двух комнатушек, стоит 50 тысяч.

Все деньги в Афганистане - от продажи наркотиков. Люди стараются иметь отношение к этому бизнесу - выращивать, перепродавать, перевозить, быть посредником. Оленин заработал на квартиру не на наркотиках: ему и еще нескольким бывшим пленным мулла Омар выделил участки земли, потому что они приняли мусульманство.

Алексей не рассказывает, как попал к моджахедам и как стал мусульманином.

26 мая 2005 года бывший советский солдат вернулся из Афганистана, где принял ислам, в Россию - в родную Самарскую область. О рядовом Оленине рассказал "Первый канал" .

Несколько лет назад он женился на местной девушке, у них родилась дочь Жасмин. Как-то в Пули-Хумри работала съeмочная группа "Первого канала". Журналисты помогли Оленину встретиться с родными. Самарские власти предоставили семье однокомнатную квартиру, обещали помочь с работой. Наргиз, супруга Оленина, пока смущается, ещe недавно она ходила в парандже.

Геннадий Цевма из города Тореза Донецкой области уже более 20 лет живет в городе Кундуз на севере Афганистана. По-афгански его зовут длинно - Никмохаммат. "Командир назвал, - объяснил Цевма. - Сказал: будешь Никмохаммат. И все. Был Гена, и нет больше Гены".

У Гены-Никмохаммата афганская жена и трое детей. Сам он - худой и одет как афганец - в светло-серое платье-рубашку. Короткая стрижка под горшок, рыжеватая борода, прозрачный взгляд. Он тоже вроде хотел уехать домой, но боялся, и приехал убеждать его, рассказывать, как сам недавно съездил в Россию, и ничего страшного с ним не случилось.

Для начала Цевме тоже предложили поехать одному, без жены и детей, на пару месяцев. Если понравится - вернется в Афганистан, продаст имущество, заберет семью и уедет навсегда. На его возвращение были выделены большие деньги - и на дорогу, и на жизнь. Ему готовы были дать квартиру в Торезе, обеспечить лечение (он сильно хромает), помочь с работой.

По словам Цевмы, в посольстве РФ ему оформили свидетельство о возвращении, вместо паспорта. У него нет никакого гражданства. Он пришел в Афганистан гражданином Советского Союза, но такого государства больше нет. Россия - правопреемница СССР, поэтому российские службы обеспечивают его необходимыми документами, а дальше пусть сам решает, в какой стране жить.

Ему уже был куплен билет Кабул-Москва-Кабул с открытой датой, чтоб мог вернуться в Афганистан, когда захочет. Разрешение на переход российско-украинской границы также было получено, ради чего была проведена большая работа пограничной службой ФСБ и МИД РФ.

Цевме выдали под расписку 1200 долларов - раздать долги и оставить жене, чтоб было на что жить, пока он не вернется. Гена сказал, еще надо купить одежду - не полетит же он в афганском платье. Ему дали и на одежду. Потом Гена попросил денег на дорогу из Кундуза в Кабул под предлогом, что будет праздник, никто не повезет, придется предлагать тройную цену. Ему выдали и эти деньги. Он завернулся в платок, поклялся непременно приехать в Кабул к назначенному сроку и ушел, сильно припадая на правую ногу.

Однако он так и не приехал. Бедствующий инвалид, которому все старались помогать из жалости, обманул уйму народа, подвел людей, занимающих высокие посты в России и на Украине, и исчез, присвоив почти две тысячи долларов, сообщал "МК" в 2004 году. Позднее выяснилось, что после встречи Гена тут же отправился к двум украинцам, имеющим некоторое отношение к спецслужбам Украины, которые, по всей видимости, постарались сделать так, чтоб он не улетел в Москву.

Ветераны афганской войны и сейчас воюют на стороне талибов. В северных провинциях сражается 8 тысяч узбекских боевиков. Ими командует Джума Намангани , который, по некоторым данным , остался жив после сообщения о его гибели в 2001 году и которого советские десантники знали под именем Джумабай Ходжиев.

В 1989-м он ушел из Афганистана, в 1993-м снова вернулся туда. Ставка Намангани - возле провинциального центра города Баглан на территории бывшего сахарозавода. Его считают мастером партизанской войны, поскольку он повоевал в регулярных войсках, а затем партизанил в Ферганской долине вместе с исламской группой "Покаяние".

Противостоять таким людям могут немногие. Например, те, кто изучал фарси и подрывное дело в лагерях Хекматияра. Или получал отличные оценки на спецкурсах в Балашихе - такие же бывшие советские военнослужащие, оставшиеся воевать после вывода войск в 1989 году.

Военнопленные и пропавшие без вести - неизбежные жертвы всех войн и вооруженных конфликтов. Афганская война не стала исключением. По официальной статистике, за время боевых действий на территории Афганистана пропало без вести или попало в плен 417 советских граждан. До 1992 года удалось освободить 119 из них, рассказывает заместитель председателя Госкомитета Украины по делам ветеранов Валерий Аблазов.

После распада Советского Союза на Украину был передан список, в котором числилось 80 наших соотечественников. За 11 лет работы этот список удалось сократить на десять фамилий. В списках пропавших без вести или попавших в плен только украинцев - 70 человек. Большинство из них погибли. Однако факт их физической смерти официально не установлен, поскольку тело или останки не найдены, место захоронения неизвестно, пишет "Киевские ведомости" .

Судьба попавших в плен складывалась по-разному, но непременным условием сохранения жизни было принятие мусульманства. В свое время широкий резонанс получила трагедия, разыгравшаяся в лагере для военнопленных в маленьком пакистанском городке Бадабер, где вечером 26 апреля 1985 года семь советских и трое афганских пленных солдат и офицеров, воспользовавшись нерасторопностью охраны, захватили тюрьму и находящиеся на ее территории склады с оружием и боеприпасами, принадлежавшими боевикам Бурхануддина Раббани.

Тюрьму, ставшую для бывших пленников и укрытием, и западней, довольно быстро окружили моджахеды. Заняв круговую оборону, солдаты всю ночь отражали атаки. А на рассвете раздался взрыв такой силы, что осколки, обломки строений и останки людей разлетелись в радиусе нескольких километров.

В афганской войне есть еще предостаточно тайного. Например, постепенно становится известно то, каким образом ставились эксперименты над воинами-интернационалистами. В 1981 году психофизиолога Юрия Горго, ныне преподавателя Киевского университета, судьба забросила в район действий. Он тогда занимался проблемами оценки и управления работающего человека. Шел второй год войны. Для ведения боевых действий и гуманитарных операций использовали бронетанковую технику. Человеческие потери начального периода были очень велики.

Местные жители азартно охотились за танками. За каждую подбитую машину им платили по 100 афгани или 100 долларов. Сожги танк, отрежь уши у четырех русских, принеси фотографию. Американцы оказывали помощь не только оружием, но и деньгами. Наши ребята не были готовы к такой тактике.

Две задачи стояли перед Юрием Горго и его коллегами из Горького. Первая - найти способ готовить людей, чтобы облегчить эмоциональное состояние при попадании в реальные боевые условия.

В основу была положена теория о низкочастотном звуковом излучении (8 - 10 Гц), которое у большинства людей вызывает чувство тревоги и даже паники. "В шлемофоны мы вмонтировали наушники, через которые подавали звуковой фон, - рассказывает ученый. - Предполагалось адаптировать бойца к тревожному состоянию, заставить его в этом состоянии действовать.

Практически все, кто готовился в школах под Горьким, имели такие наушники. Трое из пяти членов экипажа - командир, водитель, наводчик. Ребята ни о чем не догадывались, и это входило в план эксперимента. Когда жаловались на тревогу, на головную боль, им говорили, что это совершенно нормально, что они должны выполнить свой долг.

Результаты оказались поразительными. После того, как подготовленные бойцы стали уходить на передовую, сразу резко, на 40 процентов, уменьшилось количество потерь. "Мы понимали эту закономерность, - продолжает Юрий Горго. - А вот многих генералов озадачивал такой феномен, поскольку наша работа была засекречена. В Киевском университете был подсчитан экономический эффект от нашего внедрения. С учетом на затраты (200 тысяч рублей) за первые полгода он составил 2,5 млн рублей.

Вторая задача была посложнее: предстояло научиться во время боя получать текущую информацию об эмоциональном состоянии бойцов и воздействовать на него. В обмундирование были вмонтированы датчики, которые снимали кардиоритмы телеметрическим способом, то есть на расстоянии. Данные пропускались через радиостанцию, которая работала в режиме постоянной передачи информации.

Ритмокардиоанализаторы строили спектр реинтервалов по каждому человеку. Параметры высвечивались, и все можно было видеть и анализировать. "На фоне крепких словечек от командира бойцам и наоборот мы вырезали четыре канала, по которым шла информация. Экипаж об этом не подозревал", - вспоминает Юрий Горго.

Потом на ВДНХ СССР весь этот комплекс в рассекреченном виде получил золотую медаль с формулировкой "комплекс оценки эргономических характеристик операторов систем слежения". Дата внедрения была смещена, чтобы ни у кого не возникло ассоциаций с Афганистаном.

Сложнее было после анализа текущей информации принять корректирующие меры. Классифицируют шесть состояний: покой, норма, оптимальная работоспособность, сосредоточенная работа, предстрессовое состояние и стресс. В гарнизонах солдаты находились в состоянии оптимальной работоспособности. Когда выезжали на дорогу - в состоянии сосредоточенности. А стоило появиться чему-либо непонятному - наступало предстрессовое состояние, которое очень быстро могло перейти в стресс.

По реинтервалам очень трудно было проследить переход от одного состояния в другое. Пять состояний удавалось графически разграничить, а стресс по этим параметрам не выделялся. В дальнейшем ученые придумали выделять его по температуре кожи. В стрессовой ситуации температура кожи резко падает, а потом также резко поднимается к начальному уровню.

"Когда мы видели по приборам, что кто-то из бойцов оказался в предстрессовом состоянии, тут же предпринимали корреляционные действия. Из командного пункта шел приказ командиру экипажа отвлечь "проблемного" бойца. Пытались переключить и с помощью громкого звукового сигнала, шедшего из наушников. Панику можно подавить, если с самого начала возникновения переключить на локальные действия.

Предпринимались попытки воздействовать цветом - зелеными, синими, красными лампочками. В ходе эксперимента выяснилось, что зеленый цвет - успокаивающий, фиолетовый и синий - тревожные, красный же - нейтральный, но оптимизирующий. Можно было подавать и функциональную музыку - успокаивающую или возбуждающую.

Военнослужащие, воевавшие против СССР в вооруженных отрядах моджахедов в Афганистане
(по состоянию на 15 февраля 1989 года, по данным Российского Союза ветеранов Афганистана ):

Аллояров Наназ Рузиевич - рядовой
Бакиров Соатнурат Парнанович - рядовой
Бекмуратов Мурат Эркинович - рядовой
Вылку Иван Евгеньевич - рядовой
Выродов Николай Анатольевич - рядовой
Копадзе Арчил Геннадьевич - рядовой
Лопух Андрей Андреевич - рядовой
Назаров Виктор Васильевич - младший сержант
Оленин Алексей Иванович - рядовой
Прокопчук Валерий Константинович - рядовой
Соатов Ильяс Муминович - рядовой
Степанов Юрий Федорович - рядовой
Ташрифов Курбанали Хукматулпаевич - рядовой
Тихонов Алексей Рольтович - сержант
Фатеев Сергей Владимирович - рядовой
Ходимуратов Мурнамат Ашурович - младший сержант
Выродов Николай Анатольевич - рядовой (в личной охране Гульбетдина Хекматияра)
Гульгельдинов Давлетназар - рядовой
Дубина Валентин Николаевич - рядовой
Абдулгапуров Магомед Камиль-Магомедович - рядовой
Абдурашидов Исуф Абдуллагаевич - рядовой
Акильбеков Искандер Джиенбекович - рядовой
Алтыев Кумин Султанович - младший сержант
Альбатов Рамазан Шахимович - младший сержант
Байкеев Наиль Фаридович - рядовой
Бондарев Сергей Николаевич - рядовой
Бык Виктор Константинович - рядовой
Быстров Николай Николаевич (Исламуддин) - рядовой (в личной охране Ахмад Шаха Масуда)
Варварян Михаил Абрамович - рядовой
Воронцов Сергей Владимирович - рядовой
Ворсин Павел Георгиевич - младший сержант
Гринык Игорь Ильич - рядовой
Еременко Николай Валентинович - рядовой
Зверкович Александр Анатольевич - рядовой
Зуев Алексей Алексеевич - рядовой
Карпенко Валентин Петрович - прапорщик
Каширов Владимир Николаевич - рядовой
Кочкоров Оразали Токтоназарович - рядовой
Красноперов Сергей Юрьевич - рядовой
Кривоносов Алексей Петрович - лейтенант
Лазаренко Василий Егорович - рядовой
Левенец Александр Юрьевич - рядовой
Левчишин Сергей Николаевич - рядовой
Малышев Александр Сергеевич - рядовой
Мальцев Валерий Валентинович - рядовой
Махмадназаров Хазрат Аблакунович - младший сержант
Миколайчук Николай Владимирович - рядовой
Мишаков Юрий Владимирович - рядовой
Нестерев Сергей Анатольевич - рядовой
Петров Николай Иванович - рядовой
Петиков Евгений Викторович - рядовой
Пихач Василий Васильевич - рядовой
Рощупкин Алексей Васильевич - сержант
Саминь Николай Григорьевич - младший сержант
Соколов Николай Владимирович - рядовой
Талашкевич Анатолий Александрович - рядовой
Федоров Василий Еремеевич - рядовой
Хахалев Василий Викторович - младший сержант
Худалов Казбек Ахтемирович - старший лейтенант
Цевна Геннадий Анатольевич - рядовой
Чехов Виктор Тиранович - сержант
Чупахин Виктор Иванович - рядовой
Швец Виктор Владимирович - рядовой
Язханов Бешингельды - рядовой

Находились в розыске (на 15 февраля 1989 года) - 334 человек , из них:
пропали без вести - 316 человек
интернированы в другие страны - 18 человек
в плену у моджахедов - 39 человек
вернулись на Родину - 6 человек.

Кроме 13833 человек (из состава ОКСВ), погибло:
сотрудников КГБ СССР - 585 человек
сотрудников МВД СССР - 28 человек
военных советников, специалистов и переводчиков - 180 человек.

Занят подготовкой к всевозможным юбилейным мероприятиям: ровно 25 лет назад, 15 февраля 1989 года, завершился вывод советского военного контингента из Афганистана. На стенах развешаны карты Кабула и Афганистана, фуражка афганского полицейского, бейдж с логотипом НАТО в каком-то массивном чехле и множество других артефактов. Сам он участия в том конфликте не принимал, его с «афганом» связывают поколение друзей-офицеров и работа — возвращать пропавших без вести на той войне солдат уже не существующей Советской армии. Комитет по делам воинов-интернационалистов, созданный в 1992 году при совете глав правительств стран СНГ под руководством Руслана Аушева, фактически единственная организация, которая занимается таким поиском. По официальной статистике, за время боевых действий на территории Афганистана попали в плен и пропали без вести 417 военнослужащих, 130 из них были освобождены в период до вывода советских войск. Судьба большинства остальных до сих пор неизвестна. В долгих и кропотливых поисках каждого отдельного военнопленного Лаврентьев чаще находит могилы с их останками, реже кого-то обнаруживает живым где-то вдали от родины. За 20 лет 30 бывших пленных были найдены живыми, 22 вернулись домой, 8 — остались там же, где их обнаружили.

— Уже 25 лет прошло с момента окончательного вывода советских военных с территории Афганистана. Вы и сейчас продолжаете находить живых из числа пропавших солдат?

— В позапрошлом году нашли одного человека в Голландии. Это сержант Абдулин, башкир из Челябинской области. Он попал в плен и долгое время провел в Пакистане в тюрьме. Туда довольно много переправляли пленных. Люди годами в ямах сидели уже после вывода советских войск. Ведь граница Афганистана и Пакистана — вещь достаточно условная. Когда-то Индия владела этими территориями, потом провели искусственную линию — так называемую линию Дюрана. На самом деле это зона племен пуштунов, которые никогда не признавали проведенной границы. «Это наша земля. Почему кто-то ее делит?» — говорили они. Во время войны наши не могли нарушать границу Пакистана, а они переходили ее свободно. В Пакистане были в том числе и лагеря для пленных советских солдат. Часть из них — около двадцати человек — были вывезены на Запад. В этом участвовали как частные лица, так и различные международные организации, например «Врачи без границ» или американская журналистка советского происхождения Людмила Торн.

Выкупали, договаривались и вывозили. В числе переправленных в Европу оказался и Абдулин. Это произошло уже в 90-е годы. Но здесь уже после освобождения о нем никто ничего не знал. Найти его было очень сложно. Процесс занял долгое время. Я действовал через Комитет . Пытались сделать это и по другим каналам — через , другие наши органы.

В Голландии действует что-то вроде программы защиты свидетелей — Абдулин уже давно живет под другим именем, и разгласить его данные без его личного согласия никто не имеет права.

На Западе с этим очень жестко. Мы даже, когда узнали город, где он живет, — не буду его называть — обращались к ним в мэрию через города-побратимы. Нам ответили, что только после письменного согласия Абдулина на предоставление информации конкретному лицу мне дадут эти сведения. Я полетел к его брату в Челябинскую область, подключил наши контакты в штаб-квартире Красного Креста в Женеве — писали вместе с ними запрос. В итоге все-таки подтвердили: да, это он, пропавший без вести сержант Абдулин.

Мы в комитете сами тоже вытаскивали людей из Пакистана, прямо из тюрем. Был короткий период, когда нам в Пакистане помогала покойная Беназир Бхутто, тогдашний президент, которую потом убили, в Афганистане — один из известных лидеров Бурхануддин Раббани, которого потом тоже убили. Был период такого просветления, связанный с ними: людей просто выводили к представителям комитета и говорили: «Это вот ваши. Теперь сами с ними разбирайтесь».

Положение у пленных было разным. Кто-то так и умер в ужасных условиях, кому-то, как, например, Николаю Быстрову, посчастливилось попасть к великому лидеру Ахмад Шаху Масуду. Это был настоящий воин, который не то что сам не расстреливал пленных, а наказывал своих командиров за жестокое обращение с ними.

Уникальный, конечно, был человек. остался у него в отряде личным телохранителем, двенадцать лет там прожил.

— Да, это известная история, ставшая уже сюжетом для российских телесериалов. Расскажите другую — о Бахретдине Хакимове, одном из последних обнаруженных вами военнопленных, который нашел второй дом в Афганистане.

— Там непростая история. Не на все вопросы нашлись ответы. Юридически доказать, что найденный человек — Хакимов, мы не можем. Я с ним встречался три раза. Он излагает каждый раз разные версии своей истории, иногда откровенно бредовые. Да, он рассказывает часть биографии Хакимова, а потом у него включается какая-то «другая программа», и он начинает нести откровенный бред.

— Вы лично давно последний раз были в Афганистане?

— В прошлом году летал туда пять раз, последний раз в ноябре. За последние годы, с приходом международной коалиции, обстановка там сильно осложнилась. Сейчас в Афганистане, по-моему, нигде, кроме Кабула, не встретишь иностранца. Их просто отстреливают. Уже под Кабулом идут регулярные бои. В прошлом году, осенью когда ездил, километрах в восьмидесяти от Кабула три дня шел бой. оседлали дорогу и долбали все подходящие правительственные войска три дня, потом ушли. Юг страны уже оторван.

В Герате мы уже не можем решать задачи спокойно, даже несмотря на то, что у нас там есть мощные покровители — люди авторитетные в чисто российском понимании этого слова.

Александр Лаврентьев фото из личного архива

Надо понимать, что государства там нет. Центральной власти в стране нет. В каждом регионе — свой лидер. В одном месте это может быть сильный губернатор, как в провинции Балх на границе с Узбекистаном, — такой суровый тафгай Атта Нур, — в другом ситуацию контролируют откровенные бандиты, наркомафия.

— Как вообще сейчас можно попасть в Афганистан, насколько это рискованное путешествие?

— Только самолетом. Другого транспорта за пределы страны нет. Раз в неделю летает рейс Москва — Кабул афганской государственной авиакомпании, но сейчас я летаю через Дубай. Несколько раз добирался через Таджикистан — из Душанбе можно нанять машину до границы с провинцией Кундуз. Сейчас там уже небезопасно.

Еще два года назад я там спокойно мог ходить по городу, переодевшись, конечно, в местную одежду. Смесь народов там такая, что внимание на меня не обращали. Сейчас уже не так.

Осенью был там у наших помощников. Прилетел на самолете — дорога из Кабула через перевал Саланг просто никакая. Слово «отвратительная» не подходит — ямы с мой рост, триста километров надо ехать шестнадцать часов. Зато раз в неделю из Кабула летает старенький Ан-24 — ему, наверное, лет сто. Билет стоит где-то $100. Так вот последний раз друзья встретили на машине, просили не выходить из нее.

— Смотрю, у вас на стене удостоверение с гербом , есть какие-то рабочие взаимоотношения с представителями сил НАТО в Афганистане?

— К сожалению, кроме слов, с их стороны ничего нет. Я пытался наладить взаимоотношения со штабом вооруженных сил, с американским посольством. Реальной помощи никакой. В штабе у меня встреча с руководством так и не состоялась, в американском посольстве в Кабуле меня фактически допрашивали три часа. Пришлось объяснять им, кто я такой, хотя мы ведь не какие-то люди с улицы, мы официальная организация при совете правительств стран СНГ, я член комиссии по делам военнопленных и пропавших без вести при президенте Российской Федерации, меня много лет знают лично в руководстве авторитетнейшей организации ветеранов армии США. Я им даже назвал имена знакомых из посольства США здесь в Москве. Так не сотрудничают. Ветеранские организации — другое дело. И мы им помогаем, и они нам.

В Соединенных Штатах розыск пропавших — дело государства. Причем дело высокоприоритетное. В есть целое управление, есть целое командование с огромным штатом, с лабораториями, с приличным бюджетом. Ищут пропавших еще с войны в Корее, во Вьетнаме. Недавно у нас на Дальнем Востоке была экспедиция по поиску самолета времен ленд-лиза. Мои друзья-генетики участвовали в этом. Американцы прилетели на нескольких вертолетах, с огромным количеством оборудования. У нас по-другому.

Экспедиция — это я, помощник-афганец, иногда охранник с автоматом. Так и ходим по горам с лопатой, людей отлавливаем местных: «Воевал с шурави (афганское название советских специалистов и служащих Советской армии. — «Газета.Ru»)? — Воевал. — Может, знаешь, где хоронили, расстреливали, может, кто-то в плену жил?»

— Афганцы, которые воевали против советских войск, относятся к вам с пониманием?

— Это, может быть, будет не совсем понятно, но да, это так. Я первый раз приехал в Афганистан встречаться именно с теми, кто воевал, потому что у них больше всего информации. Для меня их отношение было шоком. Почти 100% воевавших афганцев, за редчайшим исключением, были рады меня видеть: «Шурави? Советский, да? Слушай, пойдем, хоть посидим, чаю попьем, плов поедим, поговорим. Мы вас уважаем». Это удивительно!

В Герате, где мы работаем, есть один очень интересный человек. Он воевал все эти годы, лет с пятнадцати. Сейчас миллионер, помогает нам вовсю. Отгрохал там музей огромный — целая панорама, как у нас Бородинская. Отдельное здание специально построил, мозаикой отделанное. Мы часами сидим втроем — у меня там еще великолепный переводчик, пожилой афганец, он служил офицером правительственных войск. Мы беседуем о войне, о мире, у нас мало противоречий. Есть общее понимание, что война — это трагедия, горе всем, тем более та война.

Многие афганцы помогают. Кто-то сначала боится. Думает, мы тут пришли искать его, а он, может, расстреливал кого-то сам или видел, как расстреливали: «Вдруг вы меня привлечете к ответственности? Возьмете и сами тут расстреляете?»

Приходится убеждать: «Я не правительство. Я в вашей стране один. Вы меня можете сами расстрелять. Меня матери просят найти, ради бога, живого, не живого, хоть косточки привезти». И вот это им становится абсолютно понятно. Тогда, конечно, начинают рассказывать.

Помню, один афганец долго не говорил, где расстреляли солдата. Старейшина кишлака высоко в горах. Он нас долго рассматривал, потом говорит: «Я с тех пор шурави не видел». Мужики работу побросали. Пацанва сбежалась, бачата («бача» на дари — «мальчик, ребенок»). Для них это было событие! Наша Toyota, кстати, недалеко от кишлака свалилась с дороги, съехала по склону — втроем бы не вытащили ни за что. Весь кишлак сбежался помогать, с мотыгами, с лопатами. На руках вытащили и на дорогу поставили. В этом кишлаке нам показали останки . Мы его захоронили в Санкт-Петербурге. Родители у него умерли уже. Тетя осталась. Ей еще говорили некоторые соседи, когда узнали, что племянник без вести пропал: «Серега, может, перебежал, предатель». Но мы нашли не только его, но и свидетелей: парень в бою погиб. Просто скатился по склону, и тело не увидел сразу никто. Местные потом его в щель спрятали и камнями заложили. Самое удивительное, что даже его документы нашлись.

«Вот это у него в кармане лежало», — сказал тот старик, который не хотел ничего рассказывать, и вынес мне, знаете, советский такой водительский талон, в котором еще за нарушения дырки кололи.

Представляете, сколько лет прошло, а он хранил его все это время. Я не понял сначала... А знаете, в чем дело? Ведь у простых афганцев, у них нет, как у нас, каких-то бумаг, документов, паспортов. Для них этот талон был чем-то таким... Очень важным.

— Часто в обмен на информацию просят деньги?

— Иногда просят. К сожалению, присутствие западных войск за пять с половиной лет развратило афганцев. Особенно в Кабуле это заметно. Там и гражданские специалисты, и военные, и сотрудники международных организаций работают. Получают они очень много. Для Афганистана вообще безумные деньги. Поэтому они их там швыряют не глядя. Городские афганцы тоже уже к деньгам привыкли, да и не только городские. Вот был случай: есть место, где, мы подозреваем, находятся останки двоих наших ребят, а мы не можем туда пробиться. Мулла и старейшина кишлака просит $300 тыс. Приехал мой помощник, местный. «Ну ты им объяснил?» — спрашиваю. «Да я им по-всякому объяснял», — говорит. «Ты спроси, они всем кишлаком такую сумму видели когда-нибудь вообще?» — объясняю. Нет вот, уперлись.

— Могут обмануть в такой ситуации?

— Могут. Обманывают, к сожалению, на каждом шагу — обычная ситуация. Иногда человек поначалу рассказывает все, что хочешь, а второй раз встречаешься — говорит совершенно другое. Были случаи, когда пытались раскопать на афганском кладбище могилу и нам принести непонятно чьи кости. Но мы работаем над идентификацией на солидном уровне, собрали более 200 образцов крови для молекулярно-генетических исследований. Иначе уже никак не определишь: останки очень плохие, но ДНК извлечь можно. Потом сравниваем полученные образцы с банком генетической информации, по родственникам. У нас официальные отношения с двумя лабораториями — в Москве и в Ростове-на-Дону. Мы долго этого добивались, чтобы дело идентификации было поставлено на государственную основу. Теперь в Минобороны есть нужные документы, поручения и т.д.

Люди, которые с нами работают, ведут подобные исследования уже десятилетия. В Москве — , уникальнейший специалист, в Ростове — , моложе, но доктор наук, написал массу научных трудов. У него сейчас в Ростове 12 останков наших находятся на исследовании. Это в кино сегодня нашли останки, завтра уже ДНК готов, только руки потирают. На самом деле все не так. Тем более с останками, которые 30 лет в земле пролежали. Исследования занимают месяцы, а иногда и годы. Нужно еще извлечь ДНК из этих останков — там же не остается органики. Вот они придумывают новые методики. Мы им помогаем. За счет комитета закупаем препараты дорогие очень. Сотни тысяч на это уходит.

— На какие средства вы всем этим занимаетесь?

— С 1992 года по 2009 год комитет существовал за счет самофинансирования — да чего скрывать, средств, найденных в основном у друзей Руслана Аушева. Фактически на пожертвования. Тем не менее искали, ездили… В Афганистан, в Саудовскую Аравию... Находились люди, находились деньги. В 2009 году мы наконец сумели пробить долевое финансирование правительств СНГ. Правда, не все подписали и не все платят деньги, но зато и люди до сих пор помогают. Чтобы вы понимали: просто поездка на три недели в Кабул обходится от $10 тыс. и более. Гостиницы в Кабуле, кстати, недешевые, часто охрану приходится нанимать. Втроем, вчетвером поехать выходит уже $20 тыс.

— Среди людей — участников афганской войны немало вполне успешных предпринимателей, людей более чем обеспеченных. Есть ли среди них те, кто вам помогает?

— Этот круг очень узок. Иногда я не хочу понимать, почему для собрали десятки миллионов рублей, а когда мы с проводим марафон по сбору средств на дорогостоящие операции для участников боевых действий в Афганистане, то за неделю собирают только 80 тыс. руб. При том что одна операция стоит сотни тысяч. В основном все наши расходы покрывают люди, которых лично находит. Существует круг людей, для которых Герой Советского Союза Руслан Аушев — авторитет.

— Насколько я знаю, у вас есть точный список пропавших без вести на той войне. Сколько их сейчас?

— На сегодня 264 человека. За последние пять лет мы список сократили на шесть человек. Одного живого нашли, трое останков опознали — захоронили одного в России, двоих в Казахстане. Кстати, из Казахстана один, русский, а второй, Абдулхаким Ергишов, узбек. Плюс вычеркнули из списка Валеру Кускова с Украины. Достоверно установлено, где он захоронен, в Афганистане. Маме доведено. Она согласилась, что изымать останки не будем. Есть свидетель, который его хоронил, Александр Левенец. Он живет там сейчас, остался в Афганистане. Он Валеру и хоронил там, на мусульманском кладбище.

Мы также подтвердили свидетельскими показаниями гибель еще одного бывшего пленного украинца — . Я нашел его сына там, в Афганистане.

Их родство подтверждено юридически. Я взял у сына кровь, а в базе данных у нас уже была кровь сестры погибшего — тети этого парня. Теперь у меня есть акт судебно-медицинской экспертизы — официальный документ правомочный. Тетя на Украине живет, в Харькове. Когда я был в Кабуле, мы устроили телемост. Скайп — великое дело. Пообщалась со своим племянником. Ему за 20 уже, Исмат зовут. В кишлаке всю жизнь жил, у него даже документов никаких не было. Сейчас его перетащили в Кабул. Он срочно учится, потому что даже школу не кончал. Сейчас, наверное, сдал уже за десятый класс. Экстерном все, пашет как проклятый. Ему помогает Общество Красного Полумесяца Афганистана, точнее, лично его руководитель Фатима-Ханум Гаилани. Фактически за свои деньги она его перетащила в Кабул, устроила учиться, одела. Конечно, очень хотел бы, чтобы он приехал сюда, хоть посмотреть. В России мы все это решили бы, но родственники остались на Украине, я не могу за них решать.

Итого за последние пять лет шесть человек мы уже вычеркнули из списка и еще двенадцать останков на идентификации. Опознать нужно каждого, а ведь есть еще десятки людей, которые утонули в горных афганских реках, и тела их до сих пор не нашли. Здесь у меня раньше в кабинете папки лежали на каждого, сейчас все в электронном виде. Любую информацию о каждом мы по крупицам собираем туда.

— А этот костюм красивый на двери откуда у вас?

— Это из Казахстана, национальный костюм. Мы когда хоронили там ребят, я не ожидал такой реакции. В Щученск хоронить Алексея Зуева ездил сам Руслан Султанович, он оттуда родом, а в Туркестан — город такой там есть — хоронить Абдулхакима я ездил. Город с населением 150 тыс. человек жил только этим событием. На площади, где стоял гроб с останками, собрались тысячи людей. Подиум сделали для выступлений. Подошла к микрофону его мать, узбечка, — город узбекский, говорила тоже по-узбекски. Неграмотная деревенская женщина. И говорила так, что у людей на площади, у десантников-ветеранов, у детей потекли слезы. Мне потом перевели, что она рассказывала: у нее было восемь детей, которых она растила, и был среди них самый умный и самый красивый, который ушел тридцать лет назад и не вернулся. «Слава Аллаху, хоть косточки его теперь похоронят, и я смогу спокойно умирать», — сказала эта женщина.

— Сейчас модно искать «духовные скрепы», все упражняются в поисках моральных, нравственных ценностей и ориентиров. За большие деньги снимается патриотическое кино. Как думаете, почему вот эта идея поиска пропавших солдат не стала до сих пор популярной, востребованной?

— Понимаете, этим занимаются люди, которых уже не надо ни в чем убеждать. Нас учили слово «Родина» писать с большой буквы, учили поступать так. Помните, у Маяковского: «Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: Что такое хорошо и что такое плохо?» А сейчас ни хрена не спрашивает никто об этом.

По официальным данным, за период Афганской войны 1979-1989 годов в плен попали около 330 советских военнослужащих. Из них в живых остались около 150 человек. Хотя на самом деле хпленных, скорее всего, было больше. Какая же судьба ожидала тех, кто имел несчастье оказаться во власти моджахедов?

Афганские мученики
Некоторым военнопленным везло. Одни соглашались принять ислам и даже воевать против своих - и оставались в живых, получали новые имена, заводили семьи, даже делали военную карьеру… Других обменивали или же передавали западным правозащитным организациям. Но большинство оказывались в аду, откуда практически нереально было выбраться живыми.

Традиции радикального ислама призывают к мученической смерти неверных - это своего рода гарантия «попадания в рай». К тому же, изуверства должны были служить средством устрашения противника - не зря искалеченные останки пленных часто подбрасывали к советским гарнизонам.

«Утром на второй день после вторжения в Афганистан советский часовой заметил пять джутовых мешков на краю взлетно-посадочной полосы авиабазы Баграм в окрестностях Кабула, - пишет американский журналист Джордж Крайл в книге “Война Чарли Уилсона”. - Сначала он не придал этому большого значения, но потом ткнул стволом автомата в ближайший мешок и увидел выступившую кровь. Были вызваны эксперты по взрывотехнике, проверившие мешки на наличие мин-ловушек. Но они обнаружили нечто гораздо более ужасное. В каждом мешке находился молодой советский солдат, завернутый в собственную кожу».

Этих пленных солдат подвергли зверской казни под названием «красный тюльпан». Сначала им вводили большую дозу наркотика, затем подвешивали за руки, надрезали кожу вокруг всего тела и заворачивали вверх. Когда действие наркотика заканчивалось, приговоренный испытывал сильнейший болевой шок. Как правило, люди сначала теряли рассудок, а потом умирали медленной смертью…

«Одну группу пленных, с которых содрали кожу, повесили на крюках в лавке мясника. Другой пленный стал центральной игрушкой аттракциона под названием „бузкаши“ — жестокого и дикарского поло афганцев, скачущих на лошадях, выхватывая друг у друга вместо мяча обезглавленную овцу. Взамен нее они использовали пленника. Живого! И он был разодран буквально на куски».

Жизнь в преисподней
Если пленных не собирались убивать, то обычно держали в подземных «казематах». Вот рассказ одного из них, уроженца Хмельницкой области Дмитрия Бувайло, освобожденного в декабре 1987 года:

«Несколько дней держали в замаскированной норе-пещере в кандалах. В тюрьме под Пешаваром, куда меня заточили, пища была из одних отходов… В тюрьме по 8-10 часов ежедневно охранники заставляли учить фарси, заучивать наизусть суры из Корана, молиться. За любое неповиновение, за ошибки в чтении сур избивали свинцовыми дубинками до крови».

В пакистанском лагере Мобарез пленников держали в пещере, где не было ни света, ни свежего воздуха. Каждый день их подвергали пыткам и издевательствам. Многие не выдерживали и кончали с собой.

Смерть или предательство?
Наверное, самым знаменитым из советских военнопленных в Афганистане можно назвать генерал-майора авиации, Героя Советского Союза Александра Руцкого - бывшего вице-президента Российской Федерации. В апреле 1988 года он был назначен заместителем командующего военно-воздушными силами 40-й армии и направлен в Афган. Несмотря на высокий пост, Руцкой сам участвовал в боевых вылетах. 4 августа 1988 года его самолет был сбит. Александр Владимирович катапультировался и через пять дней был захвачен душманами Гульбидина Хекматиара. Его били, подвешивали на дыбе… Потом передали пакистанскому спецназу. Оказалось, сбитым пилотом заинтересовались в ЦРУ. Его пытались завербовать, заставить открыть подробности операции по выводу советских войск из Афганистана, предлагали новые документы и различные блага на Западе… К счастью, информация о том, что он находится в пакистанском плену, дошла до Москвы, и в конце концов, после нелегких переговоров, Руцкого удалось освободить.

Для многих советских военнопленных единственной альтернативой мученической смерти являлось предательство Родины, согласие сотрудничать с моджахедами или западными спецслужбами. Но далеко не все выбрали жизнь в обмен на совесть…

Говорят, что война не заканчивается, пока не похоронен последний солдат. Афганский конфликт закончился четверть века назад, но мы не знаем даже о судьбе тех советских воинов, кто после вывода войск остался в плену у моджахедов. Данные разнятся. Из 417 пропавших без вести 130 были освобождены до развала СССР, более сотни погибли, восемь человек были завербованы противником, 21 стали «невозвращенцами». Такова официальная статистика. В 1992 году США предоставили России информацию еще о 163 российских гражданах, пропавших в Афганистане. Судьба десятков солдат остается неизвестной.

Бахретдин Хакимов, Герат. Его призвали в армию в 1979 году. В 1980-м пропал без вести во время боя в провинции Герат, был официально назван убитым. На деле оказался тяжело ранен в голову. Местные жители подобрали его и выходили. Скорее всего, именно ранение привело к тому, что Хакимов практически забыл русский язык, путает даты и названия. Иногда называет себя офицером разведки. Психологи объясняют, что при таких ранениях огромна вероятность формирования ложной памяти, перестановка дат и имен.

Бахретдин Хакимов сейчас живет в Герате на территории музея Джихада в маленькой комнате.

Фотограф Алексей Николаев отыскал бывших советских солдат, которые рассказали ему свои удивительные истории о жизни в неволе и после, в миру. Все они долгое время прожили в Афганистане, приняли ислам, обзавелись семьями, говорят и думают на дари – восточном варианте персидского языка, одном из двух государственных языков Афганистана. Кто-то успел повоевать на стороне моджахедов. Кто-то совершил хадж. Некоторые вернулись на Родину, но иногда их тянет обратно в страну, которая дала им вторую жизнь.

«Об Афганистане я впервые услышал от моего отчима. Он служил в западной провинции Герат, сражался в районе Шинданда. Мне он практически ничего не рассказывал о той войне, но к нам часто приезжали его сослуживцы. Тогда табу на Афган временно снималось, и я заслушивался историями с далекого удивительного Востока – одновременно забавными и печальными, героическими и трогательными. Иногда спокойные и сдержанные разговоры перерастали в жаркие споры, но о чем – в том возрасте я понять не мог.

Николай Быстров попал в плен в 1982 году: старослужащие отправили в самоволку за анашой. Раненого и плененного, Быстрова увели в Панджшер, на базу моджахедов, где произошла его встреча с Амад Шахом Масудом. В дальнейшем Николай принял ислам и стал личным телохранителем Ахмад Шаха. Вернулся в Россию в 1999 году с афганской женой и дочерью.

Николай Быстров с семьёй живёт в краснодарскомм крае, станица Усть-Лабинская.

Афганистан вернулся в мою жизнь много позже, после разговора с фоторедактором Олесей Емельяновой. Мы задумались о судьбе советских военнопленных, пропавших без вести в ходе войны 1979-1989 годов. Оказалось, что их много, они живы, а их судьбы уникальны и не похожи одна на другую. Мы начали искать "афганцев", общались, договаривались о встречах. После первого разговора с бывшим военнопленным я понял, что уже не смогу остановиться. Захотелось найти всех, кого возможно, поговорить с каждым, услышать и понять их судьбу. Чем для них стал плен? Как они справились с поствоенным синдромом и справились ли вообще? Что они думают о стране, которая послала их на войну и забыла вернуть обратно? Как они построили свою жизнь после возвращения на Родину? Эти человеческие истории затягивали, и вскоре стало ясно, что мы создаем один большой уникальный проект. Я понял, что должен увидеть войну глазами афганцев, и решил найти в том числе тех русских ребят, которые после плена остались жить в другой культуре, в другом мире.

Юрий Степанов на работе в цеху. Приютово, Башкирия.

Юрий Степанов с семьёй. Рядовой Степанов попал в плен в 1988 году и считался погибшим. На деле принял ислам и остался жить в Афганистане. Вернулся в Россию в 2006 с женой и сыном. Живёт в Башкирии, село Приютово.

Поездка в Афганистан была сродни прыжку в холодную воду. Я впервые оказался в стране, которая воюет десятилетиями, где правительство сражается с большей частью населения, а иностранное вторжение воспринимается привычно, поскольку никогда не заканчивается оккупацией. Это фантастический мир, все краски которого можно разглядеть лишь в объектив фотокамеры.

Поездки по Афганистану – как путешествие на машине времени. Покидаешь пределы Кабула и ты – в 19-м веке. В некоторых местах люди столетиями не меняют образ жизни. В Чагчаране о цивилизации напоминали только остовы БТР и оторванные башни танков вдоль обочин. Местные подозрительно реагировали на человека с камерой, но пары слов на русском оказалось достаточно, чтобы встретить радушный прием. Здесь прекрасно помнят, что именно русские построили единственную больницу в округе и проложили дороги к нескольким аулам. Войну с Советами практически никто не обсуждает, да и сколько уже новых военных конфликтов прокатились по многострадальному Афгану с 80-х... А советская больница по-прежнему служит людям.

Александр (Ахмад) Левенц.

Геннадий (Негмамад) Цевма. Александру (Ахмаду) Левенцу и Геннадию (Негмамаду) Цевме по 49 лет. Оба уроженцы юго-восточной Украины (один из Луганской, второй – из Донецкой области), оба попали в Афганистан во время срочной службы. Осенью 1983 года оказались в плену, приняли ислам, женились, а после вывода советских войск осели в городе Кундуз на северо-востоке страны. Геннадий – инвалид и передвигается с трудом. Александр работает таксистом.

В Афганистане удивительно красиво и жутко небезопасно. Помню, на обратном пути из города Кундуз на самой высокой точке перевала у машины порвался ремень ГРМ. Часть пути мы просто катились под уклон, иногда подталкивая машину на ровных участках дороги. Поражались горным красотам и молились, чтобы нашу черепашью процессию кто-нибудь не подстрелил ненароком.

Первые несколько недель после возвращения в Москву меня не покидало ощущение, что стоит повернуть за угол Тверской, как я увижу мужчин, жарящих шиш-кебаб, торговцев коврами, птичий рынок и женщин, скрытых за ярко-голубыми бурками. Мой друг говорил: "Либо ты возненавидишь эту страну на первый день, либо влюбишься на третий". Не влюбиться было невозможно».

История Сергея Красноперова

Прилетев в Чагчаран рано утром, я отправился к Сергею на работу. Доехать можно было только на грузовом мотороллере - еще та была поездка. Сергей работает прорабом, у него в подчинении 10 человек, они добывают щебень для строительства дороги. Еще он подрабатывает электромехаником на местной ГЭС.

Принял он меня настороженно, что естественно - я был первым российским журналистом, который с ним встретился за все время его жизни в Афганистане. Мы побеседовали, попили чай и договорились встретиться вечером для поездки к нему домой.

Но мои планы нарушила полиция, окружив меня охраной и заботой, которая заключалась в категорическом нежелании выпускать меня из города к Сергею в аул.

В итоге несколько часов переговоров, три или четыре литра чая, и меня согласились отвезти к нему, но с условием, что мы не будем там ночевать.

После этой встречи мы много раз виделись в городе, но дома я у него уже не бывал - было опасно выезжать из города. Сергей говорил, что все теперь знают, что тут журналист, и что я могу пострадать.

С первого взгляда о Сергее сложилось впечатление как о сильном, спокойном и уверенном в себе человеке. Он много говорил о семье, о том, что хочет переехать из аула в город. Насколько я знаю, он строит в городе дом.

Когда я задумываюсь о его будущей судьбе, я спокоен за него. Афганистан стал для него настоящим домом.

Я родился в Зауралье, в Кургане. До сих пор помню свой домашний адрес: улица Бажова, дом 43. Оказался в Афганистане, а под конец службы, когда мне было 20 лет, ушел к душманам. Ушел, потому что не сошелся характером со своими сослуживцами. Они там все объединились, я был совсем один - меня оскорбляли, ответить я не мог. Хотя это даже не дедовщина, потому что все эти парни были со мной из одного призыва. Я ведь, в общем, и бежать не хотел, хотел, чтобы тех, кто надо мной издевался, наказали. А командирам было все равно.

У меня даже не было оружия, а то бы сразу их убил. Зато духи, которые были близко к нашей части, меня приняли. Правда, не сразу - дней на 20 меня заперли в каком-то маленьком помещении, но это была не тюрьма, у двери были охранники. На ночь надевали кандалы, а днем снимали - даже если окажешься в ущелье, все равно не поймешь, куда идти дальше. Потом приехал командир моджахедов, который сказал, что раз я сам пришел, то сам могу и уйти, и кандалы, охранники мне не нужны. Хотя в часть я бы все равно вряд ли вернулся - думаю, меня сразу бы пристрелили. Скорее всего, их командир так меня испытывал.

Первые три-четыре месяца я на афганском не разговаривал, а потом постепенно стали друг друга понимать. К моджахедам постоянно ходили муллы, мы начали общаться, и я осознал, что на самом деле Бог один и религия одна, просто Иисус и Мухаммед - посланники разной веры. У моджахедов я ничем не занимался, иногда помогал с ремонтом автоматов. Потом меня приставили к одному командиру, который воевал с другими племенами, но его скоро убили. Против советских солдат я не воевал - только чистил оружие, тем более из той области, где я был, войска вывели довольно быстро. Моджахеды поняли, что если меня женить, то я сам с ними останусь. Так и вышло. Женился через год, после этого с меня совсем сняли надзор, раньше одного никуда не пускали. Но я по-прежнему ничем не занимался, приходилось выживать - перенес несколько каких-то смертельно опасных болезней, даже не знаю каких.

У меня шесть детей, было больше, но многие умерли. Они все у меня белокурые, почти славянские. Впрочем, и жена такая же. Я зарабатываю тысячу двести долларов в месяц, такие деньги здесь дуракам не платят. Хочу купить участок в городке. Мне губернатор и мой начальник обещали помочь, стою в очереди. Государственная цена небольшая - тысяча долларов, а продать потом можно тысяч за шесть. Выгодно, если все-таки захочу уехать. Как сейчас в России говорят: это бизнес.

Любая война страшна и многогранна. В ней - жуткий сплав, который вместил в себя героизм и предательство, мужество и трусость, победы и поражения. А еще боль, кровь и страдания. Советские солдаты в Афганистане предпочитали смерть плену. Вот почему у многих воинов была в запасе граната для себя - на крайний случай.

Вслух об ужасах войны

Воспоминания об увиденном и пережитом, о ребятах, отдавших свои жизни в Афгане, до сих пор не отпускают уже поседевших ветеранов. Большинство из них в составе ограниченного контингента молодыми мальчишками попали на афганскую землю. И там впервые они увидели настоящее лицо войны.

«Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в бою», - слова из песни времен Великой Отечественной знали, наверное, все. Но была и другая участь у солдата, когда по разным причинам он оказывался в плену:

1. Самый страшный вариант - это жестокие пытки и истязания. Казнить в этом случае душманы не торопились. Свидетельства очевидцев об этом говорят честно и сдержанно, без деталей.
2. Если повезло, шурави (так местные называли советских воинов) могли показательно обменять - вот мол, и моджахеды бывают гуманистами. Но таких случаев было мало.

Гораздо чаще предпринимались попытки сломить волю пленника, заставить отречься от Родины, присяги, семьи и веры. И чтобы «повязать кровью», требовали убивать таких же пленных, советских. Такова была плата за сохранение жизни.

Не все соглашались становиться палачами для своих. Тогда для них душманы устраивали изощренные пытки и издевательства.

По убеждениям афганских моджахедов враг должен мучиться, желательно долго. Это воспринималось как залог пропуска мусульманина после смерти в рай.

Но показательные казни, осуществленные с жестокостью средневековых инквизиторов, служили и для других целей:

• деморализации противника;
• устрашения остальных пленных;
• демонстрации собственного могущества перед местным мирным населением.

Нередко в глумлении над ранеными, попавшими в плен, участвовали не только моджахеды, но и женщины и даже подростки. Очевидцы рассказывали об отпиленных конечностях, отрезанных ушах, выколотых глазах, вспоротых животах… Тогда живые могли завидовать погибшим в бою.

Летчиков душманы привязывали на солнцепеке и разрезали брюшную стенку. Смерть была избавлением от страшных мучений, но приходила она нескоро.

«Красный тюльпан» и бузкаши

Особенно жестокой была казнь, которую по иезуитской логике назвали «красным тюльпаном». Накачанную наркотиками до беспамятства жертву подвешивали за руки и заворачивали кожу кверху, предварительно надрезав ее. Потом этот вывернутый кожаный «чулок» связывали над головой несчастного. Едва действие наркотика ослабевало, человек от болевого шока лишался рассудка и умирал в страшных мучениях.

Радикальные исламисты не видели ничего предосудительного в таком жестоком обращении с пленными. Моджахеды вполне могли устроить себе и другое развлечение: игру под названием «бузкаши». Она в какой-то мере напоминает европейское поло, но участники стараются отобрать у соперника тушу барана.

Только вот в роли трофея было не животное, а живой пленник. К концу дьявольской потехи жертва погибала. Отрубленная голова неверного также могла быть использована как мяч.

Афганская война забрала тысячи жизней молодых бойцов и оставила кровоточащие раны в сердцах их близких. Она навсегда изменила тех, кто выжил, наполнив души горькой памятью о погибших побратимах и болью, которая не проходит.

Из родного дома они уходили мальчишками. На войне - стали мужчинами. Погибшие воины-интернационалисты навсегда остались молодыми . И вечно будут жить в таком коротком и обжигающем слове «память».