1. Куртуазная лирика.

Что же такое средневековое рыцарство? Как социальное явление оно было порождением «брака по расчету», который за­ключили между собой феодальное государство и католическая церковь. Первы­ми рыцарями стали вооруженные монахи, вчерашние кресто­носцы, привычно отождествлявшие меч с крестом, один из лучей которого длиннее трех остальных, воспринимавшие его как символ силы, порядка и несокрушимой власти христианского императора.

После XII века появляется светское рыцарство. При дворах европейских государей и крупных феодалов постепенно груп­пируются специфические военизированные сообщества, члены которых называют себя рыцарями и посвящают все свои по­мыслы и устремления служению сюзерену и Прекрасной Даме. В целом рыцарство, безусловно, было позитивным общественным явлением, способ­ствовавшим появлению и развитию специфической куртуазной культуры.

Говорить о рыцарстве и не сказать о культе Прекрасной Дамы – это значит почти ничего не сказать. Скорее всего, он, действительно, берет свое начало от экстатического обожания Богоматери. В дальнейшем предметом поклонения становится светская красавица, занимающая самое высокое положение в обществе, как правило, жена короля или знатного вельможи.

Рыцарство как не самый обременительный род занятий оставляло немало досуга, который нередко заполнялся поэтическим творчеством. Куртуазная культура породила значительную по своим результатам литературу. Ведущими жанрово-родовыми формами, которые культивировались в ней, были лирика и роман – прямое следствие пробуждения лично­стного начала в сознании средневекового человека.

Своего наивысшего расцвета рыцарская лирика достигла во Франции, в этой поистине классической стране европейского феодализма. В южной ее провинции к концу XI–XIII веков образовалось государство, подчиненное метро­полии, – Прованс со своим достаточно отличным от северо­французского языком, со своими культурными традициями (связями со странами средиземноморского бассейна, в том числе и арабскими, а также живыми воспоминаниями об античности). Провансальские поэты-рыцари называли себя трубадурами (от глагола trobar, фр. trouver – находить, открывать).

Огромное значение они придавали технической стороне творчества, разработав богатейшую и спе­цифическую систему жанров, метрических и строфических форм. Им, как заметил в свое время Пушкин, принадлежит заслуга вве­дения в европейскую поэзию такого важного ее элемента, как рифма.

В тематическом отношении провансальская поэзия исклю­чительно разнообразна. Однако вне конкуренции была, как не­трудно догадаться, тема любви. Трубадуры намного опередили свое время, предвосхитив ренессансную реабилитацию законного права личности на свободную личную жизнь. Рыцарская любовь средних веков отнюдь не была супружеской любовью. Наобо­рот. В своем классическом виде, у провансальцев, рыцарская любовь устремляется к нарушению супружеской верности, и ее поэты воспевают это.

Со временем была выработана концепция любви как вели­кой силы, расшатывающей социальные преграды, уравниваю­щей влюбленных, к каким бы сословным, национальным или даже религиозным группам они ни принадлежали.

Пожалуй, наивысшим творческим достижением провансаль­ских трубадуров была тщательно разработанная ими система лирических жанров, среди которых наибольшей популярностью пользовались кансона, алъба, баллада, пастурелла, романс, тенсона, плач, сирвента. Каждый из них имел некую каноническую содержательную схему, которая могла так или иначе варьиро­ваться.

Кансоной называлась песня любовного или религиозного содержания с изысканной строфикой и рефренами.

«Цветом» провансальской любовной лирики была «альба» – «песня рассвета». Одна из характерных жанровых примет альбы – обязатель­ное присутствие в рефрене слова «рассвет».

«Антиальбой» можно было бы назвать серену, т.е. «вечернюю песнь», в которой лирический герой торопит не рассвет, а на­ступление вечера. Соответственно это ключевое слово обязательно для рефрена в конце каждой строфы.

Столь же строго канонизированным лирическим сюжетом, который, однако, мог варьироваться в определенных пределах, обладала пастурелла (буквально – пастушеская песнь).

Диалогическое начало дает о себе знать в жан­ре, который так и называется тенсона, т.е. песня-спор. Обычно это были произведе­ния, написанные двумя соавторами.

Любопытную жанровую метаморфозу претерпела баллада (в точном переводе танцевальная песнь). Действительно, первона­чально так называлась песня, исполнявшаяся во время танца на народных гуляниях. Однако в дальнейшем, когда словесный текст окончательно отделился от танцевальных па, термин «баллада» закрепился за содержательным комплексом, характерным для этих песен (лиро-эпическое повествование с налетом таинственности и тра­гизма).

Подобные структурные сдвиги произошли и с жанром ро­манса, и, не в последнюю очередь, с его терминологическим обозначением: в первичном употреблении романсом называлась просто «песня на романском языке», в дальнейшем – стихот­ворение чаще всего любовного содержания и как бы предназ­наченное для пения.

К жанрам политической лирики относились плач и сирвента (сирвентес). Сирвента (от прованс. sirventes – служащий) представляла со­бой полемически заостренное стихотворение, трактовавшее тот или иной политический либо социальный вопрос.

Северофранцузские поэты-рыцари труверы также внесли свой вклад в жанровую систему рыцарской лирики. Помимо жанров, изобретенных провансальскими трубадурами, они культивиро­вали ткацкие песни, песни о неудачном замужестве и песни о крестовых походах.

Чаще всего, конечно, соответствующие произведения писа­лись мужчинами, весьма искусно имитировавшими пережива­ния представительниц прекрасного пола, но было и немало слу­чаев собственно женского творчества (последовательницы Сап­фо парадоксальным образом пополняли собой, казалось бы, су­губо мужскую рыцарскую лирику; во всяком случае, до нас дошло не менее 30 имен трубадуров в юбке!).

Рыцарь-миннезингер – первый поэт-про­фессионал; в отличие от своего предшественника шпильмана. Дошедшие до нас жизнеописания поэтов-рыцарей свидетельствуют не только о высокой степени осознанности ими своего творчества, но и о новом направле­нии творческого интереса – к внут­ренней жизни и частной судьбе человека.

Тем не менее придворная литера­тура имела прежде всего развлекательную функцию и была предназна­чена не для чтения, а для исполне­ния – отсюда ее особая музыкаль­ная и поэтическая форма, направлен­ная на звуковое восприятие. В музы­кальном сопровождении использова­лись скрипка, арфа, лютня и ротта (вид арфы или лиры). Таким образом, миннезингер сочетал в себе поэта и композитора, певца и музыканта.

Вопросы для самоконтроля.

1. Что представляло собой средневековое рыцарство?

2. Где рыцарская лирика достигла своего расцвета?

3. Кто такие трубадуры?

4. Каковы основные жанры рыцарской лирики?

В XII и XIII вв. достигла расцвета лирическая поэзия рыцарства, нашедшая отражение в сочинениях трубадуров на юге и труверов - на севере Франции, а также в поэзии миннезингеров в Германии. Преобладающей темой поэзии трубадуров была любовь к Даме в специфической рыцарской, «куртуазной», форме.

Куртуазная лирика возникла раньше куртуазного романа и больше обязана связью с арабским востоком.

Гийом де Пуатье, граф Аквитанский – первый куртуазный поэт. Писал на окситанском языке.

Возникают поэтические школы

Трубадуры: Маркабрю, Джофре Рюдэль, Сэркамон, Бертрам де Борн, Бернард де Вентадор, Пейрэ Видаль.

Трувэры: Блондэль, Конон де Бетюн, граф Тибо де Шампань, король Ричард 1 Львиное Сердце.

Минизингеры(германские поэты, чаще всего благородного происхождения): Дер он Кюренберг, Дитмар фон Эйст, Генрих фон Вельдеве, Гартман фон Ауэ.

Куртуазная литература - совокупность литературных произведений западноевропейского христианского Средневековья, объединённых рядом тематических и стилистических признаков и связанных преимущественно с идеологией менестрелей.

Мировоззрение Куртуазной литературы характеризуется прежде всего ростом индивидуального самосознания. Героический эпос не знает индивидуальной чести, он знает лишь честь известного коллектива. Иначе - в Куртуазной литературе. В центре куртуазного романа стоит героическая личность - вежественный, мудрый и умеренный рыцарь, совершающий в далеких полусказочных странах небывалые подвиги в честь своей дамы. Мощь родового союза сведена на нет, герой куртуазного романа часто не знает точно своего рода-племени (воспитанный в семье вассала Тристан, выросший в лесу Персеваль, взращенный девой озера Ланселот); да и сеньор с его двором - лишь отправной и конечный пункт для похождений героя.

Авантюра интересует куртуазных поэтов не столько внешним сплетением событий и действий, сколько теми переживаниями, которые она пробуждает в герое. Конфликт в куртуазной литературе - это коллизия противоречивых чувств, чаще всего - коллизия рыцарской чести и любви.

Церковь предавала проклятию в качестве одного из семи смертных грехов - fornicatio - все виды внебрачных отношений; феодальная система лишала женщину прав наследования, ограничивала её экономические и политические права. И в героическом эпосе лишь на заднем фоне маячат бледные образы покорных и пассивных жен и невест воинственных витязей, например, «прекрасной Альды» - невесты Роланда.

Прованс - родина куртуазного служения даме - осуществляет впервые «раскрепощение» женщины из верхних слоев господствующего класса, уравнение её в правах наследования с мужчиной: в XII веке управление ряда крупных феодов - графства Каркассонского, герцогства Аквитанского, виконтств Безоерского, Нарбоннского, Нимского - оказывается в руках женщин.

Так создаются реальные предпосылки для феодализации отношений между знатной дамой - владетельницей феода - и слагающим ей панегирики служилым рыцарем. И как в феодальном мировоззрении служение сеньору сливается со служением Богу христианской церковной общины, так в куртуазной поэзии любовные отношения не только феодализируются, но и сублимируются до формы культа.

· Баллада

· Альба(«утрення песнь» о любви)

· Пастораль (диалог. Пастушка и рыцарь)

· Сирвента (полит. ориентир.)

· Тэнсона (тенцона. Пробраз философской лирики. Тибо де Шампань)

· Лэ (лирический стих, первонач. Фантастический, напр. о связи рыцаря и феи. Мария Французская)

Куртуазные поэты создали свою систему лирических жанров, восходящую к народным истокам и в то же время усложненную в соответствии с эстетическими установками провансальских поэтов. Ведущее место в этой системе занимала канцона , жанр сложный, изысканный, призванный уже формой своей передавать утонченность куртуазного чувства. Канцона представляла собой большой по объему текст, вмещающий в своей структуре пять-семь строф, часто завершающихся так называемыми торнадами (посылками). Если каждая строфа содержала, как правило пять- десять стихов, то торнады представляли более укороченную строфу из трех-четырех стихов, причем повторяющих метрическую структуру и рифмы заключительных стихов последней строфы. Назначение торнады предполагало вывод или обращение. Она могла, таким образом, содержать указание на имя воспеваемой дамы, чаще зашифрованное под условным именем – "сеньялем". Так, в одной кансоне Гильом Аквитанский называет свою даму "Воп Vezi" – "Добрый Сосед". Бернарт де Вентадорн в своих песнях может назвать даму "Отрадой Глаз" или "Опорой Вежества". Нам также известно, что прославленную внучку Гильома, Элеонору Аквитанскую, Бернарт называл "Жаворонком".

Уже само обозначение жанра (канцона – итал. "песня") подчеркивало его музыкальность. Последняя создавалась самой структурой строфы, которая распадалась на две или три метрически различные группы, создающие определенный мелодический рисунок за счет "восходящей" и "нисходящей" интонации и чередования длинных и укороченных строк. Часть с "восходящей интонацией", в свою очередь, делилась на "два шага", отмеченные сходным расположением строк и иногда тождественностью рифм. Связь между "восходящей" и "нисходящей" частями поддерживалась рифмой: первая рифма нисходящей части должна была "подхватывать" последнюю рифму восходящей части. М. Л. Гаспаров связывает принцип чередования строк разной длины в канцоне с ее истоками, восходящими к хороводной народной песне: "хоровод под напев двигался на полкруга, потом под напев (того же ритма) возвращался попятным движением к исходному положению, а потом, наконец, под напев нового ритма совершал полный оборот. Эта структура – две короткие части одинакового строения и одна длинная иного строения – сохранилась и в строфе литературной канцоны". Приведем пример из канцоны мастера "изысканного стиля", трубадура Пейре Овернского (Peire d"Alvernhe, ок. 1149–1168). Перевод канцоны "О том, как в любви наступила зима" выполнен исследователем и переводчиком поэзии трубадуров А. Г. Найманом, стремящимся сохранить строфические особенности текста.

Короток день и ночь длинна,

Воздух час от часу темней;

Будь же, мысль моя, зелена

И плодами отяжелей.

Прозрачны дубы, в ветвях ни листа,

Холод и снег, не огласится дол

Пением соловья, сойки, клеста.

Но надежда мне все ж видна,

В дальней и злой любви моей:

Вставать одному с ложа сна

Горько тому, кто верен ей;

Радость должна быть в любви разлита,

Друг она тем, кто тоску поборол,

И тех бежит, в чьих сердцах темнота...

Другим важнейшим жанром куртуазной поэзии была сирвента, структурно соответствующая жанру любовной канцоны, но отличающаяся от нее тематикой общественного содержания: политической и нередко сатирической. В сирвентах трубадуры затрагивали вопросы войны, феодальных усобиц, взаимных отношений. Достоинства и недостатки той или иной персоны или даже целой социальной группы обсуждались в сирвенте со всем пылом, без всякого сдерживания негативных эмоций. Так, к примеру, один из наиболее известных мастеров сирвенты Бертран де Борн (Beitran de Born, ок. 1182/1195–1215) выражал в одной из своих сирвент крайнюю неприязнь к черни.

Мужики, что злы и грубы,

На дворянство точат зубы,

Только нищими мне любы!

Любо видеть мне народ

Голодающим, раздетым,

Страждущим, не обогретым!

Пусть мне милая солжет,

Ежели солгал я в этом!

(Пер. А. Сухотина)

Однако чаще сирвенты были "персональными" и обличали не только нравственные пороки противников, но и их поэтическую бездарность. Так, уже упоминавшийся выше Пейре Овернский запечатлел в своей сирвенте сатирическую "галерею трубадуров".

О любви своей песню Роджьер

На ужасный заводит манер –

Первым будет он мной обвинен;

В церковь лучше б ходил, маловер,

И тянул бы псалмы, например,

И таращил глаза на амвон.

И похож Гираут, его друг,

На иссушенный солнцем бурдюк,

Вместо пенья – бурчанье и стон,

Дребезжание, скрежет и стук;

Кто за самый пленительный звук

Грош заплатит – потерпит урон.

Третий – де Вентадорн, старый шут,

Втрое тоньше он, чем Гираут,

И отец его вооружен

Саблей крепкой, как ивовый прут,

Мать же чистит овечий закут

И за хворостом ходит на склон...

(Пер. А. Наймана)

Подобно тому, как канцоны прямо или же через доверенное лицо переправляли к адресату, сирвенты посылали врагу, и они нередко воспринимались как вызов, па который отвечали действием или словом. Такова, к примеру, сирвента "О том, что невыносимо", написанная трубадуром Монахом Монтаудонским (Monge de Montaudon, ок. 1193–1210) как шутливое продолжение "сатиры" Пейре Овернского. Пародийный эффект в сирвенте Монаха Монтаудонского создается за счет сохранения принципа сатирического "ряда", однако "ряд" этот наполняется уже объектами "внеперсональными" и заметно сниженными в проявлении своем:

Хоть это и звучит не внове,

Претит мне поза в пустослове,

Спесь тех, кто гак бы жаждет крови,

И кляча об одной подкове;

И, бог свидетель, мне претит

Восторженность юнца, чей щит,

Нетронут, девственно блестит,

И то, что капеллан небрит,

И тот, кто, злобствуя, острит.

Претит мне гонор бабы скверной

И нищей, а высокомерной;

И раб, тулузской даме верный

И потому ей муж примерный;

И рыцарь, о боях и проч.

И как до рубки он охоч

Гостям толкующий всю ночь,

А сам бифштекс рубить не прочь

И перец в ступке натолочь...

(Пер. А. Наймана)

Заметим, однако, что при всей противоположности содержания канцона и сирвента, бывало, сближались в тех случаях, когда строфы с политической и военной тематикой включали в своем составе и похвалы возлюбленной. Подобным соединением мотивов отмечены, к примеру, отдельные образцы поэзии трубадура Пейре Видаля (Peire Vidal, ок. 1183– 1204). В качестве примера приведем отрывок из сирвенты, в которой трубадур выпрашивает у своего покровителя коня:

Жаль, нет коня, а будь я на коне,

Король бы почивать мог в сладком сне,

На Балагэр спустился бы покой;

Я б усмирил Прованс и Монпелье,

И те, что еле держатся в седле,

В Кро не посмели б учинить разбой.

А встреть я близ Тулузы, на реке,

Бойцов с дрожащим дротиком в руке,

Услышав "Аспа!" и "Оссо!" их вой,

Их в быстроте превосходя вдвойне,

Ударю так, что к крепостной стене,

Мешаясь, повернет обратно строй.

Губители людей достойных, те,

Кто в ревности погряз и клевете,

Кто радость принижает волей злой,

Узнают, что за мощь в моем копье.

Я ж их удары, шпаг их острие,

Приму как на павлиньих перьях бой.

Сеньора Вьерна, Милость Монпелье,

И эн Райньер, любите шевалье,

Чтоб славил он Творца своей хвалой.

(Пер. А. Наймана)

Своеобразную разновидность "персональной сирвенты" представляет жанр плача, нацеленный на прославление достоинств и подвигов умершего лица. Куртуазные поэты оплакивали своих высоких покровителей или собратьев- трубадуров. Изредка этот жанр предназначался и для оплакивания возлюбленной Дамы. Один из наиболее известных текстов Бертрана де Борна содержит его плач по своему политическому кумиру, рано умершему сыну Генриха II Плантагенета – Джефри, герцогу Бретонскому, которого при жизни Бертран дс Борн побуждал к восстанию против отца. Герцогу Джеффри было суждено умереть в самый разгар военных действий (1183), но не от боевых ран, а от горячки.

Славился своими плачами также трубадур Сордель (Sordcl, ок. 1220–1269). Среди его плачей выделяется плач, посвященный Блакацу (ум. 1236), провансальскому сеньору, который снискал известность своей щедростью и покровительством по отношению к трубадурам, а также отличался поэтической одаренностью. Среди собратьев-трубадуров этот плач вызвал резонанс содержащимся в нем мотивом "съеденного сердца" . Сордель в своем плаче призывал ряд современных властителей к "вкушению" сердца умершего с целью укрепления мужества. Трубадур Бертран д"Аламон (Bertran d"Alamanon, ок. 1229–1266), к примеру, по-своему возражал Сорделю, предлагал делить сердце не между трусами, а между достойными Дамами. Заметим, что позднее Данте в своей "Божественной комедии" выводит Сорделя как общего для них с Вергилием спутника по Чистилищу. Примечательно, что в ходе этого путешествия трубадур показывает Данте и Вергилию души тех правителей, которых он представил в своем плаче по Блакацу.

Куртуазные поэты не только часто пели полемику друг с другом, но и нередко культивировали формы с внутренней диалоговой природой. Так, своеобразный диалог-спор представлял собой жанр тенсопы. Трубадуры спорили на темы рыцарского этикета и касались не только тонкостей куртуазной любви, но и предпочтительных форм ее изображения. К примеру, они могли обмениваться мнениями, что лучше: быть мужем Дамы или ее любовником, предпочесть служение Даме или бранной славе и т.д. В области поэтического творчества наиболее значимой была полемика о различиях "простого" и "темного" стиля. Нередко генсону сочиняли два поэта, и они же совместно ее исполняли. Так, известностью пользуется тенсона, в которой два поэта – Рамбаут д"Ауренга и Гираут де Борнейль – рассуждают о мотивах своего пристрастия к разным стилям: первый отстаивает достоинства "темного" стиля, изысканной, утонченной манеры, – trobar cius, второй отдает преимущество простой и ясной, более доступной поэзии – trobar lieu. Приведем фрагмент из указанной тенсопы, в которой обращает на себя внимание подчеркнуто учтивая манера спорящих.

Гираут, зачем тогда, чудак,

Трудиться, зная наперед,

Что труд усердный попадет

Не к знатокам,

А к простакам,

И вдохновенных слов поток

В них только вызовет зевок?

– Линьяурс, я – из работяг,

Мой стих – не скороспелый плод,

Лишенный смысла и красот.

Вот и не дам Своим трудам

Лишь тешить узенький мирок,

Нет, песни путь – всегда широк!

– Гираут! А для меня – пустяк,

Широко ль песня потечет,

В стихе блестящем – мне почет.

Мой труд упрям,

И буду прям, –

Я всем свой золотой песок Не сыплю, словно соль в мешок!..

(Пер. В. Дынник)

Диалоговая структура отличает также жанр пастурели. В генезисе этого жанра слились две традиции: античная (эклога Феокрита, римская сатура) и фольклорная средневековая (весенние, свадебные песни). На фоне идеального пейзажа, чаще всего весеннего или летнего, разворачивается описание встречи рыцаря с пастушкой. Разговор между этими представителями разных сословий развивается в духе содержательного и стилевого контраста, создающего комическую тональность. Рыцарь, пытающийся соблазнить пастушку, соединяет свои домогания с формулами утонченной куртуазии. Но крестьянская девушка оказывается устойчива против грубой лести и с насмешкой парирует реплики навязчивого кавалера, который остается ни с чем. Один из ранних образцов пастурели находим в поэзии трубадура XII в. Маркабрюна.

"Дева, вы милы, пригожи, С дочерью сеньора схожи Речью – иль к себе па ложе Мать пустила не мужлана; Но. увы, я девы строже Вас не видел: как, о боже, Выбраться мне из капкана?"	"Дева, в вас видна порода, Одарила вас природа, Словно знатного вы рода, А совсем не дочь мужлана; Но присуща ль вам свобода? Не хотите ль, будь вы подо Мной, заняться делом рьяно?"
"Дон, родня моя – ни кожи, Если всмотритесь, ни рожи, Их удел – кирка да вожжи, – Мне сказала дочь мужлана, – Но творить одно и то же Каждый божий день – негоже И для рыцарского сана".	"Ваши речи полны меда, Но, сеньор, такого рода Куртуазность – ныне мода, – Мне сказала дочь мужлана. – Прячет ваш подход невзгоду, Так что: ходу, дурень, ходу! Иль вам кажется, что рано?"

(Пер. А. Наймана)

Диалоговой структурой и фольклорным генезисом отмечен также жанр альбы – "песни на рассвете" (прованс. alba – утренняя заря). Происхождение песни связывают с фольклорными свадебными и женскими песнями. Нередко альба строится как лирический монолог героини, сетующей на наступающее утро, разлучающее ее с возлюбленным. В структуре песни характерно повторение слова "альба" в конце каждой строфы.

(Пер. В. Дынник)

Приведенный фрагмент одной из ранних провансальских альб, принадлежащих неизвестному автору, на русском языке известен в прекрасном переводе В. Дынник по первой строке "Боярышник листвой в саду поник...". Упомянутая альба отличается страстностью монолога лирической героини и насыщенностью природных образов, напоминающих о традиции весенних песен. Свидание происходит в саду под кустом боярышника, своей листвой прикрывающего влюбленных. Альба передает атмосферу тайного свидания, когда на заре, которую часто возглашает пение птиц, влюбленные должны расстаться. Альба может представлять также и диалог влюбленных, содержащий горестную жалобу на неумолимость времени и предстоящую разлуку. Традиция Альбы отчетливо ощущается в шекпировской трагедии "Ромео и Джульетта" в сцене утреннего расставания влюбленных (Акт III, сцена 5):

Джульетта .

Ты хочешь уходить? Но день не скоро:

То соловей – не жаворонок был,

Что пением смутил твой слух пугливый;

Он здесь всю ночь поет в кусте гранатном.

Поверь мне, милый, то был соловей.

Ромео :

То жаворонок был, предвестник утра, –

Не соловей. Смотри, любовь моя, –

Завистливым лучом уж на востоке

Заря завесу облак прорезает.

Ночь тушит свечи: радостное утро

На цыпочках встает на горных кручах.

Уйти – мне жить; остаться – умереть.

(Пер. Т. Л. Щепкиной-Куперник)

Важную роль в альбе может играть также страж или друг, покровительствующий влюбленным и напоминающий им о наступающем утре, таящем угрозу разоблачения. Приведем отрывок из знаменитой альбы XII в., принадлежащей трубадуру Гирауту де Борнелю. Эта альба целиком строится как монолог стража, надежного друга рыцаря:

"Прелестный друг, сном долгим вас корю,

Проснитесь – иль проспите вы зарю,

Я вижу, свет звезды с востока хлынул,

Уж близок день, час предрассветный минул.

Заря вот-вот займется".

"Прелестный друг, увидьте наяву

Бледнеющую в окнах синеву

И верный ли, решите, я глашатай;

Проснитесь – или я ваш враг заклятый!

Заря вот-вот займется".

"Прелестный друг, я песней вас зову,

Проснитесь – ибо, спрятавшись в листву,

Приветствует зарю певец пернатый:

Ревнивца месть за сон вам будет платой –

Заря вот-вот займется".

"Прелестный друг, я не встаю с колен

С тех пор, как вы ушли: всю ночь согбен,

К Спасителю взываю многократно,

Чтоб невредимо вы прошли обратно:

Заря вот-вот займется"...

(Пер. А. Наймана)

Круг понятий и проблем

Жанры : канцона, торнада, сеньяль, сирвента, плач, диалоговые формы, тснсона, пастурель, альба.

Задание для самоконтроля

Расскажите о Бернарте де Вентадорне, Бертране де Борне, Сорделе, Маркабрюне.

• Подробнее о мотиве "съеденного сердца" и его литературных обработках см.: Жизнеописания трубадуров. М., 1993. С. 702–704.

Укрепление королевской власти, рост богатеющих городов, крестовые походы, открывшие перед изумленным Западом диковинки Ближнего Востока, - все это в совокупности обусловило глубокую трансформацию феодальной культуры и возникновение новых форм искусства, которые принято называть куртуазными, т.е. придворными. В это время впервые в истории человечества культивируются идеалы духовной любви, возникает рыцарская лирическая поэзия и музыка. В Средние века поэзия стала королевой словесности, даже летописи облекались в стихотворную форму. Первые любовные рыцарские стихи были созданы в Провансе, на юге Франции, еще в конце XI в. А в XII-XIII вв. уже все города, все феодальные замки были охвачены новыми веяниями. Пышным цветом расцветает придворная рыцарская культура, блестящая, изысканная, нарядная.

Оставаясь воином, рыцарь в то же время должен был обладать прекрасными манерами, быть приобщенным к культуре, поклоняться Прекрасной Даме, являя собой образец придворного этикета, именуемого куртуазией. Именно с культа «дамы сердца» - Прекрасной Дамы и началась куртуазная поэзия. Рыцари-поэты воспевали ее красоту и благородство, а знатные дамы весьма благосклонно относились к куртуазной поэзии, которая поднимала их на высокий пьедестал.

Конечно, куртуазная любовь была не лишена условности, поскольку полностью подчинялась придворному этикету. Дело в том, что Прекрасная Дама, воспеваемая трубадурами в Южной Франции и труверами в Северной Франции, миннезингерами в Германии и менестрелями в Англии, была, как правило, супругой сюзерена. А влюбленные рыцари оставались почтительными придворными. Куртуазные песни, льстя самолюбию дамы, одновременно окружали сиянием исключительности феодальный двор, среди которого она царила.

Куртуазную любовь отличал ряд особенностей. Прежде всего, это была тайная любовь, поэт избегал называть свою даму по имени. Куртуазная любовь - любовь тонкая, изысканная, в отличие от чувственной, глупой любви. Она должна была выглядеть трепетным обожанием. Именно в такой призрачной любви находили высшую меру радости. Но не следует преувеличивать платонизм куртуазной любви, в лучших любовных песнях того времени звучит горячее человеческое чувство.

Поэтических текстов, созданных в ту эпоху, чрезвычайно много, и сегодня, конечно, уже никто не знает, кто были авторы большего числа их, но среди поэтов бесцветных появлялись и запоминающиеся фигуры с яркой индивидуальностью. Наиболее известными трубадурами были трепетный Бернарт де Вентадорн, пылкий Гираут де Борнейль, суровый Маркабрюн, рассудительный Пейролъ, мечтательный Джауфре Рюделъ.

В Провансе существовало множество форм куртуазной поэзии, но к наиболее распространенным относились кансона, альба, баллада, пасторела, тенсона, плач, сирвентес.

Кансона («песня») в повествовательной форме излагала любовную тему:

В час, когда разлив потока

Серебром струи блестит,

И цветет шиповник скромный,

И раскаты соловья

Вдаль плывут волной широкой

По безлюдью рощи темной,

Пусть мои звучат напевы!

От тоски по вас, Далекой

Сердце бедное болит.

Утешения никчемны,

Коль не увлечет меня

В сад, во мрак его глубокий,

Или же в покой укромный

Нежный ваш призыв, - но где вы?!

(Джауфре Рюделъ)

Вот прямо на этом примере мы можем видеть яркий след, оставленный куртуазной поэзией Прованса в европейской и мировой культуре. Французский поэт Эдмон Ростан написал на сюжет любви Джауфре Рюделя к далёкой «неведомой» принцессе Триполитанской свою великолепную пьесу «Принцесса Грёза».

Альба («утренняя заря») посвящалась земной, разделенной любви. В ней рассказывалось о том, что после тайного свидания влюбленные расстаются на заре, и о приближении утренней зари их предупреждает слуга или друг, стоящий на страже:

Молю тебя, всесильный, светлый Бог,

Чтоб друг живым уйти отсюда мог!

Да бодрствует над ним твоя десница!

С зари вечерней здесь свиданье длится,

И близок час рассвета…

Мой милый друг! Я с вечера не спал,

Всю ночь я на коленях простоял:

Творца молил я жаркими словами

О том, чтоб снова свидеться мне с вами.

А близок час рассвета.

(Гираут де Борнейль)

Баллада в то время в Провансе обозначала хоровую плясовую песню:

Все цветет! Вокруг весна!

- Эйя! -

Королева влюблена,

- Эйя! -

И, лишив ревнивца сна,

- Эйя! -

К нам пришла сюда она,

Как сам апрель, сияя.

А ревнивцам даем мы приказ:

Прочь от нас, прочь от нас!

Мы резвый затеяли пляс.

(Безымянные песни)

Пасторела - песня, в которой рассказывалось о встрече рыцаря и пастушки:

Встретил пастушку вчера я

Здесь, у ограды блуждая.

Бойкая, хоть и простая

Мне повстречалась девица.

Шубка на ней меховая

И кацавейка цветная,

Чепчик - от ветра прикрыться

К ней обратился тогда я:

- Милочка! Буря какая

Нынче взметается злая!

-Дон!-отвечала девица,

Право, здорова всегда я,

Сроду простуды не зная, -

Буря пускай себе злится!..

(Маркабрюн)

Плач - песня, в которой поэт тоскует, оплакивает свою долю либо скорбит о смерти близкого человека:

Нет, не вернусь я, милые друзья,

В наш Вентадорн: она ко мне сурова.

Там ждал любви - и ждал напрасно я,

Мне не дождаться жребия иного!

Люблю ее - то вся вина моя,

И вот я изгнан в дальние края,

Лишенный прежних милостей и крова...

(Бернарт де Вентадорн)

Тенсона - стихотворный спор, в котором принимают участие либо два поэта, либо поэт и Прекрасная Дама, поэт и Любовь:

Я велел с недавних пор

Сердцу моему молчать,

Но Любовь со мною спор

Не замедлила начать:

- Друг Пейроль, решили, знать,

Распрощаться вы со мной,

Да и с песнею былой?

Что ж, бесславный ждет удел

Тех, кто сердцем охладел!

- Ах, Любовь, на ваш укор

Мне не трудно отвечать:

Долго Донны светлый взор

Я готов был воспевать,

Но в награду мог стяжать

Только боль обиды злой,

Дайте ж наконец покой!

Я роптать на вас не смел,

Но уж песни-то отпел!

(Пейроль)

Сирвентес - песня, в которой поднимаются уже социальные вопросы, главный из которых: кто больше достоин любви - учтивый простолюдин или бесславный барон?

- Перигон? Порой бесславно

Жизнь ведет свою барон,

Он и груб и неумен,

А иной виллан бесправный

Щедр, учтив, и добр, и смел,

И в науках преуспел.

Что Донне можете сказать:

Кого из этих двух избрать,

Когда к любви ее влечет?

- Мой сеньор! Уже издавна

Был обычай заведен

(И вполне разумен он!):

Если Донна благонравна,

С ровней связывать удел

Тот обычай повелел.

Как мужику любовь отдать?

Ведь это значит потерять

И уваженье и почет...

(Дальфин и Перигон)

Наличие в провансальской поэзии таких форм, как тенсона, сирвентес и плач, свидетельствует о том, что хотя любовная тема и занимала в ней господствующее положение, она не являлась единственной. Трубадуры охотно откликались на злобу дня, касались в своих песнях вопросов политических и социальных.

Трубадуры были первыми куртуазными лириками Европы. За ними последовали северофранцузские труворы, давшие миру ещё несколько новых жанров - «куртуазная баллада» и «лэ» - сюжетная новелла в стихах. А им наследовали немецкие миннезингеры - «певцы любви». Но прежде чем говорить о них, необходимо сказать о куртуазном рыцарском романе, который явился одновременно и совершенно новым жанром литературы и - в плане тематики - связующим звеном между любовной поэзией Франции и Прованса и мистико-философской лирикой миннезанга.

Создателями куртуазной лирики были трубадуры – провансальские поэты и певцы. Происхождение самого слова “трубадур” связано со значением глагола trobar -- "находить" (в значении "изобретать, находить новое”). Время существования – XI-XIIIвв. Надо отметить, что трубадуры, в отличие от вагантов, которые писали как на латыни, так и на родном языке, писали исключительно на провансальском языке и извращались так, что на русский это с точным смыслом стихами почти не переводится. Первым трубадуром считается Гильем Аквитанский (1071-1126). Знамениты были также Джауфре Рюдель (сер. XII века), Маркабрюн (сер. XII века), Бернарт де Вентадорн (годы творчества: 1150 - 1180), Гираут де Борнель (1162 - 1200), Бертран де Борн (ок. 1140 - 1215), Арнаут Даниэль (ок. 1140 - 1200), Пейре Видаль (последняя четверть XII века).

2) Традиционный характер поэзии. Полностью укладываясь в каноническую систему жанров, лирика трубадуров по сути требовала не индивидуального, а жанрового образа автора, слиться с которым стремилось реальное “я” поэта. Конечно, в творчестве трубадуров отражались их реальные пристрастия, вкусы и убеждения, реальный жизненный опыт, но все это непременно проецировалось на закрепленный в традиции каркас (ситуативный и изобразительный), поскольку трубадуры были уверены, что такая традиция выработала наилучшие средства для достижения любого состояния или движения души и задача состоит лишь в том, чтобы “оживить” искренним чувством готовые формы жанра. То есть поэзия трубадуров строилась на отождествлении изображаемых реальных событий жизни с устойчивыми моделями ее восприятия.

Отличаясь условностью и каноничностью, все персонажи и ситуации лирики трубадуров описывались при помощи системы устойчивых формул. Дама куртуазных поэтов непременно прекрасна. Она совершенна душой и телом и способна внушить возвышенную всепоглощающую страсть. Для Дамы были характерны такие приметы, как “свежие ланиты”, “атлас рук”, “свет глаз”, отражавшие сверкающую субстанцию божественной красоты. Бертран де Борн даже написал песню о “составной Даме”, где свел воедино черты, позаимствованные у Дам других поэтов. Аналогичный характер имело и “я” лирического героя: независимо от конкретных сословных, психологических и иных примет трубадуров каждый из них представлял в идеальном облике певца куртуазной любви.

3) Характеристика куртуазной доктрины любви. Любовь не заинтересована в результатах, она ориентирована не на достижение цели, а на переживание, которое одно способно принести высшую радость влюбленному. Эта радость достигается долгим путем страданий, но уже само добровольно принятое страдание оборачивается для трубадура радостью.

Не порывая с изначальным эротизмом, новая концепция, сделавшая Даму принципиально недоступной, сосредоточила энергию любви на ее идеальном аспекте. Явившись источником духовного совершенствования для мужчины, эта любовь в какой-то мере освобождала и женщину от господствовавшего не протяжении средних веков отношения к ней как к существу низшего порядка, виновнице грехопадения и сосуду зла.

Трубадуры воспевали не свою чувственность, а нечто совсем иное - любовь человека к Благу, Красоте и Совершенству как к началам, обладающим абсолютной властью в мире, наполняющим его смыслом и нравственной теплотой. Новаторство же их заключалось в том, что они впервые решились отождествить это благо не непосредственно с Богом и Девой Марией, а с идеализированной женственностью , воплощающей высшие духовные ценности, сосредоточенные и персонифицированные в образе Дамы.

Эта идеализация имела двоякий смысл. С одной стороны, любовь к Даме мыслилась как отблеск и предвкушение небесной любви и потому принимала формы обожествления и религиозного поклонения. Исключая плотский, супружеский элемент отношений, поэты акцентировали сугубо духовный характер воспеваемого ими чувства.

С другой стороны, сам факт выдвижения на первый план не абстрактного блага и не небесного Бога, а “земной”, хотя и обожествляемой, Дамы говорит о стремлении трубадуров закрепить высшие ценности не в потусторонней, религиозной, а в “посюсторонней” сфере. Это подтверждает, что пользуясь мистическими смыслами и формулами, трубадуры создали тем не менее чисто светскую лирику.

Необходимо подчеркнуть, что формируясь в феодальной среде, поэзия трубадуров неизбежно осмысляла любовь к Даме в терминах феодальных отношений. Поклоняясь Даме как божеству, поэт в то же время был “верен” и “служил” ей как вассал своему сеньору,

Красота Дамы толковалась как отражение божественной красоты и совершенства, а любовь - как томление по этому идеалу и стремление к нему. Дама тем самым становилась лишь персонификацией тех идеальных свойств, обладать которыми стремится куртуазная личность. При этом решающую роль играл мотив неразделенной и неудовлетворенной любви (образы “далекой Дамы”, “недоступной Дамы”), то есть недосягаемого идеала, к которому можно лишь бесконечно стремиться. Арнаут де Марейль писал: “Я не думаю, что любовь может быть разделенной, ибо, если она будет разделена, должно быть изменено ее имя”.

Поэзия трубадуров представляла собой сознательную и целенаправленную эстетическую “игру”, но игру отнюдь не формалистическую, потому что куртуазная любовь к Даме с абсолютной полнотой воплощалась именно в акте поэтического творчества: наилучшим образом восславить Даму как раз и значило сложить наилучшую, то есть наиболее изощренную, песнь в ее честь. Вот почему самой большой смысловой нагруженностью и напряженностью в куртуазной лирике обладало слово “петь” , которое значило:

• 1) творить саму песню;
• 2) выражать экзальтированное чувство трубадура;
• 3) воспевать Fin’Amors ;
• 4) создавать звуковую гармонию, вселяющую чувство куртуазной “радости”;
• 5) любить.

Перекрещиваясь, все эти значения создавали единое семантическое ядро, так что в конечном счете “петь” и “любить” начинали восприниматься как абсолютные синонимы. Тем самым любовная песнь как бы замыкалась на самой себе, ибо была воплощенным устремлением к добру, истине и красоте, высшим напряжением творческих сил трубадура, разрешавшимся в куртуазной Радости.

4) Понятие куртуазного универсума. Центральное место в поэтическом мире трубадуров занимало понятие Fin’Amors (“тонкая”, “совершенная” любовь, порождаемая Богом) как источник всего комплекса куртуазных качеств, начиная верностью и доблестью и заканчивая любыми формами вежества и обходительности. Этому понятию противостоит Fals’Amors - “неистинная”, “бессмысленная” любовь - порождение абстрактного зла, выводящая за пределы куртуазного мира. Вокруг оппозиции этих двух понятий формируется сложный комплекс терминов, составляющих основное ядро куртуазных ценностей. Все это отразилось в изображении аллегорического Дерева Любви.

Бог ( как единственно возможный источник любви) ? fin amors ? cortezia ? куртуазные ценности – 1) valor ( самоценность куртуазной личности, которая возникает от наличия красоты, разума, молодости)

2) joi ( радость, возникающая от куртуазного служения) 3) pretz (честь) короче, это куртуазное поведение: щедрость,

mezura (мера) верность , щедрость, куртуазная речь.

Ему противопоставлена система антикуртуазных качеств:

Зло (абстрактное зло, а не дьявол) ? fals amors ? vilenia (некуртуазность) ? 1) felonia ( антитеза valor – притворство, за которым скрываются отрицательные качества: уродство, неразумие, старость ), 2) enoi (тоска, скука, раздражение от некуртуазности) 3) desonsor 4) demesura ( антитеза п. 3-4: высокомерие, неверность, неучтивость).

5) Основные жанры и персонажи. Творчество провансальских поэтов в жанровом плане было весьма формализованным (нормализованным): соблюдению правил написания произведения придавалось очень большое значение, как с точки зрения содержания, так и с точки зрения формы. При этом нередко содержание песен бывало закреплено за данным жанром вместе с определенными обязательными композиционными элементами.

Поэзия трубадуров -- по преимуществу любовная. Трубадуры воспевали любовь в численно преобладающем и наиболее важном по своему значению жанре куртуазной песни, или кансоны

Провансальская кансона обычно сдержит в себе 5-7 строф, замыкаемых одной или двумя посылками (торнадами). Посылки состоят из 3-4 стихов, повторяющих метрическую структуру и рифмы заключительной строфы. В них обычно содержится указание на адресата песни, часто -- зашифрованного условным именем, "сеньялем".

Однако трубадуры воспевали не только любовь и дам. В своих произведениях они откликались на все актуальные вопросы современности: писали о политических событиях, вопросах морали, высмеивали своих политических или религиозных противников, проповедовали крестовые походы, прославляли доблесть и щедрость своих покровителей и друзей, оплакивали их смерть. Все это можно было сделать в жанре сирвенты . В сирвентах было принято пользоваться метрическими схемами и музыкой уже существующих кансон