Филолог - человек, занимающийся изучением духовной составляющей народа, его языка и культуры посредством текста.
В России были ученые, которые поспособствовали развитию теории языкознания.
Ломоносов Михаил Васильевич
Художник и поэт, один из создателей русского научного и литературного языка, автор «Российской грамматики» и первого русского руководства по риторике, применил теорию трёх штилей к русскому языку, разработал основы русской силлабо-тонической поэзии.
Александр Христофорович Востоков
Филолог и поэт, основал сравнительное славянское языкознание в России, установил соответствия между гласными славянских языков, открыл носовые гласные (юсы) в старославянском и супин в древнерусском, впервые издал «Остромирово евангелие» .
Петр Васильевич Киреевский
Фольклорист, историк и славянофил, крупнейший собиратель русских народных песен.
Владимир Иванович Даль
Крупнейший русский лексикограф девятнадцатого века, фольклорист и тюрколог, автор знаменитого «Толкового словаря живого великорусского языка » и сборника «Пословицы русского народа» .
Фёдор Иванович Буслаев
Основатель лингвистической русистики, создал классификации придаточных предложений и второстепенных членов предложения, выделил три типа сочинительной связи и связь-примыкание, исследовал Буслаевскую псалтирь.
Измаил Иванович Срезневский
Крупнейший филолог-славист середины 19 века, основоположник диалектологии русского языка, исследовал и издал множество старинных славянских рукописей.
Александр Афанасьевич Потебня
Основоположник теоретической лингвистики в России, автор учения о внутренней форме слова, пионер изучения связи языка и мышления (предвосхитил возникновение психолингвистики).
Николай Вячеславович Крушевский
Автор ключевого понятия фонема (основная единица фонологии), впервые предложил общую теорию фонетических чередований и ввёл представление о языке как о системе знаков, пионер синхронического анализа языка.
Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ
основоположник фонологии и экспериментальной фонетики, математической лингвистики и структурализма; пионер изучения синхронии и живой речи, развил идею фонемы и теорию чередований, основал Казанскую лингвистическую школу .
Филипп Фёдорович Фортунатов
Основатель Московской лингвистической школы («формальной» или «фортунатовской»), разграничил словоизменение и формообразование, автор законов Фортунатова в индоевропеистике.
Лев Владимирович Щерба
Автор фразы «Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокрёнка», ввёл понятия отрицательного языкового материала и лингвистического эксперимента, один из создателей учения о фонеме, основал Петербургскую фонологическую школу .
Евгений Дмитриевич Поливанов
Создатель используемой ныне русской транскрипции для японского языка (система Поливанова), разработал конвергентно-дивергентную теорию в диахронической фонологии, впервые выделил фразеологию как отдельную дисциплину.
Владимир Яковлевич Пропп
Основоположник сравнительно-типологического метода в фольклористике, один из основоположников современной теории текста, выдающийся исследователь русских сказок, автор труда «Морфология волшебной сказки».
Михаил Михайлович Бахтин
Культуролог, литературовед и философ языка, ввёл в литературоведение ряд важнейших понятий (полифонизм, смеховая культура, хронотоп, карнавализация, мениппея и другие).
Юрий Михайлович Лотман
Литературовед, культуролог и семиотик, основатель семиотики культуры, крупный исследователь русской поэзии, ввёл понятие семиосфера, основатель Московско-тартуской семиотической школы .
Дмитрий Сергеевич Лихачёв
Филолог, культуролог и искусствовед, крупнейший в XX веке исследователь древнерусской литературы и русской культуры; издал и откомментировал множество литературных памятников.
-- [ Страница 1 ] --
МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ИМ. М.В. ЛОМОНОСОВА
кафедра теории литературы филологического факультета
РУССКИЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЫ
ПРОСПЕКТ СЛОВАРЯ
Издательство «Перо»
Москва 2010
Доктор филологических наук, профессор,
заведующий кафедрой теории литературы
филологического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, Олег Алексеевич Клинг кандидат филологических наук, преподаватель кафедры теории литературы филологического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова Алексей Александрович Холиков К 49 Русские литературоведы ХХ века: Проспект словаря/ Клинг О.А., Холиков А.А. – М.: Издательство «Перо», 2010. - 85 с.
ISBN 978-5-91940-014- Настоящий проспект словаря русских литературоведов ХХ века содержит редакторскую статью (О.А. Клинг), обоснование актуальности и основных теоретико-методологических принципов издания (А.А. Холиков), словник (А.А. Холиков, при участии В.И. Масловского), примеры словарных статей (В.Е. Хализев – о Скафтымове А.П., Е.И. Орлова – об Эйхенбауме Б.М., Е.Ю. Литвин – о Гершензоне М.О.), а также – памятку авторам словаря (А.А. Холиков).
Цель проспекта – выделить из широкого спектра литературоведческой проблематики и вынести на обсуждение вопросы, касающиеся разработки словаря «Русские литературоведы ХХ века».
ББК 83.3(2Рос=Рус) © Клинг О.А., © Холиков А.А, ISBN 978-5-91940-014- РУССКОЕ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ ХХ ВЕКА:
ИСТОРИЯ В ЛИЦАХ От редактора Читателям предлагается проспект нового словаря – «Русские литературоведы XX века». В чем же его новизна?
Он первый в таком роде. До этого в России выходили словари русских писателей1, общие2 и литературные энциклопедии3, справочные издания4 в жанре «Кто есть кто», где были статьи лишь о некоторых, самых знаменитых литературоведах либо прозаиках и поэтах, которые наряду с художественным творчеством занимались по большей части критикой, реже – наукой о слове. Теперь наступила пора сконцентрировать внимание исследователей на самих литературоведах.
Словарь будет состоять из 1023 статей, по крайней мере, словник, публикуемый в данном проспекте (составитель А.А. Холиков), на данном этапе включает в себя столько имен.
Список этот после обсуждения с научной общественностью в ходе интернет-конференции (сентябрь – ноябрь 2010 года), можно предположить, будет несколько изменен. Однако в основу отбора имен положен довольно простой, но, вероятно, единственно возможный для достижения объективности принцип: в словник включены имена только ушедших из жизни литературоведов.
В словник входят также литературоведы русского зарубежья.
Сегодня уже никому не надо доказывать, что отечественная наука не делится по границам. Мы все были свидетелями, как в недавно закончившемся XX веке они менялись, но границы культурного пространства не так быстро упраздняются, в отличие от политических.
Словарь «Русские литературоведы XX века» – это открытый проект, участие в котором принимают не только ученые кафедры Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. Т. 1 – 5. М., 1989 – 2007 (издание продолжается);
Русские писатели XX века. Биографический словарь. М., 2000 и др.
Новый энциклопедический словарь. М., 2000 и др.
Литературная энциклопедия: В 11 т. [М.], 1929 – 1939;
Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1962 – 1978.
Чупринин С. Новая Россия: мир литературы. Энциклопедический словарь справочник: В 2 т. М., 2003;
Огрызко В.В. Русские писатели: современная эпоха. Лексикон: Эскиз будущей энциклопедии. М., 2004;
Кто есть кто в русском литературоведении. Справочник. [В 3 ч.] М., 1991 – 1994.
теории литературы, других кафедр филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, но и авторы из учебных и научных центров России и мира.
В своей совокупности свыше 1000 словарных статей о русских литературоведах по-новому высветят теоретико- и историко литературную картину России XX века. Может, однако, возникнуть вопрос: а при чем здесь теория литературы? Во-первых, словарь задуман на кафедре теории литературы филологического факультета Московского университета. А одно из направлений в научной деятельности кафедры – история литературоведения.
К сожалению, в последние годы в российской науке в изучении истории литературоведения ощутим некоторый пробел. Последним существенным достижением, правда, в рамках изучения эстетической мысли одной эпохи – 1920 – 1930-х годов, – стало второе, значительно дополненное издание книги выдающего ученого XX века Г.А. Белой «Дон Кихоты революции – опыт побед и поражений» (М., 2004). Рядом стоит еще один проект, осуществленный под руководством Г.А. Белой, – двухтомная антология «Опыт неосознанного поражения: Модели революционной культуры 20-х годов. Хрестоматия» (М., 2001);
«Эстетическое самосознание русской культуры. 20-е годы XX века:
Антология» (М., 2003).
Серьезному, академическому изучению истории русского литературоведения необходимо дать новый толчок. Им и должно стать создание сначала проспекта, а затем и самого словаря «Русские литературоведы XX века». Через осмысление наследия отечественных ученых, особенностей их путей в науке, достижений и пристрастий, школ, направлений и концепций, которые были им близки, и будет создана более масштабная, полная и в то же время предельно детализированная картина литературоведческих искания ушедшего столетия. Не отдавая предпочтения тому или иному ученому филологу, какой-либо одной или нескольким школам, идеям в науке, авторский коллектив во главу угла ставит цель – показать во всем своем многообразии богатство такого уникального явления, как русское литературоведение XX века. А это существенно расширит наше представление о научных, в том числе теоретических открытиях в области литературоведения. И не только в его победах, но и нередко случавшихся поражениях.
Задуманный проект имеет отношение к теории литературы в еще одном аспекте. Конечно, для современной теоретической мысли крайне важно провести ревизию терминологического аппарата, а порой просто обновить его. Но в условиях множественности подходов к тексту в современном литературоведении, отсутствия явно выраженного лидерства какой-либо одной школы или концепции, определенной стагнации, когда относительно давно не появляется убедительно, ярко выраженное новое направление в науке о слове и в ней существует некий паритет (крупные филологи обращаются к разным методам), толкование в сто первый раз значения терминов «род», «жанр», «автор», «мотив» и др., а тем более в духе нормативности похлеще, чем у Н. Буало, не является единственно возможным способом существования теории литературы. Через «персоналии» – в статьях о больших, «средних» и не очень известных ученых – произойдет осмысление новейших достижений теоретической мысли, которые не укладываются в понятия школьного литературоведения. История науки о литературе «в лицах» на данном этапе теоретической мысли кажется нам перспективной еще и потому, что ученые – и такие, как Ю.Н. Тынянов, Б.М. Эйхенбаум, имена которых тесно связаны с формальной школой, и такие, как Ю.М. Лотман, З.Г. Минц, кто стоял у истоков советского структурализма, многие-многие другие, кого традиция жестко привязывает к той или иной научной школе, – на самом деле были литературоведами синтетического толка, вобрав в себя все многообразие подходов к изучению литературы. Тем самым словарь «Русские литературоведы XX века» высветит историю отечественного литературоведения, в том числе теоретической мысли, «поверх барьеров».
Словарь русских литературоведов – масштабный проект, так как он должен отразить все многообразие такого сложного и чрезвычайно значимого явления, как отечественная наука о слове. В истории русского литературоведения XX век занял особое место. Это эпоха невероятных взлетов, достижений и открытий, ярких побед, но и, надо признаться, весьма поучительных поражений. Русское литературоведение, по отношению к Европе относительно поздно, лишь в XIX веке, сложившееся как наука, в веке XX обрело новое дыхание. Для русской науки о словесности XIX век тоже и по-своему уникален: именно тогда вслед за европейскими сложились литературоведческие школы в России. Конечно, литературоведение, как и другие, не только гуманитарные, но и естественные дисциплины, шло вслед за европейскими исканиями. Русское литературоведение, как и русская литература, было ученическим.
Но произошло, можно сказать, непредсказуемое, а на самом деле закономерное явление (хотя его можно именовать и чудом). Русская литература, долгое время подражательная, превратилась в ни на что не похожее явление. Позже это назовут золотым веком русской литературы. Но для того чтобы понять природу этих художественных явлений, литературоведческая (в том числе и критическая) мысль должна была, поднявшись над самой собой, преодолев многие препятствия (например, еще не до конца сложился понятийный, терминологический аппарат), встать вровень с самой литературой. Во многих случаях, когда речь шла о больших писателях, это сделать было нетрудно. А.С.Пушкин и Н.В.Гоголь, потом Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский, многие другие мастерски, виртуозно справлялись с работой по осмыслению собственных и чужих литературных произведений. Достаточно вспомнить, как Пушкин в письмах, статьях и рецензиях, заметках, в том числе в жанре антикритики, отзывался о своих произведениях и о литературных новинках. Так, задолго до устоявшего деления эволюции русской литературы на периоды и задолго до становления термина «реализм» Пушкин в анонимной рецензии 1830 года на альманах «Денница» выделил три периода. Во главе первого поставил Карамзина, второго – Жуковского, третьего – Пушкина – «поэта действительности»5. Во всех позднейших определениях слова «реализм» стала обязательной и почти исчерпывающей категория «действительность». Не случайно позднее Л.Я. Гинзбург в книге «О лирике» (1964) главу о позднем Пушкине так и назовет «Поэзия действительности». Ну, а уже дальнейшие «дефиниции» типа «критическое изображение действительности» на совести века XX. Тогда с легкой руки М. Горького и официальных советских ученых появилось понятие «критический реализм», ныне почти забытое, но от которого один шаг до реализма социалистического.
Было бы ошибочно полагать, что становление в России литературоведения как науки – это сплошной эволюционный рост от одной литературоведческой школы к другой (к примеру, биографической или мифологической через культурно-историческую А.Н. Пыпина в духе И. Тэна к сравнительно-исторической или психологической). В суждениях Пушкина о себе и литературе в свернутом виде (Пушкин краток и емок не только в своей А.С. Пушкин-критик. М., 1978. С. 220. В том же 1830 году Пушкин писал в незавершенной заметке: «Литература у нас существует, но критики еще нет»
художественной прозе, но и критике) – программа, своеобразный код будущего в развитии литературы и литературоведения не только для XIX, XX, но и последующих веков. В кризисные эпохи этот код нечитаем, он как бы стирается.
Так было в XX веке. В плане истории и тесно связанной с ней литературы (а также литературоведения) он на значительных своих временных отрезках был «железный»6, «век-волкодав»
(О. Мандельштам). В период, который условно можно назвать советской эпохой, написаны горы сегодня забытых литературоведческих работ. У литературоведения в принципе, увы, короткий век: оно умирает быстрее даже самой «плохой» литературы.
Остается только вершинное (самый яркий пример из XX века – М.М. Бахтин). Факты из истории литературы переписываются на свой манер и в приспособлении для своих целей учеными следующих поколений, а идеи, если они актуальны, живут в свободном движении – без авторства, время от времени обретая временный «ярлык» с именем того или иного литературоведа. Официальное же советское литературоведение опочило раньше своей физической смерти – раз и навсегда. С той самой силой, с какой оно подавляло существовавшие в самые темные десятилетия и пробивавшиеся как трава через асфальт (выражение Г.А. Белой) яркие творения неангажированных ученых (уже назывались имена М.М. Бахтина, Л.Я. Гинзбург, Ю.М. Лотмана, этот ряд можно продолжить), время вытеснило из научного бытия скукожившееся до почти незримой малости «наследие» официозного литературоведения. Сегодня к нему обращаются лишь при изучении творчества советских писателей, к примеру, В.С. Гроссмана в оценке прижизненной критики.
Но не следует сводить представление о «советском»
литературоведении только к одному ее пласту – официозному. О том же В.С. Гроссмане замечательно писал в 1970 году А.Г. Бочаров.
Советское литературоведение – это многоуровневое, сложное явление, с разными этажами, переходами, порой самыми неожиданными.
Особое место в филологии занимали «старшие» – В.М. Жирмунский, Б.М. Эйхенбаум, др. Рядом – Г.А. Гуковский, Д.Е. Максимов, хотя и забытые, но активно работающие в провинции М.М. Бахтин, Б.О. Корман, Я.О. Зунделович, многие др. Наконец, в 1960-е годы в науку приходят люди, которые вскоре обрели мировую известность:
Его следует отличать от понятия «железный век» в истории первобытного человека.
Ю.М. Лотман, З.Г. Минц, С.С. Аверинцев, М.Л. Гаспаров, некоторые др. Нельзя не сказать о поколении ярких молодых ученых (начало их деятельности – еще «советские» 1970 – 1980-е годы), рано ушедших из жизни (А.Б. Есин, А.М. Песков, М.И. Шапир). Так что совершенно неправомерно, говоря о советском периоде литературоведения, всех мазать одной краской. Высказывались же суждения (на мой взгляд, не совсем правомерные), что А.Д. Синявский в своих подцензурных статьях вполне укладывался в парадигму советского литературоведения. Закономерно предположить, что в работах М.Б. Храпченко, Я.Е. Эльсберга и А.И. Метченко можно что-то ценное найти и сегодня.
Задуманный словарь как раз вычертит через судьбы конкретных ученых непростые, порой окольные, тупиковые пути отечественной науки. Как это ни парадоксально, но в советскую эпоху нередко литературоведение и критика были интереснее самой литературы. Литературоведческие работы читались как бестселлеры:
яркий пример – книга А.В. Белинкова «Юрий Тынянов» или «Поэтика византийской литературы» С.С. Аверинцева, работы Ю.М. Лотмана и Ученые записки Тартуского университета. Советское литературоведение – далеко не все, а в лучших своих проявлениях – было формой бытования инакомыслия. В подтексте статей о литературе вдумчивый читатель находил разговор о наболевших проблемах современности. Так, вступительная статья М.Л. Гаспарова к «Скорбным элегиям» Овидия Назона в серии «Литературные памятники» (М., 1978) на фоне реалий правления Л.И. Брежнева заставляла сопоставлять Рим эпохи упадка и Москву эпохи застоя.
Научный комментарий, к примеру, к томам «Литературного наследства», набранный мелким шрифтом, нередко тоже давал тот глоток свободы, которого все так ждали.
Особый статус был у жанра рецензии. То ли из-за своей периферийности (литературные генералы писали статьи), то ли по недосмотру цензуры и либеральности редакторов в них «разрешалось» чуточку больше. Журналы эпохи застоя, в том числе «Вопросы литературы», читались с конца – с раздела рецензий. Как раз словарь русских литературоведов должен показать все многообразие науки о слове в советскую эпоху, хочется повторить, несводимую к официозу.
Но, говоря о «железном» XX веке, не стоит забывать о других его периодах – хотя бы серебряном. Правда, возникает необходимость как-то назвать литературный период конца XX века – начиная с эпохи горбачевской «гласности», перестройки. Конечно, он был подготовлен хрущевской «оттепелью», брежневским «застоем», когда были ослаблены некоторые идеологические «гайки», но для литературы и тесно связанного с ним литературоведения это был чрезвычайно значимый период, который, уж точно, не повторится никогда. То был последний по времени взлет (кто знает, не последний ли?) беспрецедентного интереса, не будет преувеличением сказать, народа к литературе и заодно к литературоведению. Не только художественные произведения, но и труды филологов были востребованы, издавались значительными тиражами. Вполне возможно, что с дистанции времени (не сейчас, а позже) конец XX – начала XXI веков в России назовут платиновым. В России не было за всю ее историю такой ситуации, когда литература и тесно связанное с ней литературоведение обрели после отмены цензуры свободу, были открыты идеологические шлюзы, и мощно хлынули потоки задержанной, потаенной – ее еще называют «пропущенной» – литературы, там- и самиздата, наконец, новейшей литературы 1980 – 1990-х годов, еще не до конца оцененной по своей художественной значимости. И это касается опять же не только литературы, но и литературоведения. Начался диалог отечественного литературоведения с западным. Веха здесь – выход под редакцией Г.К. Косикова книги: Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика.
М., 1989. Буквально за несколько лет русское литературоведение ассимилировало понятийный аппарат постструктурализма и других новейших школ: «дискурс», «интертекст», «архетип», «актор» и другие термины обрели «русский» контекст. Не менее впечатляющие явления: стремительное возрождение отечественного неофрейдизма (правда, нашумевшая статья живущего ныне на Западе И.П. Смирнова «Кастрационный комплекс у Пушкина» появилась в зарубежном издании), взлет неомифологической школы во главе с Е.М. Мелетинским, становление и, казалось, победа, но мнимая в русской литературе и литературоведении постмодернизма.
«Вернулись» литературоведы и критики русского серебряного века, ученые-филологи, репрессированные в сталинские годы, представители русского зарубежья. То была счастливая эпоха, во многом противоречивая (взять, к примеру, судьбы народов, их культур на постсоветском пространстве), но благодатная для словесности и науки о ней. Пишущий и читающий существовали почти в идиллической связке: публикация в журнале с миллионным тиражом – и наутро автор становится знаменитым. Идиллия, как правило, обречена на печальный исход, но это – конец литературоцентричности в России – произошло потом. Тогда же литература и литературоведение совершили невиданный доселе скачок в своем развитии.
По-иному бытовало литературоведение в конце XX – начале XXI веков. Это время особое: литературоведческая мысль уже пережила существенное обновление, наступила пора спокойного ее течения. Мы на пороге нового статуса науки о слове (и самой литературы) в условиях, когда сосуществуют, и довольно мирно, самые разные школы. При этом у каждой из них свой круг авторов и свой круг читателей. Может быть, мы возвращаемся, но на новом витке, к синтетическому7 литературоведению, когда в диалоге разных школ и направлений произойдет познание неисчерпаемой сущности текста. На этот и многие другие вопросы даст ответы задуманный нами словарь «Русские литературоведы XX века».
О.А. Клинг Выше отмечалось, что таковым по своей природе оно было у больших ученых XX века. Первая же попытка приближения к синтетическому литературоведению принадлежит русским символистам (В. Брюсов, Вяч. Иванов, особенно ярко это проявилось у Андрея Белого).
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ РАЗРАБОТКИ СЛОВАРЯ РУССКИХ ЛИТЕРАТУРОВЕДОВ ХХ ВЕКА Научный интерес к жанру биографии литературоведа в нашей стране чрезвычайно низок по сравнению с жизнеописаниями не гуманитариев. Такова тенденция. Еще в советское время (для примера возьмем период с 1961 до 1974 года) в серии «Научно-биографическая литература» Академии наук СССР «жизни и деятельности ученых энциклопедистов посвящено 7 книг, математиков – 15, физиков – 18, астрономов – 8, химиков – 30, биологов – 47, геологов – 10, географов – 16, медиков – 2, техников – 45»9. В большинстве случаев – завидные для филологов цифры.
Формы воплощения биографий ученых весьма разнообразны:
от научных монографий до художественных произведений. От уровня разработки конкретных принципов и методов исследования личности и деятельности ученого зависит успех любой из них. Но поскольку количество биографий гуманитариев (особенно литературоведов) невелико, то и методология их создания не разрабатывается на должном уровне.
Важным шагом на пути к решению этой проблемы на научной основе может стать создание словаря русских литературоведов ХХ века. Необходимость академического издания такого типа обусловлена и другими причинами. Прежде всего – потребностью в современной, освобожденной от идеологического налета оценки индивидуального вклада исследователей в развитие литературоведения прошлого столетия. Ее отсутствие оставляет в несправедливом забвении труды многих ученых и не позволяет представить картину научной жизни в относительной полноте и очевидной сложности. Во-вторых, систематическое изучение накопленного в ХХ веке знания поможет глубже понять и уточнить содержание и предмет литературоведения как развивающейся научной дисциплины, смысл ее категорий, или «ключевых слов» (по определению А.В. Михайлова), место среди родственных наук и в При написании этой главы мы не могли не учитывать опыт другой работы:
№ 48. С. 97 – 112.
Соколовская З.К. Научно-биографическая серия Академии наук СССР // Человек науки. М., 1974. С. 385.
культуре в целом. Осмысление и переоценка литературоведческого наследия необходимы для преодоления сложившегося в отечественных условиях теоретического и методологического кризиса, связанного, как известно, с отсутствием новых идей10. «…В предшествующие годы, – пишет современный теоретик литературы, – произошла определенная девальвация концептуального литературоведения». При этом хочется верить, что интерес к истории литературоведения не продиктован предчувствием ее конца.
Создание Словаря имеет также науковедческую значимость, поскольку «биографии ученых представляют собой ту самую коллекцию уникальных случаев, изучив которые можно, наконец, составить адекватное представление о научном мышлении, его генезисе и динамике в естественных условиях реальной жизни человека»12.
*** Для издания, посвященного исследователям литературы ХХ века, слово «литературовед» подходит как нельзя лучше, поскольку именно в прошлом столетии оно упрочилось в русской речевой практике. При этом задача составителя словника осложняется препятствием, о котором в беседе с Т.А. Касаткиной рассуждала И.Б. Роднянская: «…чуть ли не всякий, кто занимается тем, что это слово должно покрывать, боится его, как чумной заразы, и в разных справках о себе старается писать что угодно: филолог, историк литературы, культуролог (хотя культуролог – тоже слово неважное).
Но только не литературовед. За этим, видимо, стоит некое не до конца вербализованное ощущение, что это искусственное слово или безмерно широко, или вообще ничего не означает. Или – слишком много, или – ничего»13. Кто же, в таком случае, должен составить словарь русских литературоведов ХХ века?
Во-первых, ученые-филологи, научная деятельность которых была сосредоточена на изучении художественной литературы и всем, См. об этом блок материалов: Филология: кризис идей? // Знамя. 2005. № 1.
Клинг О.А. Влияние символизма на постсимволистскую поэзию в России 1910-х годов: проблемы поэтики. М., 2010. С. 33.
Мошкова Г.Ю. Научное исследование в контексте жизненного пути ученого // Философия науки. Вып. 9: Эволюция творческого мышления. М., 2003. С. 253.
Роднянская И.Б. Движение литературы. В 2 т. Т. 1. М., 2006. С. 7.
что с ней связано14. Это самая большая группа исследователей, в которую войдут некоторые лингвисты (В.В. Виноградов, Г.О. Винокур, Б.А. Ларин, А.А. Шахматов, Р.О. Якобсон и др.), историки и теоретики литературы, фольклористы (В.П. Адрианова Перетц, М.К. Азадовский, М.П. Алексеев, М.М. Бахтин, Н.Я. Берковский, С.М. Бонди, В.Э. Вацуро, М.Л. Гаспаров, Л.Я. Гинзбург, Б.И. Пуришев, Б.В. Томашевский, В.Н. Турбин, Б.М. Эйхенбаум, Б.И. Ярхо и др. – остов словника), библиографы и книговеды (В.Я. Адарюков, А.В. Мезьер, К.Д. Муратова, А.Г. Фомин и др.). Во-вторых, литераторы, размышлявшие о природе художественного творчества и анализировавшие произведения не только современных для них авторов15. Это писатели (А.А. Ахматова, Т.А. Бек, Андрей Белый, В.Я. Брюсов, В.А. Каверин, Максим Горький, К.И. Чуковский и др.), критики, обращавшиеся не только к текущему литературному процессу (А.Л. Волынский, А.К. Воронский, Д.А. Горбов, А.З. Лежнев и др.), некоторые мыслители, на первый взгляд, далекие от литературоведения, но внесшие в его развитие особый вклад (Н.А. Бердяев, Г.В. Плеханов, В.В. Розанов и др.).
Исходным условием при отборе имен должно стать наличие у литературоведа опубликованных исследований, написанных на русском языке, научно значимых, оригинальных или типичных для своего времени.
Нуждается в комментарии вопрос о временных границах словаря русских литературоведов ХХ века. В целом эти границы соответствуют календарному веку, но поскольку, по точному замечанию С.А. Венгерова, «хронология формальная и хронология действительно цельных исторических и литературных полос редко «Литературоведению, – пишет В.Е. Хализев, – подведомственны не только словесно-художественные произведения как таковые, но и многое другое: 1) процессы творческой деятельности писателей и их биографии;
2) сфера восприятия литературы читателями;
3) разного рода литературные общности – жанры или национальные литературы, литературные эпохи;
всемирная литература как таковая или эволюция художественных форм и творческих принципов и т.п.» (Хализев В.Е. О составе литературоведения и специфике его методологии // Наука о литературе в ХХ веке: (История, методология, литературный процесс): Сб. ст. М., 2001. С. 8 – 9.
В данном случае мы исходим из сложившейся традиции относить текущий литературный процесс к предмету литературной критики как дисциплины, имеющей дело с «незавершенными» явлениями. Несмотря на уязвимость, такая позиция позволяет более четко сформировать словник.
совпадают»16, то их необходимо расширить. Правомерно было бы включать в словник преимущественно тех, чья литературоведческая деятельность прочно ассоциируется с ХХ веком, хотя могла начаться в последней четверти XIX столетия, и завершилась до 2010 года (за редкими исключениями). Таким образом, будет соблюден и «этический императив» научного исследования – «о здравствующих ни слова».
Отдельно следует оговорить отсутствие географических барьеров для включения в словарь эмигрантов-литературоведов (Г.В. Адамович, Ю.И. Айхенвальд, Н.М. Бахтин, П.Л. Вайль, М.Л. Гофман, К.В. Мочульский, Н.А. Оцуп и др.).
*** Не менее важной, чем состав словника, является проблема структуры и содержания словарной статьи. По сути, ее решение сводится к размышлениям над жанром биографии ученого, ибо костяк словаря должны составить профессиональные филологи. При этом включение в словник литераторов не выглядит нарушением «канона», ибо близость двух жанров (биографии ученого и биографии писателя) подтверждается даже поверхностным сравнением.
Истоки жанра биографии ученого, так же как и писателя, восходят к античности. «По существу, – пишет В.Я. Френкель, – диалоги Платона являются не чем иным, как научной биографией Сократа;
Воспоминания о Сократе написал его ученик Ксенофонт.
Демокриту принадлежит не дошедшая до нас, но многократно упоминаемая в древних источниках биография Пифагора»17. Конечно, с «научностью» диалогов Платона можно с легкостью поспорить. Но интерес к биографии ученого (а применительно к античности точнее сказать – философа) имеет древнее происхождение. Кроме того, первые отечественные биографические словари, во многом способствовавшие появлению научных жизнеописаний, были посвящены как писателям, так и ученым. Об этом красноречиво свидетельствует не только содержание, но и заглавие некоторых из них: «Справочный словарь о русских писателях и ученых, умерших в XVIII и XIX столетиях…» (Г.Н. Геннади), «Критико-биографический словарь русских писателей и ученых (от начала русской образованности до наших дней)» (С.А. Венгеров), «Краткий Русская литература ХХ века (1890 – 1910). В 2 кн. Кн. 1. М., 2000. С. 19.
Френкель В.Я. О жанре биографии ученых // Человек науки. С. 109.
биографический словарь ученых и писателей Полтавской губернии с половины XVIII века. С портретами» (И.Ф. Павловский), «Саратовцы – писатели и ученые (Материалы для биобиблиографического словаря» (С.Д. Соколов).
Сходство этим не ограничивается. «Хотя, – полагает Б.С. Мейлах (к суждениям которого на эту тему имеет смысл прислушаться), – типы биографий ученых и писателей имеют каждый свою специфику, зависящую от особенностей научной и литературно художественной деятельности, все же существуют общие методологические проблемы биографического жанра. Опыт биографий писателей должен быть учтен и при обсуждении путей воссоздания жизни и творчества ученого…»18 Речь здесь идет о нескольких скрепах, объединяющих два жанра.
Авторы биографий ученого и писателя имеют дело с однотипными источниками (эпистолярия, дневники, автобиографии, документы эпохи), которые требуют поиска, отбора, то есть профессиональной критики и проверки на прочность, обработки.
Сталкиваясь с нехваткой достоверных материалов, при реконструкции «белых пятен», любой биограф вынужден обращаться за помощью к интуиции, выбирая между научным домыслом и художественным вымыслом. «В биографической реконструкции, – пишет М.Г. Ярошевский, – в особенности касающейся психологического мира героя, зачастую закрытого не только для других, но и для него самого, биограф вынужден вращаться в сфере домысла, который, однако, не следует отождествлять с художественным вымыслом»19. «В домысле – логичном, разумном, психологически обоснованном, – продолжает эту же мысль Е.М. Кляус, – нет ничего одиозного. Ведь существует же в арсенале ученых научный домысел! Почему не должно быть домысла в работе историка науки?! Конечно, домысел не вопреки достоверным фактам, а только там, где их недостает, где нет иного пути к установлению истины;
домысел, способствующий воссозданию психологически достоверного облика ученого и неких предполагаемых ситуаций»20. Рассуждая о биографии писателя, Г.О. Винокур утверждал, что «словесная экспрессия служит поводом Мейлах Б.С. Биография как методологическая проблема // Человек науки. С. 8.
Ярошевский М.Г. Биография ученого как науковедческая проблема // Человек науки. С. 24.
Кляус Е.М. Психологическая деталь в научной биографии // Человек науки.
С. 208 – 209.
для возникновения биографических интересов, поскольку она является симптомом или признаком личных авторских переживаний и поведения»21. Несмотря на широко декларируемую унифицированность языка науки, высказанная Г.О. Винокуром мысль может быть применима и к биографиям выдающихся ученых, труды которых «безусловно, носят отпечаток стилевой индивидуальности»22.
Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить научный стиль работ М.М. Бахтина, Н.Я. Берковского, С.С. Аверинцева. Еще одно связующее звено двух жанров – мифы, которыми обрастают как писатели, так и ученые. По верному замечанию Б.Г. Володина:
«Человек, отважившийся приняться за серьезное биографическое сочинение, – равно науковед или писатель – почти неминуемо сталкивается с необходимостью разрушать мифы, возникающие вокруг знаменитых людей с закономерностью, которая красочно определена еще достославным Антоном Антоновичем Сквозник Дмухановским: …только где-нибудь поставь какой-нибудь памятник или просто забор – черт их знает, откудова и нанесут всякой дряни!..»23. В данном случае мифы не следует смешивать с легендами, стоящими в одном ряду с историческими анекдотами, которые имеют безусловную биографическую ценность. С общими трудностями биографы писателей и ученых сталкиваются не только в упомянутых случаях, но также при интерпретации самых разных фактов и включении творческого наследия «героя» в канву жизнеописания. «К тому же, – писал один из исследователей в 1970-е годы, – если исходить из современного понимания творчества как системы (в соответствии с общей теорией систем), то научное и художественное творчество можно рассматривать как подсистемы, объединяемые универсальными законами творческого мышления (что, конечно, не должно вести к игнорированию своеобразия каждой из подсистем)»24. На этом своеобразии имеет смысл остановиться.
В глазах ученого-биографа творческая личность писателя не едина «на бытовом и сверхбытовом уровнях»25, если учесть принятое Винокур Г.О. Биография и культура // Он же. Биография и культура.
Русское сценическое произношение. М., 1997. С. 13.
Кирсанов В.С. О критериях подхода к биографии творческой личности // Человек науки. С. 93.
Володин Б. Мифы и документы // Человек науки. С. 125.
Мейлах Б.С. Биография как методологическая проблема // Человек науки. С. 9.
См. об этом подробно: Холиков А.А. Биография писателя как жанр: Учебное пособие. М., 2010. С. 86 – 88. Вкратце напомню, что бытовой уровень в литературоведении обособление автора как реального лица от автора в художественном произведении. Об этой двойственности натуры свидетельствуют и сами писатели. Вспомним хрестоматийные строки А.С. Пушкина: «Пока не требует поэта / К священной жертве Аполлон, / В заботах суетного света / Он малодушно погружен;
/ … / Но лишь божественный глагол / До слуха чуткого коснется, / Душа поэта встрепенется, / Как пробудившийся орел»26. Особенность творческой личности ученого другая. «Если только ученый, – пишет Г.Ю. Мошкова, – не страдает раздвоением личности, то во всех своих проявлениях он действует и воспринимает себя как единая и неделимая, целостная личность, внутри которой нет барьера между Я – ученый и Я – человек»27. При всем этом писатель, выступающий в роли литературоведа (равно как и критик), мало чем отличается от ученого, тем более – гуманитария, деятельность которого не менее индивидуализирована, чем художественное творчество. Типические черты выступают в ней не столь отчетливо, как в трудах представителей точных наук. Так, мы не сомневаемся в возможности дублирования результатов работы двух незнакомых друг с другом физиков, но с трудом представляем два абсолютно идентичных разбора стихотворения (если это не плагиат). Иначе говоря, в своей индивидуальности работа гуманитария сродни художественному творчеству. Наконец, творческая личность писателя в глазах биографа может быть так же едина, как личность ученого, если она исследуется на «сущностном» уровне, когда главным становится принцип «писатель – это его стиль». При этом личность представлена во всех своих текстах независимо от их жанровой принадлежности, а важнейшим показателем ее проявления становится не всегда сознательная повторяемость на лексическом, синтаксическом, подразумевает изучение биографических фактов в отрыве от творческой деятельности личности, а на сверхбытовом уровне биограф исследует жизнь писателя в ее отношении к творчеству.
Хотя высказывания писателей в данном случае не самый надежный аргумент. Пушкинскому взгляду можно противопоставить тезис В.Я. Брюсова: «Нет особых мигов, когда поэт становится поэтом: он или всегда поэт, или никогда. И душа не должна ждать божественного глагола, чтобы встрепенуться, как пробудившийся орел. Этот орел должен смотреть на мир вечно бессонными глазами» (Брюсов В.Я. Священная жертва // Он же.
Собрание сочинений: В 7 т. Т. 6. М., 1975. С. 99).
Мошкова Г.Ю. Научное исследование в контексте жизненного пути ученого // Философия науки. Вып. 9: Эволюция творческого мышления. С. 252.
композиционном, образном и смысловом уровнях. Кроме того, в стиле обнаруживается индивидуальность творческой личности – неповторимое своеобразие на уровне текста.
*** Словарь русских литературоведов ХХ века не должен ограничиваться только справочной функцией и предоставлять читателю «сухую» фактологию с кратким пересказом первостепенных научных трудов. В этой связи будет нелишним напомнить замечание Д.С. Лихачева: «Бессилие литературоведения ярко сказывается в анализе литературного произведения путем пересказа – более или менее подробного». И далее: «Пересказ всегда искажение, упрощение и оскучнение»28. Эту мысль можно распространить на научное творчество. Следовательно, встает вопрос о теоретико методологических принципах написания словарной статьи. Чтобы приблизиться к ответу на него, сосредоточимся на жанре биографии литературоведа в его специфике и перечислим основные проблемные «узлы», связанные со структурой повествования, задачами, реализуемыми в тексте, а также источниками жизнеописания.
Начнем со структуры. Биография литературоведа слагается из ряда обязательных элементов, к которым относятся: характеристика основных этапов жизненного пути и исследовательской деятельности, повествование об эпохе и ближайшем окружении как факторах влияния на творческую личность. Это ядро. В тесных рамках словарной статьи может быть реализована трехчастная композиция, которая предполагает: 1) наличие кратких биографических сведений (даты и места рождения/смерти, происхождение, образование, начало, основные этапы и конец служебной деятельности, прижизненные первые публикации литературоведческих трудов, и некоторые другие), выстроенных в прямой хронологической последовательности;
2) аналитический обзор литературоведческой деятельности, подтверждающий ее индивидуальность и/или типичность, с выделением основных терминов и понятий (что позволит, благодаря составлению указателя терминов и понятий, проследить историю их функционирования и реального применения в ХХ веке, не написанную до сих пор, но крайне необходимую);
3) библиографию трудов литературоведа и – о нем, приобретающую особую ценность в Лихачев Д.С. Заметки и наблюдения: Из записных книжек разных лет. Л., 1989. С. 175 – 176.
Структура повествования обнажает задачи, стоящие перед биографом и помогающие ему достигнуть главной цели – понять и объяснить «героя» жизнеописания. По мнению одного из исследователей, «деятельность и индивидуальность ученого (в нашем случае – литературоведа – А.Х.) могут быть адекватно объяснены лишь в системе трех координат: предметно-логической, социально исторической, личностно-психологической»29.
Для биографа, пишет М.Г. Ярошевский, «нет более высокой цели, чем объяснить, каким образом логика развития науки определяет поведение конкретной личности, в какой форме она, эта логика, будучи независимой от сознания и воли отдельных лиц, покоряет их сознание и волю, становится их жизненным импульсом и отправлением»30. Об этом же писал М.М. Бахтин: «Работая над любой книгой, важно усвоить не только содержащиеся в ней факты и готовые положения науки, но и методы, с помощью которых они найдены, установлены, доказаны. Надо овладеть самой логикой науки»31.
Несмотря на то, что в центре биографии должен находиться только главный «герой», невозможно создать полноценное жизнеописание литературоведа, даже в форме словарной статьи, вне контекста судеб научного или литературного сообщества. Большое внимание необходимо уделять влиянию общеисторических и социальных факторов на личность литературоведа и его ближайшее окружение. В идеале такое жизнеописание, хотя и в сжатом виде, «может служить источником ценной науковедческой информации»32, относящейся к развитию науки о литературе. Не будет преувеличением сказать, что биография отдельного литературоведа – это история литературоведения.
Освещение деятельности литературоведа в связи с социально историческими обстоятельствами и движением науки не отменяет Ярошевский М.Г. Биография ученого как науковедческая проблема // Человек науки. С. 29.
Там же. С. 33.
Бахтин М.М. Некоторые замечания // М.М. Бахтин: Эстетическое наследие и современность. Ч. 1. Саранск, 1992. С. 18.
Быков Г.В. Свет и тени в научной биографии // Человек науки. С. 68.
проблему изучения его индивидуального своеобразия. Вот почему одной из главных задач остается характеристика «творческой лаборатории» исследователя.
Решение этой задачи эквивалентно созданию сюжета художественного произведения. Перед биографом, для кого бы он ни писал, стоит цель хотя бы частично отразить внутренний мир ученого (его мировоззренческие установки) и проникнуть в психологию научной деятельности.
Поскольку труды выдающихся ученых, равно как литераторов, несут в себе отпечаток стилевой индивидуальности, то одной из установок биографа может быть их лингвистическое исследование. А чтобы полнее показать духовное содержание личности литературоведа, необходимо глубокое изучение его эстетического мира, выявление художественных (не только научных!) пристрастий и наклонностей.
Отвечая на многочисленные вопросы, биограф задает новые. А это, в свою очередь, так же как и указание направлений возможных исследований, дает биографии полное право называться научной, находящейся в русле той эпистемологической традиции, основной принцип которой сформулировал Ю.М. Лотман: «Литературоведение учится спрашивать – прежде оно спешило отвечать»33 – но фундамент заложил А.Н. Веселовский: «Полезно выставить и новые les pourquoi, потому что неизведанного много, и оно часто идет за решенное, понятное само собою, как будто все мы условились хотя бы относительно, например, того, что такое романтизм и классицизм, натурализм и реализм, что такое возрождение и т.п.»34.
Еще одна задача, без решения которой не обойтись биографу, – изучение мотивации тех или иных поступков, в которых творческая личность проявляется. По словам Г.Ю. Мошковой, «необходимо ответить на вопрос не только что и как происходило в жизни человека, но и почему это происходило»35. Возникающая при этом проблема этической оценки того или иного поступка должна решаться биографом предельно корректно. Для реализации этой задачи Г.Ю. Мошкова предлагает схему анализа ключевых событий Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Структура стиха. Л., 1972. С. 6.
Веселовский А.Н. Из введения в историческую поэтику. Вопросы и ответы // Он же. Избранное: Историческая поэтика. М., 2006. С. 58.
Мошкова Г.Ю. Научное исследование в контексте жизненного пути ученого // Философия науки. Вып. 9: Эволюция творческого мышления. С. 259.
жизненного пути ученого, которую можно применить к литературоведам: «…1) фактология события, то есть – что именно произошло;
2) психологическая сущность альтернатив, из которых проводится выбор (если таковой имелся);
3) борьба мотивов и мотивация выбора;
4) фактические и психологические последствия данного события»36.
Последнее, на чем следует кратко остановиться, – проблема источников, приобретающая значимость для разграничения достоверного и невероятного в биографии литературоведа. В данном случае необходимо принимать во внимание время возникновения источника (до или после смерти литературоведа), характер (устный или письменный) и авторство (биограф, литературовед или другое лицо). Согласно концепции Б.М. Кедрова, наибольшей степенью достоверности будет обладать источник, непосредственно относящийся к интересующему нас времени, исходящий от самого литературоведа и носящий письменный характер, а наименьшей – источник, отдаленный во времени от описываемого события, исходящий от других лиц и носящий устный характер37. В то же время, смею добавить, наибольшую ценность для написания словарной статьи представляют архивные и труднодоступные материалы.
Задачи непростые, но решаемые усилиями биографов литературоведов, обладающих талантами настойчивых исследователей и одновременно – популяризаторов, способных писать о сложных научных проблемах в доступной форме. В результате следования перечисленным теоретическим принципам (список которых нельзя назвать закрытым) должен получиться словарь, цель которого – представить специалисту (и не только) краткую систематизированную информацию о русских литературоведах ХХ века с современным анализом их деятельности. Такой словарь не сможет претендовать на исчерпывающую полноту охвата имен, но будет необходимым вкладом в изучение науки о литературе ушедшего столетия.
А.А. Холиков Там же. С. 260.
Кедров Б.М. Достоверное и недостоверное, вероятное и невероятное в биографии ученых // Человек науки. С. 63.
СЛОВНИК Составитель – А.А. Холиков, при участии В.И. Масловского.
Словник составлен в соответствии с изложенными теоретико-методологическими принципами. Разделение имен на три группы (ученые, литераторы, эмигранты) носит условный характер и предпринято для удобства работы с материалом. При издании словаря все имена будут расположены подряд по алфавиту. Словник насчитывает чуть более 1000 имен и имеет открытый характер, допускающий внесение изменений. Авторы проспекта будут благодарны за высказанные замечания, уточнения и пожелания, которые можно отправлять по адресу: [email protected].
Результаты этапа: Основным результатом выполнения проекта явилась разработка аналитического биобиблиографического словаря «Русские литературоведы ХХ века». Его актуальность для науки о литературе обусловлена рядом причин. Прежде всего – потребностью в современной, освобожденной от идеологического налета оценки индивидуального вклада исследователей в развитие литературоведения прошлого столетия. Ее отсутствие оставляло в несправедливом забвении труды многих ученых и не позволяло представить картину научной жизни в относительной полноте и очевидной сложности. Во-вторых, систематическое изучение накопленного в ХХ веке знания помогло глубже понять и уточнить содержание и предмет литературоведения как развивающейся научной дисциплины, смысл ее категорий, или «ключевых слов» (по определению А.В. Михайлова), место среди родственных наук и в культуре в целом. Осмысление и переоценка литературоведческого наследия также необходимы для преодоления сложившегося в отечественных условиях теоретического и методологического кризиса, связанного, как известно, с отсутствием новых идей. Кроме того, создание словаря имеет науковедческую значимость, поскольку биографии ученых представляют “коллекцию уникальных случаев”, изучив которые можно составить адекватное представление о гуманитарном мышлении. Наконец, словарь может стать важным шагом на пути к разработке методологии создания биографий ученых-литературоведов. Для того чтобы выделить из широкого спектра литературоведческой проблематики вопросы, касающиеся разработки словаря «Русские литературоведы ХХ века», и подготовить в дальнейшем словарные статьи, на базе кафедры теории литературы филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова была организована и проведена международная научная конференция «Русское литературоведение XX века: имена, школы, концепции», которая собрала около 100 участников из 5 стран мира и 22 российских городов. Большой интерес вызвало пленарное заседание, на котором встретились представители самых разных литературоведческих школ Москвы (МГУ, ИМЛИ РАН, РГГУ), Санкт-Петербурга, Казани, Саранска. Профессор О.А. Клинг в докладе «Литературоведение ХХ века как социокультурное явление» подчеркнул, что «совершенно неправомерно, говоря о советском периоде литературоведения, всех мазать одной краской», и предположил, что беспрецедентную ситуацию в науке о литературе конца ХХ – начала XXI когда-нибудь назовут платиновым веком: «Это время особое: литературоведческая мысль уже пережила существенное обновление, наступила пора спокойного ее течения. Мы на пороге нового статуса науки о слове (и самой литературы) в условиях, когда сосуществуют, и довольно мирно, самые разные школы. При этом у каждой из них свой круг авторов и свой круг читателей. Может быть, мы возвращаемся, но на новом витке, к синтетическому литературоведению, когда в диалоге разных школ и направлений произойдет познание неисчерпаемой сущности текста». Доцент Л.Я. Воронова рассказала о литературоведении первой половины ХХ века в Казанском университете. Профессор О.Е. Осовский на примере жизнеописаний М.М. Бахтина обратился к жанру биографии литературоведа как объекту литературоведческого исследования. Анализу художественного текста в отечественном литературоведении ХХ века посвятил свое выступление профессор В.И. Тюпа. О русском литературоведении в эпоху господства марксизма-ленинизма говорилось в докладе профессора В.Е. Хализева. На пленарном заседании состоялись выступления о таких разных исследователях литературы, как Б.М. Эйхенбаум (доклад профессора Е.И. Орловой «Б.М. Эйхенбаум как литературный критик»), А.М. Евлахов (доклад профессора Е.А. Тахо-Годи «Забытый предтеча русского формализма»), Е.А. Соловьев-Андреевич (доклад профессора М.В. Михайловой «Как начиналось марксистское литературоведение: венок на могилу Е.А. Соловьева-Андреевича»). Украшением программы стали выступления профессора Б.Ф. Егорова, прокомментировавшего новые материалы о жизни и творчестве Ю.М. Лотмана, члена-корреспондента РАН Н.В. Корниенко, обратившейся к литературоведению в контексте литературной борьбы эпохи нэпа, а также – профессора Ю.В. Манна, поделившегося своими филологическими воспоминаниями о студенческих годах в МГУ. На конференции активно обсуждались вопросы, связанные с наследием прошлого в русском литературоведении ХХ века. Особе внимание было уделено своеобразию отечественного литературоведения, его месту в мировой науке о литературе. Участники посвятили свои выступления не только академическим школам и их признанным лидерам, но и вненаправленческим концепциям, а также – несправедливо забытым исследователям. Работа первой секции была сосредоточена вокруг конкретных имен. Докладчики обратились к литературоведческому наследию С.Д. Кржижановского (Л.В.Чернец), В.Л. Комаровича (О.А. Богданова), Ф.П. Шиллера (А.А. Смирнов), Г.Д. Гачева (А.Г. Гачева), У.Р. Фохта (Л.А. Ходанен), К.И. Чуковского (Ф.А. Ермошин), М.М. Дунаева (Е.Р. Варакина), И.Ф. Анненского (А.В. Домащенко), Л.Д. Громовой-Опульской (Н.И. Бурнашева), А.В. Белинкова (В.Г. Моисеева), И.Ю. Подгаецкой (Е.М. Луценко), А.В. Михайлова (О.В. Никандрова), А.А. Сабурова (Е.Е. Лебедева), Д.С. Лихачева (Е.В. Суровцева), И.А. Ильина (Е.Г. Руднева). Во второй секции можно было выделить три аспекта: саморефлексия литературоведения, новые научные направления, наследие русской литературы в оценке тех или иных литературоведов. В.В. Курилов дал определение «литературоведческой школы», «направления», «течения» и ввел понятие индивидуальной методологической стратегии анализа и интерпретации словесно-художественного произведения. В этом же ключе, но более конкретно, были ориентированы доклады Н.Г. Владимировой («Автор как проблема английской художественной прозы в контексте ее восприятия отечественным литературоведением») и С.Г. Исаева («Понятие выразительности в теоретических исканиях начала ХХ столетия: мистическая и позитивистская проекции») о смене методологических приоритетов в литературоведении ХХ столетия: отказ от гносеологии в пользу онтологии, феноменологии и функциональности. Л.А. Трахтенберг обратился к истории изучения русской смеховой литературы на материале работ И.Е. Забелина, В.П. Адриановой-Перетц, М.М. Бахтина, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского. Дискуссия в советском литературоведении об отношениях между литературной критикой, литературоведением и литературой, а также позднейшие тезисы А.В. Михайлова и С.Г. Бочарова о «литературности» литературоведения сопоставлялись в докладе В.А. Третьякова с развитием соответствующих идей в западной литературной теории второй половины ХХ века. С.М. Телегин представил собственную концепцию мифореставрации, обосновал ее теоретическую базу и указал на отличие от предшествующих теорий. Идеи С.М. Телегина были развиты в докладах Т.А. Алпатовой («Методология русской мифологической школы сегодня: возможности мифореставрации поэтического образа»), Л.М. Ельницкой («Об одном направлении современных мифологических исследований в литературоведении: метод мифореставрации»), Е.Ю. Полтавец («Система терминов в методе мифореставрации»). Д.В. Кобленкова, в свою очередь, охарактеризована отечественную скандинавистику второй половины ХХ века. Доклады третьей секции были связаны с функционированием самых разных концепций в отечественном литературоведении ушедшего столетия. А.Я. Эсалнек размышляла о полифункциональности диалогизма в науке о литературе. А.В. Жданова обратилась к проблеме генезиса терминов «гротескный стиль», «игровой стиль», «нетрадиционный нарратив». В докладе П.П. Ткачевой рассматривалась концепция системы литературных родов И.В. Гуторова (труды которого сегодня представляют библиографическую редкость) с точки зрения процессов самоорганизации в литературе. Л.Н. Рягузова исследовала понятие «второе Средневековье» как культурологический и семиотический концепт в теоретической рефлексии П.М. Бицилли. В выступлении О.И. Плешковой отмечалась связь исторической прозы Ю.Н. Тынянова и теории литературной эволюции ученого, кроме того, утверждалось влияние научных концепций и художественных опытов Ю.Н. Тынянова на развитие современной исторической прозы русского постмодернизма. М.Б. Лоскутникова тоже обратилась к фигуре Ю.Н. Тынянова в свете работы литературоведа над проблемами поэтики. К забытым трудам В.В. Гиппиуса о творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина обратилась Е.Ю. Садовская. Работы уфимского литературоведа Р.Г. Назирова, связанные с изучением творчества А. Пушкина, Н. Гоголя, Ф. Достоевского, А. Чехова, проанализировала Ю.В. Шевчук. Выступление Э.И. Гуткиной было связано с характеристикой разработанной Э.К. Розеновым концепцией «золотого сечения» в поэзии и определением значения исследований ученого для теории лирического творчества. В заключение Э.В. Пугачева проследила трансформацию «вечного образа» Красота в стихотворениях А. Ахматовой. Центральным событием конференции стал круглый стол, посвященный обсуждению проекта словаря «Русские литературоведы ХХ века». Сформулированные А.А. Холиковым основные проблемные узлы и теоретико-методологические принципы будущего издания инициировали выступления экспертов: Б.Ф. Егорова, И.Б. Роднянской, В.Е. Хализева, М.Ю. Эдельштейна, М.В. Михайловой, Е.А. Тахо-Годи, В.И. Масловского, А.А. Смирнова, Л.Я. Вороновой и других участников конференции. Предварительное публичное обсуждение проспекта словаря (Русские литературоведы ХХ века: Проспект словаря / Клинг О.А., Холиков А.А. – М., 2010), на протяжении двух месяцев проходило в рамках другой интернет-конференции. Собранный материал для будущего словаря «Русские литературоведы XX века» беспрецедентен по своему масштабу и охвату имен. Ранее в России выходили словари русских писателей (Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. Т. 1 – 5. М., 1989 – 2007, издание продолжается; Русские писатели XX века. Биографический словарь. М., 2000 и др.), общие (Новый энциклопедический словарь. М., 2000 и др.) и литературные энциклопедии (Литературная энциклопедия: В 11 т. [М.], 1929 – 1939; Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1962 – 1978), справочные издания в жанре «Кто есть кто» (Чупринин С. Новая Россия: мир литературы. Энциклопедический словарь-справочник: В 2 т. М., 2003; Огрызко В.В. Русские писатели: современная эпоха. Лексикон: Эскиз будущей энциклопедии. М., 2004; Кто есть кто в русском литературоведении. Справочник. [В 3 ч.] М., 1991 – 1994), где были статьи лишь о некоторых, самых знаменитых литературоведах либо прозаиках и поэтах, которые наряду с художественным творчеством занимались по большей части критикой, реже – наукой о слове. Участникам проекта удалось сконцентрировать внимание исследователей на самих литературоведах, в том числе малоизвестных и забытых, не только российских и советских, но и представителях русского зарубежья (сведения о которых до сих пор разрозненны и труднодоступны), работавших в ХХ веке и уже ушедших из жизни. Уже на начальном этапе получить следующие результаты: 1) разработана общая научная концепция словаря; 2) сформулированы теоретико-методологические принципы издания; 3) утвержден окончательный словник [Словник составлен в соответствии с изложенными теоретико-методологическими принципами. Разделение имен на три группы (ученые, литераторы, эмигранты) носит условный характер и предпринято для удобства работы с материалом. При издании словаря все имена будут расположены подряд по алфавиту.]; 4) разработаны памятка автору и редактору словарных статей; 5) написаны, отрецензированы и отредактированы типовые статьи [Примеры словарных статей о трех непохожих литературоведах созданы с опорой на сформулированные в проспекте теоретико-методологические принципы. Оформленные в соответствии с «Памяткой автору словарной статьи», эти тексты были призваны помочь будущим авторам Словаря. При этом важно понимать, что типовые статьи представляют не эталонные, а лишь допустимые варианты. Так, статья о Скафтымове в большей степени отличается наличием контекстуальной информации (своеобразных «лирических отступлений»), чем статья об Эйхенбауме. В свою очередь, аналитическая часть статьи о Гершензоне, в отличие от остальных, написана преимущественно в реферативном ключе. Статьи различаются, несмотря на общность теоретико-методологических принципов, что обусловлено индивидуальностью литературоведов – как героев, так и авторов]; 6) заказано 100% словарных статей из утвержденного словника. На заключительном этапе, согласно разработанной общей научной концепции словаря и сформулированным теоретико-методологическим принципам издания, удалось: 1) собрать 500 статей (по оставшимся работа с авторами продолжается); 2) провести экспертизу написанных статей (100% от их общего числа); 3) отредактировать сданные авторами тексты (500 из 500); 4) внести согласованную с авторами правку; 5) привлечь новых авторов для оставшихся словарных статей. Полученные результаты имеют не только эмпирическую, но и теоретическую значимость. Формы воплощения биографий ученых весьма разнообразны: от научных монографий до художественных произведений. От уровня разработки конкретных принципов и методов исследования личности и деятельности ученого зависит успех любой из них. Но поскольку количество биографий гуманитариев (особенно литературоведов) невелико, то и методология их создания прежде не разрабатывалась на должном уровне. Важным шагом на пути к решению этой проблемы на научной основе и стала разработка словаря русских литературоведов ХХ века. В словарь вошли следующие персоналии. Во-первых, ученые-филологи, научная деятельность которых была сосредоточена на изучении художественной литературы и всем, что с ней связано. Это самая большая группа исследователей, в которую войдут некоторые лингвисты (В.В. Виноградов, Г.О. Винокур, Б.А. Ларин, А.А. Шахматов, Р.О. Якобсон и др.), историки и теоретики литературы, фольклористы (В.П. Адрианова-Перетц, М.К. Азадовский, М.П. Алексеев, М.М. Бахтин, Н.Я. Берковский, С.М. Бонди, В.Э. Вацуро, М.Л. Гаспаров, Л.Я. Гинзбург, Б.И. Пуришев, Б.В. Томашевский, В.Н. Турбин, Б.М. Эйхенбаум, Б.И. Ярхо и др. – остов словника), библиографы и книговеды (В.Я. Адарюков, А.В. Мезьер, К.Д. Муратова, А.Г. Фомин и др.). Во-вторых, литераторы, размышлявшие о природе художественного творчества и анализировавшие произведения не только современных для них авторов. Это писатели (А.А. Ахматова, Т.А. Бек, Андрей Белый, В.Я. Брюсов, В.А. Каверин, Максим Горький, К.И. Чуковский и др.), критики, обращавшиеся не только к текущему литературному процессу (А.Л. Волынский, А.К. Воронский, Д.А. Горбов, А.З. Лежнев и др.), некоторые мыслители, на первый взгляд, далекие от литературоведения, но внесшие в его развитие особый вклад (Н.А. Бердяев, Г.В. Плеханов, В.В. Розанов и др.). Исходным условием при отборе имен стало наличие у литературоведа опубликованных исследований, написанных на русском языке, научно значимых, оригинальных или типичных для своего времени. Нуждается в комментарии вопрос о временных границах словаря русских литературоведов ХХ века. В целом эти границы соответствуют календарному веку, но поскольку, по точному замечанию С.А. Венгерова, «хронология формальная и хронология действительно цельных исторических и литературных полос редко совпадают», то их необходимо было расширить. В словник включены преимущественно те, чья литературоведческая деятельность прочно ассоциируется с ХХ веком, хотя могла начаться в последней четверти XIX столетия, и завершилась до 2010 года (за редкими исключениями). Таким образом, соблюден и «этический императив» научного исследования – «о здравствующих ни слова». Отдельно следует оговорить отсутствие географических барьеров для включения в словарь эмигрантов-литературоведов (Г.В. Адамович, Ю.И. Айхенвальд, Н.М. Бахтин, П.Л. Вайль, М.Л. Гофман, К.В. Мочульский, Н.А. Оцуп и др.). Не менее важной, чем состав словника, явилось решение проблема структуры и содержания словарной статьи. Словарь русских литературоведов ХХ века не ограничивается только справочной функцией и предоставляет читателю не только «сухую» фактологию с кратким пересказом первостепенных научных трудов. Следовательно, был решен вопрос о теоретико-методологических принципах написания словарной статьи. Чтобы проиллюстрировать их, сосредоточимся на жанре биографии литературоведа в его специфике и перечислим основные проблемные «узлы», связанные со структурой повествования, задачами, реализуемыми в тексте, а также источниками жизнеописания. Начнем со структуры. Биография литературоведа слагается из ряда обязательных элементов, к которым относятся: характеристика основных этапов жизненного пути и исследовательской деятельности, повествование об эпохе и ближайшем окружении как факторах влияния на творческую личность. Это ядро. В тесных рамках словарной статьи была реализована трехчастная композиция, которая предполагает: 1) наличие кратких биографических сведений (даты и места рождения/смерти, происхождение, образование, начало, основные этапы и конец служебной деятельности, прижизненные первые публикации литературоведческих трудов, и некоторые другие), выстроенных в прямой хронологической последовательности; 2) аналитический обзор литературоведческой деятельности, подтверждающий ее индивидуальность и/или типичность, с выделением основных терминов и понятий (что позволит, благодаря составлению указателя терминов и понятий, проследить историю их функционирования и реального применения в ХХ веке, не написанную до сих пор, но крайне необходимую); 3) библиографию трудов литературоведа и – о нем, приобретающую особую ценность в статьях о «забытых» именах, имеющую рекомендательную функцию и являющуюся взаимодополняющей по отношению ко второй композиционной части. Структура повествования обнажает задачи, стоящие перед биографом и помогающие ему достигнуть главной цели – понять и объяснить «героя» жизнеописания. По мнению М.Г. Ярошевского, «деятельность и индивидуальность ученого могут быть адекватно объяснены лишь в системе трех ―координат: предметно-логической, социально-исторической, личностно-психологической». Последнее, на чем следует кратко остановиться, – проблема источников, приобретающая значимость для разграничения достоверного и невероятного в биографии литературоведа. В данном случае принимались во внимание время возникновения источника (до или после смерти литературоведа), характер (устный или письменный) и авторство (биограф, литературовед или другое лицо). Согласно концепции Б.М. Кедрова, наибольшей степенью достоверности обладает источник, непосредственно относящийся к интересующему нас времени, исходящий от самого литературоведа и носящий письменный характер, а наименьшей – источник, отдаленный во времени от описываемого события, исходящий от других лиц и носящий устный характер. В то же время наибольшую ценность для написания словарной статьи представляли архивные и труднодоступные материалы. В результате следования предлагаемым методам и подходам подготовлены материалы для словаря, цель которого – представить специалисту (и не только) краткую систематизированную информацию о русских литературоведах ХХ века с современным анализом их деятельности. Такой словарь будет самым полным по охвату имен и станет необходимым вкладом в изучение науки о литературе ушедшего столетия. Словарь «Русские литературоведы XX века» стал открытым проектом, участие в котором приняли не только ученые кафедры теории литературы, других кафедр филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, но и авторы из учебных и научных центров России и мира.